Минские врачи-онкологи возродили хутор под Раковом
Еще недавно это был один из тысяч заброшенных хуторов без шанса на возрождение — просто поросший лесом холм среди колхозных полей. Теперь это родовое поместье семьи минских врачей-онкологов — Валентина и Ирины Дзюбан. У них два гектара земли, свои лес, озеро, сад и огромный дом, из окон которого — вид на синеющую вдали Налибокскую пущу. Журналист REALTY.СМИ побывал у них в гостях, чтобы убедиться: жить можно не только в городе.
Затерянный мир под Раковом
До хутора ехать недолго — от Минска до Ракова и еще немного по гравийке до деревни Юржишки. Потом через поля, по грунтовке, спрятанной в лесополосе. На холме, среди берез и елей, стоит большой красивый деревянный дом.
На въезде нас встречает хозяин хутора Валентин — он как раз заканчивал окашивать поднявшуюся крапиву вдоль дороги. Его супруга радушно угощает нас черными ягодами, название которых мы слышим впервые.
— Это элеутерококк, угощайтесь, — говорит Ирина. — Очень полезные ягоды.
Попробовали — они оказались еще и вкусными.
— Оставляйте машину здесь, пройдемся пешком, покажу свои владения, — говорит Валентин и ведет нас не к дому, а к небольшому озерцу.
Оказывается, освоение заброшенного хутора началось как раз с этого места. В 2005 году здесь были две лужи, их раскопали и облагородили. Озеро теперь пополняют три криницы и даже в засуху уровень воды сильно не изменяется.
— Когда занесли воду на анализ, нас даже спросили, где мы такую чистую воду нашли, — говорит Ирина.
Пока идем вверх к дому, Валентин рассказывает, что хутор появился здесь после столыпинской реформы.
— Здесь до воссоединения Беларуси в 1939 году жили очень крепкие хозяйственники. У них была мельница, маслобойня с ветряным приводом. От всего этого хозяйства мы находим лишь остатки. Те люди, которые здесь жили уже после войны, в хозяйствовании не преуспели и повторили судьбу других хуторян: кто-то просто умер, а кто-то переселился в деревню. Но итог один — хутор опустел.
— Я сам из этих мест, в деревне Пральники рядом с церквушкой сохранилась могила моих прапрадеда и прапрабабушки Янушкевичей. От хутора, где жила моя прабабушка, ничего не осталось: семью выселили в деревню, место перепахали. Только на подробных картах можно еще найти урочище Зуи между Пральниками и Бобровниками.
Когда появилась идея создать родовое поместье, мы объехали в поисках подходящего места всю Минскую область и ничего не нашли. А потом вспомнил про эти места. В деревне живут наши родственники, они подсказали, что рядом за символические деньги продается хутор.
Так 13 лет назад началась хуторская жизнь семьи Дзюбан.
— К этому моменту у нас уже был некий опыт — в 90-е годы мы неожиданно для себя занялись дачным строительством — взяли участок в деревеньке в Узденском районе, построили летний дом. Там мы приобретали и свой первый сельскохозяйственный опыт. И дачу, кстати, мы не продаем, там любят отдыхать дети. Однако мы с женой все же пришли к тому, что нам нужно родовое поместье.
Дом бобыля Лёдзюка
От всего того, что было на хуторе в лучшие годы, новым владельцам осталась лишь старая хатка и несколько хозяйственных построек — все пришлось разобрать.
— Начало строительства нашего дома связано с одной романтической историей, — рассказывает Валентин. — В 80-е годы в деревне возле Нарочи я познакомился с очень интересными людьми, которые всю жизнь прожили на хуторе, — братьями-бобылями Лёдзюком, Брониславом и их мамой Анной.
Один из братьев, лесник Лёдзюк, в молодости был влюблен в девушку из простой семьи. На высоте влюбленности он построил большой дом, планируя создать семью. Когда дело дошло до свадьбы, родители запретили ему жениться. Он послушался их. Потом он так и не женился, а родителям не простил этого запрета. Сам Лёдзюк довольно рано умер, а в этом доме, срубленном к несостоявшейся свадьбе, никто не жил, пустовал все эти годы.
Когда мы начинали строиться, мы вспомнили о нем. Нашли его племянницу, купили и перевезли сруб на свой хутор. Иногда нам кажется, что душа Лёдзюка не упокоена и он живет в этом доме и помогает. Мы его считаем нашим ангелом-хранителем.
— Сруб был в прекрасном состоянии, из нарочанской сосны, напитанной солнцем. Покрывать его искусственными пропитками было бы неправильно и неэкологично. Купили у лесников живицу — ее младший сын Володя варил в чане со скипидаром. Ира большой кистью мазала бревна со всех сторон кипящим составом. Снаружи стены обшили необрезанной сосновой доской внахлест, предварительно покрыв пропитками.
Окна оставили старые, деревянные. Вторые, внутренние рамы — «дубэльты», — поменяли на современные стеклопакеты в деревянных рамах. А «дубэльты» не пропали — теперь они стоят в беседке.
Дом не расширяли, он такой большой и был. Мы его лишь подняли дополнительно на высокий цоколь, сделали жилым второй этаж. На крыше — тяжелая цементно-песчаная черепица. Вместе со стропильной системой она весит около 14 тонн.
На хуторе свой «центральный» водопровод из двух колодцев.
— Мы на горе стоим, поэтому с водой проблема. Один колодец у нас 17 метров, второй — 20. Когда копали их, приходилось закачивать рабочим воздух на глубину. К колодцам проложены трубы, насосы внутри качают воду в дом и баню. Есть еще и третий колодец, его планируем использовать как холодильник.
