160 работников поликлиники и около 500 родителей просят Минздрав вернуть заведующую филиалом № 4 городской детской поликлиники Гомеля, уволенную после обнаружения мумифицированного трупа трехмесячной девочки

До этого страшного 16 февраля Алена из Гомеля была с детьми в больнице три раза. Один — с дочерью Алиной и два — с сыном Глебом. И все три раза, как потом выяснялось, родительская тревога была излишней: маленьких пациентов выписывали домой в эти же сутки. Поэтому, когда вечером 15 февраля у двухлетнего Глеба поднялась температура, которую удалось быстро сбить, никто о госпитализации, конечно, всерьез не думал. Тем более, что дело было в пятницу, впереди выходные — в больницу ложиться не стоит, знает любая мама со стажем. Но уже рано утром следующего дня малыш был в инфекционном отделении Гомельской областной детской больницы, днем — в реанимации, а потом родителям сообщили самое страшное — «мы не спасли».

С тех пор прошел месяц, и все это время мать и отец умершего ребенка задают бесчисленные вопросы себе, врачам, Богу и, наконец, следователям. Все они — в сослагательном наклонении. А если бы Глеба привезли в больницу раньше? Если бы его забрали в реанимацию прямо из приемного покоя — дежурный педиатр сразу заподозрил менингит? Если бы уже в отделении врач пришел и осмотрел слабеющего на глазах ребенка сразу, а не через два с лишним часа после поступления? Если бы вовремя провели пункцию, дали необходимые лекарства? Ни на один из этих и других вопросов убитые горем родители ответов пока не получили.

«Нас положили в палату инфекционного отделения — и все…»

Обычная пятница. Глеб резвился, играл, веселил домашних, потом обед по расписанию — поел и лег спать. В четыре часа малыш проснулся не в духе и горячий. Алена за градусник — 39,2! Дала жаропонижающее, сына тут же вырвало. Такое уже случалось — на фоне высокой температуры и после неприятного на вкус сиропа детей могло тошнить, а поэтому особого внимания родители этому не придали. Папа сбегал в аптеку за жаропонижающими свечами. Поставили — помогло. Тем не менее, ночь у семьи выдалась тревожной: Глеб вел себя беспокойно, не спал, все время ворочался. К полуночи снова поднялась температура, снова сбили. Алена, зная, как важно не допустить обезвоживания, все время давала сыну воду. В четыре утра мальчик немного повеселел — даже попросил своей любимой каши. Съел три ложки и совсем поник.

— Он был очень вялым, все время лежал с закрытыми глазами, при этом не спал, просто лежал. Решили срочно везти в больницу. Собрались, взяли все необходимое, скорую не вызывали, поехали на своей машине. В 6.20 мы были в приемном покое нашей новой областной больницы на Жарковского. Нас быстро осмотрел дежурный педиатр, ей состояние Глеба не понравилось, она об этом нам постоянно говорила. Говорила: «Ой, ну он совсем как тряпочка, это ненормально».

Дежурный педиатр подозревала сахарную кому — но анализы были в норме. Вызвала узких специалистов, приходили лор, невролог — каждый исключал «свои» болезни.

С самых первых минут и потом, в кабинете, где осматривали ее сына, вспоминает Алена, она слышала слово «менингит». Его, говорит мама, произносила и дежурный педиатр, и «узкие» врачи, что приходили. Все, кроме последнего — реаниматолога.

— Дежурный педиатр сказала, что у него ригидность мышц шейного отдела. Я не знала тогда таких терминов, врач показала, что это значит: Глеб лежал, она попыталась приподнять и как бы наклонить вперед его голову — голова наклонялась, но с трудом. Еще говорила, что частота дыхания не соответствует температуре тела — на тот момент температура была невысокая, а дышал он, будто у него все 39. Но пришел реаниматолог и сказал, что забирать ребенка не будет: нет оснований, надо просто наблюдать. В 7.20 нас отправили в палату инфекционного отделения и все…

«Вас здесь пятьдесят — и всем вам здесь плохо»

С этих пор, по мнению Алены, и начался отсчет смертельного промедления.

