Рак груди передается по наследству?
Увы, по наследству передаются не только группа крови и цвет глаз: дамокловым мечом, случается, нависают над кроваткой малыша и болезни. Коварные, зловещие. Читаешь иногда письмо–исповедь и видишь одну только обреченность: рак — неизбежность, вариантов нет, ведь уже и бабушка, и мама... В самом деле, о роли наследственности онкологи говорят все чаще, особенно когда дело касается рака молочной железы. С одной стороны, здесь влияние генетики однозначно доказано и лучше всего изучено, ученые знают «в лицо» многие плохие гены. С другой — проблема–то колоссальная. Ежегодно раком молочной железы в мире заболевает более 1 миллиона женщин! В Беларуси — около 3,5 тысячи! И как прикажете действовать их кровным родственницам, которые в конце полного хлопот дня вдруг сядут да задумаются и о своей судьбе тоже? Бежать к маммологу? Клясть судьбу?
«Прежде всего не впадать в уныние, даже если раком молочной железы заболела сестра!» — призывает доктор медицинских наук, профессор Леонид ПУТЫРСКИЙ.
— Для начала давайте разберемся в терминах. Рак груди бывает разным. Спорадическим (то есть приобретенным, когда он возникает, например, вследствие травмы), наследственным и «семейным». Вообще семейной предрасположенностью объясняется примерно четвертая часть всех случаев рака молочной железы. Но одно дело «семейный» рак, который зависит от самых разнообразных факторов. Скажем, мама и дочка могут одна за другой заболеть потому, что у них одинаковый стиль жизни: на работе сплошная нервотрепка, питаться в семье принято жирной пищей, двигаются мало, отсюда — полнота, гормональные нарушения, которые часто выступают катализатором злокачественных новообразований. Или рядом с домом располагается вредное производство. Описан даже случай, когда раком поочередно болели все жители квартиры, — как оказалось, виной тому были бетонные панели, на которые пошел щебень с высокой радиацией. Стоит человеку переехать в другое место или поменять привычный стиль жизни — и семейная угроза отступает. Другое дело — наследственный рак, связанный с мутациями в генах: на его долю приходится 5 — 10 процентов случаев опухолей молочной железы. Эти мутации передаются как по материнской, так и по отцовской линии, но только каждый второй ребенок рискует их получить в наследство.
— А если все же получил?
— Тогда очень высок шанс, что «программа» будет запущена. Считается, что за 90 — 92 процента наследственного рака молочной железы отвечают мутации в 13–й (ген ВRСА–2) и в 17–й (ВRСА–1) хромосомах. И если риск заболеть раком груди на протяжении жизни у любой белоруски всего 1 — 2 процента, то у женщины с геном ВRСА–1 — 65 — 80 процентов (плюс еще раком яичников — до 62 процентов), а с геном ВRСА–2 — 45 — 85 и 11 — 23 процентов соответственно. Более того, у мужчин с BRCA–2 угроза рака грудной железы тоже возрастает в 200 (!) раз. Не удивляйтесь, в год у нас выявляется около 30 таких пациентов! Серьезно повышается вероятность рака и предстательной, и поджелудочной железы, и желудка, а также опухолей головы и шеи. Такие зловещие мутации встречаются приблизительно у одного человека из каждых 800 — 1.000. Причем в разных странах — в Исландии, Нидерландах, Швеции, Норвегии, Германии, Испании, — как выясняется, своя картина. А больше всего подвержены этому типу рака евреи ашкеназы. Почему и от чего вообще возникают мутации — науке неизвестно. Точных цифр и «карты» по Беларуси тоже пока нет. Мы еще в начале пути.
— Правда ли, что наследственный рак — более злой?
— Увы. Он возникает раньше — в среднем не в 52 — 53 года, как спорадический, а до 50, даже до сорока. А протекает процесс у молодых более агрессивно.
— Леонид Алексеевич, картина получается невеселая. Почему же вы советуете не паниковать?
