Длительность работы пересаженной в Беларуси почки составляет 9-17 лет

Спасение одного человека за счет донорского органа другого благословил когда–то Папа Римский Иоанн Павел II. Понтифик признал: поступок человека, добровольно отдающего после смерти «часть себя» для продления жизни ближнего, равен подвигу Христа. «Такое донорство — ...дело истинной любви», — прозвучало на весь мир 10 лет назад.

У нас эра трансплантации началась с пересадки почки, последней надежды больного с диагнозом почечная недостаточность. Меры экстренной. Радикальной. Всего в Беларуси проведено уже 1.100 таких вмешательств. Первое — 40 лет назад, 11 сентября 1970 года. Тогда научная группа, в которую вошли Вячеслав Мохорт, Владимир Соклаков, Валерий Пилотович, Изаокас Скобеюс и Геннадий Козлов во главе с министром здравоохранения Николаем Савченко, решилась на «операцию последней надежды». Увы, итог ее не был удачным. Но что могли тогда врачи, не имея четкого алгоритма выхода из вероятных форс–мажоров?

«На одном крыле»

«Идея «ремонта» тела человека посредством пересадки органов будоражила воображение не только писателей–фантастов. Медицинская наука тоже искала возможные пути спасения смертельно больных людей. Будучи студентами, мы заинтересовались научными экспериментами по трансплантации, — рассказал «СБ» Изаокас Скобеюс, врач, проведший 400 операций такого рода. — Но тогда было минимум литературы, не хватало элементарных медицинских инструментов. Мы работали буквально голыми руками. Дефицит шовных материалов, отсутствие стандартных перфузионных растворов, контейнеров для хранения почек... Что говорить, тогда многое было «на честном слове, на одном крыле». Начинали очень непросто. Достаточно сказать, что тогда хирурги занимались не только пересадкой органов, но и их забором. Теперь это делают разные бригады врачей, что, безусловно, оправданно».

Жизнь людей с «отключенным фильтром» — больными почками — можно продлить только при помощи гемодиализа. Но 40 лет назад это был аппарат без контроля за состоянием больного. Потому частые осложнения были неминуемы. «Безусловно, если бы не интерес тогдашнего министра здравоохранения Николая Савченко к теме трансплантологии, развитие этой отрасли в Беларуси заморозилось бы еще лет на десять, — признает доктор Скобеюс. — Николай Евсеевич человек был незаурядный. Абсолютно не кабинетный чиновник. А познакомились мы благодаря курьезному случаю. Тогда, будучи студентом 4–го курса мединститута, я, конечно, считал себя «состоявшимся хирургом». Апломба и уверенности хватало. Смотрю: стоит на пороге «эксперименталки» Минского мединститута какой–то человек. Я с возмущением почти кричу ему: «Мужчина, вы что, не видите, идет операция? Что тут делаете? Вы, вообще, кто такой?» А он так скромно в ответ: «Я — Николай Савченко, министр здравоохранения». Признаюсь, в тот момент не знал, куда деться... Спустя четыре года мы уже оперировали вместе».

Малыми шагами

«К триумфу в области трансплантации мы шли очень медленно, — рассказывает Изаокас Андреевич. — Ведь учиться было не у кого, варились в собственном соку. Потом наступил момент, когда поняли, что умеем немало. И когда сегодня я слышу от кого–то, что трансплантация почки — «легкая» операция, возмущаюсь, не могу согласиться. Не бывает легких операций. Говорят, хирург–де привыкает ко всему. Неправда! Когда я оперирую и от напряжения становится мокрой вся спина, это не только физиология, но и большой эмоциональный фактор».

Сегодня Изаокас Андреевич — главный внештатный детский уролог Минздрава, руководитель Республиканского центра детской урологии на базе 2–й детской клинической больницы, где успешно выполняется трансплантация почек детям от родственных доноров. Эту сложную работу проводит завотделением Виталий Дубров и главный внештатный специалист Минздрава по нефрологии и почечно–заместительной терапии, кандидат медицинских наук Олег Калачик. С ним — продолжение темы...