— Понимаете, это как будто две разные больницы — та, что показывают в новостях и мы реально увидели в приемном покое, и уже само отделение — вспоминает Алена. — Сонная постовая медсестра недовольно хмурилась, когда нас оформляла. Все было очень долго, мы сидели в коридоре и ждали. У Глеба все время запрокидывалась головка, ему было неудобно на руках — и я уже не знала, как уложить так, чтобы ему было хорошо. Эта возня продолжалась минут 15 — медсестра даже ни разу не взглянула на нас. Потом, когда мы шли по коридору в палату, мне нужно было тянуть одной рукой Глеба, а другой — сумку, — Алена замолкает на какое-то время. — Конечно, не равнодушие медсестры убило моего ребенка… Но я не могу все этого забыть.

В палате, куда поместили Алену с Глебом, была еще одна мама с ребенком — их привезли на скорой той же ночью, тоже с высокой температурой.

— Та женщина вела себя беспокойно: она все время ходила на пост, требовала врача, можно даже сказать, скандалила. Я же старалась сохранять спокойствие: мы ведь в больнице, кругом медперсонал — а значит, и поводов для паники и скандалов нет. Нас же видели в приемном покое — ну так если бы было что-то серьезное, наверняка бы что то-то уже предпринимали. Но сейчас понимаю — наверное, нужно было скандалить и орать, всячески привлекать внимание к своему ребенку. С другой стороны, и соседка скандалами ничего не добилась — врач к ее ребенку пришел еще позже, чем к моему.

Глебу становилось хуже и хуже: Алена заметила, что у сына появились синяки под глазами, посинели губы, дыхание стало глубоким. Она обратилась на пост и поинтересовалась, когда придет врач. Ей ответили — в 8.00. На часах, между тем, было уже 8.10.

— В 8.30 я снова сходила на пост и сказала, что моему ребенку совсем плохо, напомнила, что в приемном покое врачи подозревали у него менингит — а врача нет, лечение до сих пор не проводится, мы все теряем время. Я тогда была относительно спокойна и очень вежлива. В ответ услышала: «Вас здесь пятьдесят — и всем вам здесь плохо». Потом позвонил муж — напомнил, что нам еще в приемном покое обещали поставить какую-то капельницу. Я об этом сказала медсестре, но мне снова посоветовали идти в палату и не разводить панику. Около девяти часов капельницу все же поставили — это была обычная глюкоза. Глеб к тому моменту был почти без сознания, ни на что не реагировал, иногда открывал глазки и тяжело дышал.

В половине десятого в палату пришла врач, какое-то время изучала историю болезни, а потом стала осматривать Глеба. По озабоченному взгляду доктора Алена поняла, что все серьезно.

«Бегом бежала с ним на руках по нескончаемым больничным коридорам»

В 10.15 Алена сама понесла сына на руках в реанимацию — мальчика просто завернули в одеяло. Никаких каталок, никаких озабоченных медработников, бегущих рядом. Алена Алена вспоминает, что буквально бегом бежала по длинным нескончаемым больничным коридорам, пристроенным пролетам и стеклянным переходам — и думала, что в жизни, оказывается, все не так, как показывали по телевизору в новостях, когда президент открывал суперсовременную больницу.

— Голова у него все время запрокидывалась, приходилось ее все время поддерживать… К тому же надо было следить за катетером в ручке и две банки с физраствором и глюкозой капельницы мне тоже нужно нести самой. Сын просил пить, я останавливалась и поила его. Пока бежали, он выпил целый поильник воды. Потом оказалось, что пить было нельзя, ребенку должны были брать пункцию спинномозговой жидкости! Меня никто об этом не предупредил, хотя рядом шли две медсестры с бумажками — сопровождали нас. Ребенок просил пить — и я радовалась, что он в таком состоянии хоть что-то еще хочет, — до сих пор корит себя мама.