— Потому что далеко не для каждой женщины, чья сестра или мама заболела раком молочной железы, угроза настолько реальна. Задуматься нужно, во–первых, если раком молочной железы или яичников уже болели как минимум три женщины в роду, причем одна была моложе 50. Во–вторых, если двое членов семьи до 40 лет перенесли рак молочной железы и (или) рак яичника. В–третьих, если одна и та же родственница болеет и тем и другим видом злокачественной опухоли. И в–четвертых, если рак грудной железы диагностирован у кого–то из мужчин. Вот эти моменты могут навести на мысль, что болезнь наследственная! Тогда я бы посоветовал обратиться к маммологу, пройти генетическое консультирование, есть желание — и генетическое тестирование в РНПЦ онкологии и медицинской радиологии. Но ведь не всякая женщина хочет знать свое будущее!
— У нее может быть свой резон: «Зачем расстраиваться? Все равно с генетикой не поспоришь!»
— Есть несколько вариантов. Например, если женщина родила столько детей, сколько хотела, то обе железы можно удалить и поставить протезы. Не скрою, это не очень популярное решение. Женщины противятся прежде всего по косметическим соображениям. Кроме того, статистика стопроцентной гарантии все равно не дает: 1 — 2 процента пациенток даже после такого радикального шага раком молочной железы заболеют. А ведь не забывайте, что у любой из них есть надежда, что, даже имея ген ВRСА–1, она попадет в те счастливые 15 — 35 процентов, которым недуга удастся избежать! Второй путь — прием антиэстрогена тамоксифена. Это тоже палка о двух концах. Доказано, что он снижает риск рака в другой груди. А вот способен ли он предотвратить болезнь вообще — вопрос, хотя со страху этот препарат стали принимать миллионы американок. Ну и, наконец, третий путь — опять же, если женщина выполнила свою «демографическую программу», удалить яичники после 35 лет. Таким образом, мы рассеиваем сразу две угрозы — и рака яичников, и рака молочной железы. И все же, на мой взгляд, главное — внимательно следить за собой и никогда, как бы ни сложились обстоятельства, не сдаваться!
Справка «СБ»
80 процентов белорусок с раком молочной железы попадают к врачам на 1–й и 2–й стадиях болезни.
Советует доктор ПУТЫРСКИЙ:
Вариант № 1.
У вас все в порядке
Не нашли зловещих BRСА–1 и 2 — это не повод, чтобы вести себя беспечно. Мутация может возникнуть именно в вашем звене. Поэтому...
Раз в месяц, на 6 — 12–й день менструального цикла проводите самообследование молочных желез по следующему алгоритму. Сначала осмотрите форму груди, кожу и соски, затем поднимите руки вверх и осмотрите себя спереди и с каждой стороны. В положении стоя надавите на грудь тремя средними пальцами. Начните осмотр с верхней четверти и продвигайтесь по часовой стрелке. Потом сожмите каждый сосок по отдельности между большим и указательным пальцами: не выделяется ли жидкость? Продолжите обследование в положении лежа — вновь по кругу, каждую четверть по порядку. И, наконец, прощупайте лимфоузлы в области подмышек.
Раз в год вы должны наблюдаться у маммолога, после 40 лет — вдвое чаще. Раз в год молодым женщинам положено делать УЗИ молочной железы, после 45 — раз в полтора года маммографию.
Не преувеличивайте возможности маммографии! В свое время, введя маммографический скрининг, американцы радостно провозгласили: «О’кей, дам можно больше не учить, не пугать, пусть только приходят на ежегодное обследование!» А обнаружилось: не так все просто. Есть особо агрессивные опухоли, которые из ничего за 3 — 4 месяца вырастают до 2 см. И если женщина сама не будет настороже, то... Поэтому ежемесячное самообследование в Америке реабилитировано. А в Беларуси 75 процентов опухолей в груди находят сами женщины. Бывает, и величиной с крошечную горошинку...
Вариант № 2.
У вас нашли плохую мутацию
Если у вас выявлена наследственная предрасположенность, перво–наперво снизьте до минимума значение в своей жизни тех факторов, которые тоже провоцируют рак груди. Иными словами, нужно обязательно бросить курить, злоупотреблять спиртным, выйти замуж и родить первого ребенка в молодом возрасте. Доказано: роды в 20 лет в 1,5 раза снижают опасность.