Своя чужая

«С 2006 года мы делаем операции пересадки почки от живых родственных доноров. В 29 случаях почку отдала ребенку мать, в 9 — отец, в двух случаях сестра сестре и еще в двух — брат брату», — приводит статистику Олег Калачик. «Медицинским чудом» можно назвать июльский дебют хирургов РНПЦ трансплантации органов и тканей, когда одновременно была пересажена почка и поджелудочная железа пациентке с почечной недостаточностью и сахарным диабетом I типа. Итог — поразительная реабилитация. Уже в августе женщина собирала урожай на даче. Две другие пациентки после пересадки почки родили здоровых малышей. На очереди еще три планируемые беременности.

«Есть такой показатель — «пятилетняя выживаемость трансплантатов». Еще 15 лет назад из 100 пересаженных почек «рабочими» оставались только 40. Сейчас — 76. Этот успех связывают с появлением новых иммуносупрессивных препаратов, которые после пересадки нужно принимать в течение всей жизни, — поясняет Олег Калачик. — Необходимо это, чтобы организм не отторг «спасительного чужака». Новые средства мягко подавляют активность иммунитета, чтобы он был толерантен к пересаженной почке, но при этом давал отпор вирусам и бактериям. И все–таки вопрос не до конца решен. Длительность работы «своей чужой» почки составляет 9 — 17 лет в зависимости от типа донора. Люди вынуждены возвращаться на диализ и повторно становиться в лист ожидания.

Время ждет

В те годы, когда история трансплантологии в Беларуси только начиналась, совместимость тканей донора и реципиента определялась лишь по группе крови. Сегодня учитывается еще и сочетаемость «особых кодов» — лейкоцитарных антигенов. Таким образом подбирают орган с высокой точностью. «Некоторые хирурги выполняют операцию трансплантации за 1,5 — 2 часа. Но чтобы радикальное лечение имело минимум осложнений, в классическом исполнении проводить его нужно 4,5 — 5 часов, — рассказывает Олег Калачик. — Легендарный хирург, один из известнейших в мире трансплантологов Рон Шапиро (его корни, кстати, идут из Беларуси), проводит операцию ровно столько. У этого человека мне посчастливилось учиться в Питтсбурге. Коллеги считают: техника, которую использует Шапиро, несмотря на ее длительность, лучшая в мире. Потому мы никогда не выполняем операцию с оглядкой на циферблат».

Главная проблема, и не только в Беларуси, по словам врачей, — дефицит донорских органов. Например, в США за последние 5 лет число операций увеличилось на 30 процентов, а нуждающихся — на 250 процентов! У нас в листе ожидания «последней надежды» 450 пациентов, включая 5 детей. В среднем спасительный трансплантат ждут около 3 — 3,5 года, в Америке — 5 — 6 лет. Сколько отмерено жизни после пересадки? В Беларуси есть данные о пациентке, которая была по сути приговорена к смерти диагнозом почечная недостаточность, но благодаря «чужой» почке прожила еще 33 года.

Справка «СБ»

В 2007 году был принят Закон «О внесении изменений и дополнений в Закон Республики Беларусь о трансплантации органов и тканей». Согласно ему у нас существует презумпция согласия. Это подразумевает, что граждане согласны быть донорами априори. Забор органов для трансплантации невозможен, только если человек активно высказал свое несогласие при жизни либо после его смерти близкие люди сообщили врачам, что они против. Нарушение этого принципа подразумевает для медработников уголовную ответственность. Еще один важный нюанс, прописанный в законе. Трансплантологи как люди потенциально заинтересованные в предлагаемом ими методе лечения никогда не участвуют в констатации смерти донора. Последнее слово за консилиумом, который состоит из 6 врачей (в Европе достаточно двоих): врача–реаниматолога, невропатолога или нейрохирурга, заведующего отделением реанимации, судебно–медицинского эксперта (подчиняется Генеральной прокуратуре), врача функциональной диагностики и представителя администрации больницы. Методы ангиографии и электроэнцефалографии позволяют точно установить отсутствие кровоснабжения сосудов головного мозга в сложных случаях (закон признает смерть человека после смерти его мозга). Каждый реаниматолог, безусловно, знает все об этой «точке невозврата».