В результате уже в реанимации пришлось еще почти два часа ждать, пока из организма Глеба выйдет жидкость. Пункцию сделали лишь в полдень, а результаты стали известны в 13.30. Менингит подтвердился.

А дальше началось страшное.

Горе

— Все происходило так быстро, что я даже испугаться не успела, — вспоминает Алена те послеполуденные часы. — Врач из отделения объяснила, что Глеба ввели в медицинскую кому, чтобы не повреждался мозг и не было других последствий. Как только он очнется и поправится, его снова переведут в инфекционное отделение. Нам посоветовала выписываться и ехать домой: мол, смысл вам тут сидеть?

Дальше говорит папа Ярослав:

— Нам такой оптимистичный прогноз не внушил доверия: к этому моменту мы уже о менингите и начитались, и насмотрелись, и многое передумали. Поэтому решили еще раз сходить в реанимацию и поговорить с врачом-реаниматологом, который был там — узнать все из первых уст. И узнали, что Глеб, оказывается, в крайне тяжелом состоянии, и кома у него никакая не медицинская. Что ему сделали наркоз для пункции — и после этого не могут стабилизировать. И что вообще все очень, очень плохо! Нас будто оглушило.

Врач дал родителям номер телефона отделения и сказал позвонить через два часа — тогда все решится. Алена и Ярослав не помнят, как приехали домой. Говорят, плакали, молились и ждали, ждали — когда же, наконец, пройдут эти два часа. До часа Х оставалось подождать 10 минут — и реаниматолог позвонил сам.

— Сказал: Глеб умер в 14.30. От ужаса я не могла говорить. Он попросил: «Когда придете в себя, перезвоните по этому номеру».

— Перезванивал уже я, — говорит Ярослав. — Первое, что услышал от врача — что их возможностей было недостаточно, чтобы спасти нашего сына. Потом он еще что-то говорил о том, что случай вопиющий, что будут разбираться, произносил какие-то медицинские термины — но я уже ничего не слышал. В конце реаниматолог попросил позвонить в понедельник после обеда — мол, скажут, когда и где можно забрать тело сына.

Родители пытались выяснить, что же произошло, у руководства больницы: ходили к начмеду, просили дать посмотреть историю болезни — получили решительный отказ. Были на приеме у начальника областного здравоохранения — тоже ничего нового не узнали. В результате за ответами отправились в Следственный комитет — там начали проверку по факту смерти малыша.

— Я каждый день смотрю на этот чертов почтовый ящик — но ни одного ответа ни из одного ведомства пока нет. Понимаете, нам никто ничего не рассказал, не объяснил, не поговорил с нами! Единственный человек, от которого мы его увидели человеческое и профессиональное участие — патологоанатом. Он хоть что-то пытался объяснить нам по-человечески. Но на главные вопросы — были ли шансы на спасение? если да, то когда наступила точка невозврата? — ответов не дал. А нам очень важно это знать.

…11 марта в Гомеле в той же больнице умерла 16-летняя школьница — тоже от менингита. «Девочка поступила с признаками генерализованной бактериально-вирусной инфекции в тяжелом состоянии. Несмотря на проводимую интенсивную терапию, ребенка спасти не удалось, — сообщила главный педиатр Гомельской области Татьяна Великанова. — По предварительному заключению, причиной смерти 16-летней гомельчанки стало молниеносное течение менингококковой инфекции».

Что говорят о менингите врачи?

Конечно, никто из медиков сейчас не берется комментировать эти конкретные случаи — смерть маленького Глеба и 16-летней девочки в гомельской больнице. Виноват ли кто-то в том, что горе произошло, и если да — то кто, обязательно выяснят следователи и врачебные комиссии (этот случай, несомненно, будут разбирать специалисты).

СМИ же решил попробовать разобраться, как правильно поступать родителям при малейшем подозрении на менингит, а также можно ли сделать что-то для профилактики этого коварного заболевания. Сформулировать основные моменты, которые должны знать мамы и папы, мы попросили детского анестезиолога-реаниматолога — врач не хочет называть своего имени, «чтобы не выглядеть критикующим коллег в данной конкретной ситуации — когда еще никому ничего, скорее всего, не понятно».