Маммографическое исследование начинайте делать пораньше — до 35 лет. Можно рекомендовать — после консультации с врачом — магнитно–резонансную томографию начиная с 25 — 30, УЗИ — дважды в год. Так рак, конечно, не удастся предотвратить или отсрочить, но и «поймать» его на самой ранней стадии, когда он лучше всего лечится, — уже большое дело.
Маммолог-онколог в Минске Путырский Леонид Алексеевич |
Маммологи в Минске
Найдено 3 врачей (отображаются 1 - 3)
врач высшей категории, стаж работы с 1995 г.
-
Республиканский клинический медицинский центр (лечкомиссия), Ждановичский с/с 81/5, Минск
(017) 543-44-44 - колл-центр
врач высшей категории, стаж работы с 1998 г.
Занимается разработкой операций на молочной железе с первичной маммопластикой.
врач первой категории, стаж работы с 2008 г.
-
РНПЦ онкологии имени Александрова в Боровлянах, поселок Лесной-2 1, Боровляны
(8017) 265-23-01 (справочное бюро)
Истории излечения от рака: 3 белоруски поняли, почему заболели и смогли вылечиться
Возможно, эти женщины никогда бы даже не встретились, если бы их не объединило одно обстоятельство. Диагноз – "рак". Это то, что меняет жизнь на 180 градусов. Сначала делает слабее. А потом дает мудрость, веру и силы бороться.
Валентина Гринько: "Я пошла в тренажерку – пять дней в неделю по 2,5 часа в день"
В прошлом году за четыре месяца Валентина накатала на велосипеде 1900 километров.
А вот еще цифры, тоже о ней – 25 облучений, 18 химий и 2 операции.
– Мне было тогда 37 лет. С подружкой за компанию пошла к врачу и сделала маммографию – и вот так обнаружили опухоль. Сразу сделали секторальную операцию – удалили часть груди. Потом я еще несколько месяцев ходила к врачу и жаловалась на жжение в одной точке. А он говорил: "Что вы переживаете, у вас там шов".
Но еще одна маммография подтвердила подозрения – снова опухоль.
– Я как раз купила билеты в отпуск. А мне так мягко преподнесли, говорят, вам нужно билеты сдать и готовиться к операции. Я беру направление к врачу, а там написано cancer, и понимаю, что это рак. Пришла домой – слезы катятся. Но потом взяла себя в руки – на следующий день пошла в книжный магазин и купила книги, как пройти химиотерапию и что это такое.
Валентина, шутя, называет себя ходячей однокомнатной квартирой и рассказывает, сколько стоят ампулы, за которые ей пришлось буквально сражаться.
– Около 2300 долларов за одну, а колоть нужно через каждый 21 день в течение года – посчитайте, сколько это. Их не хотели назначать, потому что они за госсчет идут, а это дорого. Я с Боровлянами воевала, потом писала жалобы на больницу. Я всем говорю: информация – это очень важно. Я ведь столько литературы прочитала, изучила протоколы лечения и знала, какие лекарства мне положены. Да, они дорогие. Но это же жизнь, и она моя.
Женщина несколько раз повторяет, что жалеть себя в таких ситуациях нельзя. Нужно бороться и верить.
– Я не люблю, когда меня жалеют, поэтому о моем диагнозе знали только муж, сын, пара подруг и двоюродные сестры. Я работаю продавцом на рынке в Ждановичах и коллегам тоже не говорила. Все эти оханья-аханья только мешают лечению. А я с самого начала настраивалась на позитив и думала о том, что болезнь – это точно не мое, не обо мне, я просто нахожусь в этом теле.
Она улыбается, когда вспоминает то время, когда ходила в платке, как и многие онкобольные после химиотерапии.
– Я была лысая и повязала платок. У меня все спрашивали, и одним я говорила, что собираюсь принять мусульманство, другим – что мне так нравится, вот такой мой очередной заскок. Еще кому-то – что раньше ездила на велосипеде в бейсболке, а теперь вот на платок перешла. А что такого?
Во время химиотерапии у Валентины начались проблемы с сердцем. Ей прописали "бабушкины" лекарства и рекомендовали не перетруждаться.