Лестницы и печи построены руками конструктора Алексея Горбачева
Труднее всего было проложить к хутору электричество: протяженность линии более километра, часть тянули кабелем под землей, остальное — по столбам.
В доме есть все современные удобства. Горячая вода подается из напорного титана на дровах. В системе стоит и проточный электронагреватель на тот случай, когда горячая вода нужна, а в титане еще не нагрелась.
Валентин реализовал много интересных инженерных решений. Самое интересное, конечно, это система отопления. В это трудно поверить, но дом отапливается двумя трехэтажными (!) печами.
— Конструкция печи — из 19-го века, — рассказывает Валентин. — Был такой профессор-доменщик Владимир Грум-Гржимайло. Он знаменит своими промышленными доменными печами, которые до сих пор работают. А еще он подрабатывал тем, что делал проекты трехэтажных печей для состоятельных граждан. Мы повторили эту конструкцию через 140 лет после ее изобретения, и она прекрасно работает.
«Третий этаж» печки
У этой печи только одна топка на цокольном этаже. Вы видели на въезде поленницы из длинных бревен? Это не потому, что нам лень их пилить, а потому, что мы такими топим. Закладываем 4−6 бревен метровой длины, и этого достаточно для одной протопки дома раз в два дня. Кстати, такая конструкция печи позволила реализовать еще одну идею — воздушное отопление. Для этого вокруг топки есть футляр из пустотелого кирпича. От него идут гофры, которые разведены по всему дому. Когда печь топится, из них поступает сухой и теплый воздух по углам дома. Поэтому в доме не бывает сырых углов.
В доме две такие печи, каждая из них обогревает свою часть дома. На каждую из них ушло 3,5 тысячи кирпичей. На первом этаже в кухне у хозяйки есть еще отдельная печь-плита для готовки.
Дом и работа
Самый неоригинальный вопрос, который мог задать горожанин хуторянину, мы все же озвучили: вам не скучно здесь?
— Мы работаем в онкологическом центре в Боровлянах, где каждый день видим больных людей, часто безнадежно… Поэтому хочется приехать домой, окунуться в пруд, смыть с себя все. У нас нет телевизора — нет времени его смотреть. А вот заняться всегда есть чем. Летом это покос. Зимой чистим лес, по выходным я постоянно с бензопилой. Отопительный сезон у нас — 7 месяцев, нужно дрова принести, затопить печи. Так что дело всегда найдется.
А вот хозяйства не держим — из живности у нас только пчелы. Есть небольшой огород для овощей и зелени. Этого нам хватает с избытком: маринуем, закатываем, еще и коллег угощаем.
У нас вокруг хутора нет изгороди. В самом начале мы ее строили из жердей из-за стада коров — они к нам на водопой ходили, топтали все. Теперь коров нет, и забор не нужен. Поэтому к нам под дуб захаживают кабаны, забегают косули, зайцы живут, прогуливается мимо лось. А вот коты не ведутся — лисы их вылавливают быстро.
Валентин и Ирина на хуторе живут постоянно, по утрам ездят на работу — до нее ровно 50 минут. Зимой добираться труднее только после снегопадов. Тогда приходится оставлять машину в деревне и до дома идти пешком.
— Когда зима снежная, мы на лыжах дойдем до машины — сели и поехали на работу. Назад — тоже на лыжах. День-два, и трактора к нам чистят дорогу. Хуже всего весной, когда дорога становится непроездной.
Вопрос преемственности
Время было вечернее, и нам предложили поужинать. На столе: хлеб собственной выпечки на особой закваске, свежее деревенское молоко, картофель, тушенный с грибами, просто грибы маринованные, овощи из собственного огорода. На десерт — вкуснейшая шарлотка с ферментированным иван-чаем вприкуску с медом. За столом спросили у радушных хозяев, кому это все достанется, родовое поместье должно же кому-то передаваться?
— Наверное, кому-то из внуков. У нас трое взрослых детей – Андрей, Ольга и Владимир. Но они хотят строить сами, по собственному разумению.
Во время нашей экскурсии Валентин показывал нам заготовленный строевой лес для старшего сына — массивные бревна ждут своего часа под навесом:
— Правда, когда и где Андрей начнет строительство, неизвестно. Он еще не женился.
Андрей в это время на втором этаже бани реставрирует старую кухню — купил в свою минскую квартиру. Он врач-диагност в отделении позитронной-эмиссионной томографии. И тоже — человек с руками.
— Вопрос преемственности — это самый болезненный вопрос. Никто не знает, поддержат нас дети или нет. Может, мы здесь стараемся, строим, а потом какой-нибудь разворотливый внук возьмет и продаст. И все старания — впустую. Поэтому это еще и вопрос воспитания — что мы передадим, что привьем нашим детям, внукам и правнукам. Вот какая идеологическая база будет заложена, так оно и пойдет дальше. Главное, чтобы не повторилась история предыдущих владельцев этого хутора, состоятельных во всех отношениях людей, которые долго и благополучно жили до того времени, пока к ним не пришли и не сказали уходить.
Если посмотреть на старые карты, то в этих местах хутор на хуторе был. В лесу до сих пор можно найти старые мощеные дороги, которые их когда-то соединяли. Представляете, какой огромный объем работы наши предки делали для нас? Ведь сделать брусчатку — это не асфальт положить, даже представить трудно, сколько времени и сил потрачено на нее. Получается, что люди были уверены, что дети и внуки будут использовать эти дороги, жить здесь. И вы знаете, людей, которые ищут свою землю, таких, вроде нас, становится больше. Наверное, предками была заложена настолько сильная идея, которая, несмотря ни на что, возвращает потомков на свою землю.
Станислав Журавлевич / Фото: Вадим Замировский / REALTY.СМИ