• От менингита (и других осложнений менингококковой, пневмококковой и гемофильной инфекции) действительно иногда умирают — увы. И у нас, и во всем мире. Но чаще — запомните это и не паникуйте! — менингиты успешно излечиваются. Правда, к сожалению, эта болезнь может протекать молниеносно, возникает менингококкцемия с множественным поражением органов и систем или менингококковый сепсис, например, — и тогда даже в условиях суперсовременной клиники даже бригада суперкомпетентных врачей иногда не может сделать ничего. И да, увы, чаще, по мировой статистике, болеют и умирают именно дети. Из них больше всего — в возрасте от 3 месяцев до 3 лет. Наиболее часто, по статистике, — дети первого года жизни.
• Нужна срочная госпитализация в реанимационное отделение? Совсем не все больные с подозрением на менингит поступают (и должны поступать) в реанимационное отделение. Они несомненно должны быть срочно госпитализированы, но при типичном течении болезни чаще всего помощь оказывается в общем отделении. Кто займется поступившим пациентом, зависит от состояния ребенка: есть четкие клинические симптомы, которые указывают на наобходимость помещения ребенка в реанимацию и начала интенсивной терапии — спутанное сознание или его отсутствие, дыхательная недостаточность, тяжелое обезвоживание, отсутствие диуреза (ребенок не выделяет мочу), нестабильная гемодинамика (например, низкое давление), геморрагическая сыпь и еще много-много других. «Родителям все это знать не нужно — поверьте, каждый реаниматолог может адекватно оценить истинную тяжесть состояния пациента. И когда родителям кажется, что происходит какой-то ужас — а им так часто кажется, это нормально, они родители, — реаниматолог или любой другой врач может объективно видеть лишь состояние средней тяжести — и это не показание к срочной госпитализации в отделение интенсивной терапии. Другое дело, что каждый реаниматолог может дать заключение только и конкретно на момент осмотра — и, например, рекомендовать другому врачу, которому передают ребенка, контроль за его состоянием с определенной регулярностью, а при ухудшении состояния — срочную повторную консультацию».
• Можно ли «застраховаться» от менингита? В Беларуси (и мире) можно сделать прививку против некоторых возбудителей инфекции, которая может привести к менингиту — а это менингококки разных типов, гемофильная палочка и пневмококки. Еще несколько лет назад в Беларуси была зарегистрирована и доступна французская вакцина для предупреждения менингококковой инфекции «Менинго А+С», но она активна в отношении серотипов А и С, а у нас преимущественно циркулировал серотип В — и ее перестали закупать. Сейчас вакцин против именно менингококковой инфекции в стране нет. Зато можно платно привить ребенка от пневмококковой инфекции (вакцины «Синфлорикс» и «Превенар 13») или гемофильной палочки (в составе многокомпонентных вакцин «Пентаксим», «Хиберикс», «Инфанрикс гекса», «Гексаксим» и «Эупента»). Наличие и стоимость вакцины можно уточнить в поликлиниках страны, частных медицинских центрах или Минском городском центре вакцинопрофилактики. Но — важно понимать! Разновидностей всех этих возбудителей инфекции — великое множество. Если человек был инфицирован (привит) одним из них, то это не означает, что он «застраховал» себя от менингококковой или пневмококковой инфекции на всю жизнь — увы, можно заразиться любой другой его разновидностью. Да и сами штаммы постоянно меняются. Так что вакцинация — не панацея, но реальная возможность а) «попасть» в нужный штамм, б) снизить риск осложнении при встрече с возбудителем. А в целом, так как инфекция передается воздушно-капельным путем при тесном контакте, рекомендации могут быть только общими: мыть руки, проветривать квартиру, стараться избегать массового скопления людей в помещениях в осенне-зимний сезон.

Елена Бычкова / Анна Руденко / Инфографика: Антон Девятов / Фото: Сергей Комков / СМИ