– А я вычитала, что в моем состоянии полезно заниматься спортом! Не так, чтобы изматывать себя, но чтобы поддерживать тело в тонусе. И я пошла в тренажерку – ходила пять дней в неделю по 2,5 часа в день. А врачам даже говорить боялась, что езжу на велосипеде – на дачу обычно по 30-40 километров. И что бы вы думали – ушла с этих таблеток, сердце нормализовалось.
Три года назад Валентина закончила лечение. Она победила – болезнь ушла.
И Валентина говорит, что, пройдя все испытания, теперь знает, какие внутренние силы есть у человека. А еще поняла, насколько в беде познаются люди. И как важно быть ближе к тем, кому мы дороги, и вовремя попрощаться с теми, кто не несет в нашу жизнь никакого позитива.
– А еще я стала больше любить себя, – смеется она. – Всегда любила, а стала еще больше.
Ирина Харитончик: "Могу с Богом поспорить: что за знаки ты шлешь?"
В руках у Ирины Харитончик цветы – ей подарили их только что на фотовыставке о женщинах, живущих с онкодиагнозом. Она улыбается и смотрит на меня спокойными зелеными глазами.
– Знаете, я прошла хоспис. Боль нельзя было остановить, и лекарства не помогали. Там люди уходят постоянно, но для меня двери хосписа были открыты для жизни. Мой терапевт сразу сказала: "Я тетка вредная и от тебя не отцеплюсь", – и я поняла, что мы подружимся. Они купировали боль, а потом она снизилась. Сейчас звонят мне периодически и спрашивают: "Ты помнишь, что боль нельзя терпеть? Ты ее не терпишь?". Там очень хорошие люди работают.
В декабре 2012 года у Ирины, педагога-психолога Военной академии, обнаружили рак груди. У нее оказался тот самый сломанный ген, получивший известность благодаря Анджелине Джоли. Ирина говорит, что когда услышала диагноз, не испугалась и не удивилась, а даже почувствовала облегчение. Потому что определенность, какая бы она ни была, лучше, чем неведение.
– Я восемь месяцев до этого ходила по врачам. Жаловалась на усталость и дискомфорт в груди. В конце концов, нащупала у себя какое-то образование и пошла в поликлинику, потом к хирургу, гинекологу, онкологам. Мне говорили, не волнуйтесь, это киста, мастопатия.
На тот момент Ирине было 35 лет, и они с мужем планировали третьего ребенка. Врачи обнадеживали: причин откладывать беременность нет.
– Я лечилась, но мне стало еще хуже: были боли, я не могла даже поднять руку, – вспоминает она. – Меня отправили на УЗИ. Я очень хорошо помню тот момент, как врач посмотрел и сказал: "Боже, ну как можно было так затянуть! Беги быстрее, успеешь еще до 31 декабря сделать анализы". Но я уже и так все знала, я слышала свой организм.
Курсы химиотерапии, лучевые операции, радикальная мастэктомия – все это Ирина пережила.
– В итоге у меня разрушился позвоночник, и я не могла ходить. Лежала, но тут мой песик решил умереть, раньше меня занять это место – его укусил клещ. Собаку тошнило, поэтому везти на транспорте его было невозможно. Ну что делать, я встала с кровати, надела корсет, и мы с ним, две горемыки, четыре остановки топали туда и обратно. Он лежит – я сижу. Он встанет – мы идем. Вот так, с горючими слезами. И после этого я стала ходить, хоть и говорили, не дергайся, а вдруг коснется костного мозга, вдруг дальше просядут позвонки. Конечно, это пугает. Но я надела корсет и пошла на работу. Не ради денег, а чтобы чем-то заниматься, не лежать.
Женщина говорит, что ее позитивный склад ума – ее внутренний ресурс, который дает силы бороться с болезнью. Но самое важное – это поддержка родных.
– Я знаю много историй, когда жизнь в семьях разграничивается до и после того, как они узнали о диагнозе. У нас так не было. Я вообще не почувствовала, что что-то во мне стало неполноценным. И если когда-то и были такие мысли, муж мог стукнуть кулаком по столу и сказать: "Что ты такое вообще придумываешь?". Конечно, разные бывают ситуации, ведь мы все время вместе и оба варимся в этом, где-то эмоционально можем истощиться. Но мы знаем, что мы вместе, это такой стержень непоколебимый.
За что человеку дается болезнь? Почему одному, а не другому? Ирина задавала эти вопросы себе не раз.
– Я всегда жила так, как надо. Не ем вредное, люблю кашки и правильное питание, для меня главное - семья и взаимоотношения. Тогда за что все это мне? Я спрашивала себя: почему жизнь не расставляет акценты на твоих добродетелях? Иногда я плачу, ругаюсь, злюсь чаще, чем раньше. Могу с Богом поспорить, что ты за "письма счастья" мне шлешь, я же ничего не понимаю, зачем эти символы?
Но в конечном итоге для себя Ирина ответила на свой же вопрос: она поняла, почему заболела.
– Да, мне кажется, я знаю, откуда это все. Был в моей жизни такой период, когда я долго и много отказывалась от себя истинной. Когда внутри прячешь очень сильное недовольство. Ты отдаешь себя детям, мужу, говоришь себе, что надо работать, строиться, что-то делать для нас всех. Но есть какая-то часть тебя, только твоя, от которой ты отказываешься. Сейчас я поняла, что надо уметь говорить нет, иногда отказать интересам даже самым близким. Это не эгоизм, а сохранение внутри такого личного-личного. Это важно.
Наталья Цыбулько: "Сначала ты думаешь: собственный организм тебя предал, а потом берешь себя в руки"
Наталья Цыбулько говорит, что болезнь пришла к ней совершенно не вовремя. А потом задает вопрос, на который нет ответа: есть ли для этого правильное время?
– Я только устроилась на новую работу. Вообще было не до болезни, хотелось как-то привыкнуть, а тут такое, – рассказывает Наталья и называет дату – 16 августа 2011 года. В этот день ей сделали операцию, а месяцем раньше поставили диагноз – "рак груди".
– Сначала ты думаешь: собственный организм тебя предал – это очень тяжелый удар. Но потом берешь себя в руки, мобилизуешь все силы и начинаешь бороться.
Почему человек заболевает раком? Наталья говорит, что, возможно, это плата за наши поступки.
– У меня были сложные отношения со свекровью. А потом она умерла. Я иногда думаю о том, что многое сейчас бы сделала не так или не сделала вообще. Может, этот диагноз – это плата? Моя болезнь дала мне мудрости, сейчас я чувствую, что изменилась во многом.
Женщина говорит, что у многих онкопациентов "расцарапана душа". Поэтому происходит переоценка ценностей. И важно, что большинство осознают одну простую истину: нужно жить здесь и сейчас.
Наталья, например, наконец, впервые побывала в музыкальном театре. А потом вместе с другими онкопациентами сама стала играть в форум-театре.
– А еще я дальше Беларуси никуда не ездила раньше. Но в прошлом году вместе с подругой отправились в паломническую поездку во Львов. Кажется, это мелочь, но для меня это много значит.
Теперь у женщины новая работа – она воспитатель в гимназии-колледже искусств имени И. Ахремчика, где учатся одаренные дети со всей республики.
– Я получаю огромное удовольствие от того, что делаю. Я люблю детей, у меня положительные эмоции каждый день. И что важно, там коллектив такой семейный, душевный, редко такие отношения между коллегами.
И еще одно, за что Наталья благодарна своей болезни, – друзья, которые сейчас ее окружают.
– Мы должны были, наверное, встретится со всеми этими девчонками, – улыбается она. – Я сразу в палате познакомилась с женщиной, с которой очень подружилась. Мы созваниваемся, встречаемся, очень поддерживаем друг друга. А потом была еще такая история. После первой химии я собралась съездить на несколько дней к маме в Лиду. И встретила в поезде одноклассницу, с которой раньше практически не общалась. А тут наши места – рядом, проговорили 3,5 часа. Теперь мы близкие друг другу люди.
Наталья говорит, что спустя четыре года после диагноза вернулась к обычной жизни. Но тут же делает оговорку: жизни, которая заиграла новыми красками. Болезнь – это испытание, но даже в этом случае нет худа без добра. Оно точно есть, главное – разглядеть его.
Евгения Березюк / Фото: Ольга Шукайло / СМИ