Отделение ожоговой реанимации в Минске: сюда попадают дети, на которых вылился горячий чай, и мужчины из сауны

Отделение анестезиологии и реанимации (ожоговых больных с палатами интенсивной терапии) Минской городской больницы скорой помощи. Первое, что в прямом и переносном смысле приходит в голову обычному человеку, который сюда попадает, – специфический запах. Он есть в любом отделении любой больницы. Но здесь - еще более острый. И дело не в оборудовании или условиях: с момента открытия в 2007-м тут кристальная чистота, сделан ремонт и стоит новейшая техника. Дело скорее в том, что это – ожоговая реанимация. И этот запах для врачей и медсестер самое меньшее из зол - к нему они давно привыкли. На наше счастье, еще больше они привыкли "вытягивать с того света" тех, кто порой забывает сказать обычное "спасибо".

- В нашей работе ситуация абсолютно непредсказуемая: 5 минут ты свободно отдыхаешь, а потом сразу поступают не один и не два человека, – врач реаниматолог-анестезиолог Евгений Кажура обходит палаты, рассказывает о своем бытии. - Пациенты у нас разные: зимой в основном с отморожениями, летом - с термическими ожогами. Одно могу посоветовать: ставьте кружки с чаем или кофе подальше, если ребенок у вас только начал ходить. Он подошел, дернул и получил ожоги. А потом мама рыдает – спасите-помогите.

Секунда - и последняя фраза вдруг визуализируется. В палате мама с маленькой девочкой. Ей от силы года полтора. И даже игрушки, разбросанные на кровати, не могут отвлечь малышку от плача. Все-таки ожог на руке и плече - это банально больно. Понятно, не менее больно – но уже морально, ее матери. Да что уж теперь…

И такие травмы тут основные, говорят врачи: или по неосторожности, или по глупости.

- Наша специальность состоит из двух достаточно разных частей: дать человеку анестезиологическое пособие в процессе операции и реанимация – то есть проводить интенсивную терапию на тяжелых больных. Например, человек переливает бензин или спирт технический и при этом курит. Такое бывает сплошь и рядом. К нам попадают те, кто в состоянии алкогольного опьянения горит в постели, опять же - потому что курят. Некоторые лезут в трансформаторные будки – за цветными металлами. Получают такие тяжелые ожоги в итоге, что приходится оперировать, - Галина Дорошевич говорит это с нескрываемой печалью. И это по-человечески подкупает. Совсем молодая девушка. Совсем без косметики. В ее карьере реаниматолога-анестезиолога уже большой багаж подобных трагикомических историй. Такая уж у них работа – улыбка здесь только сквозь слезы и грусть.

- Да-да, - подхватывает коллегу Евгений. - Однажды к нам поступила женщина с 70 или 80% термического ожога. Оказалось, загорала. Как она так загорала – не пойму до сих пор.

- Если бы люди хотя бы осторожнее были! – поддерживает Галину и Евгения старшая медсестра отделения Людмила Ермолович. - Мы даже сами уже на автомате стараемся кружку с кипятком, когда чай пьем, отодвигать подальше. А люди... Есть даже случаи, когда из сауны приезжают. Так выпьют, что температуры не чувствуют. Причем сюда они поступают еще в сознании, а потом так ухудшается состояние, что заканчивается для человека все очень печально.

Это нелегко - всегда быть начеку, как они. Позвонить могут в любую секунду, ведь это отделение реанимации и интенсивной терапии для тяжело обожженных больных на базе Больницы скорой медицинской помощи - пока единственное в стране. Везут отовсюду. Самых сложных пациентов с самыми разными патологиями. К ожогам у больных может "прилагаться" и инсульт, и инфаркт, и гемофилия. И всех нужно вылечить. Хотя человеку неподготовленному это и просто видеть тяжело.

Из палаты донеслись странные звуки. Кажется, будто кто-то задыхается. Оказалось, так дышит сильно обгоревший человек, находясь без сознания. Над его кроватью маленькая икона. Похоже, его родственники верят в Бога и во врачей. А сами врачи? Верят в Бога, в себя… и в людей.

- Честно говоря, я никогда не задумывался уйти куда-то в бизнес, в фармакологическую фирму. Да, там больше платят, но эффекта я не вижу. Достаточно просто от родственников услышать "спасибо", - вздыхает Евгений (и тема для разговоров это больная, и за дежурную смену в 24 часа все-таки устаешь). - При этом только единицы приходят, чтобы сказать это простое банальное "спасибо". А почему я не могу уйти? Ну, не хочу потому что. Мне моя работа нравится, неважно, сколько платят. Главное - благодарность пациентов.

И эти слова могли бы сойти за какой-нибудь пафос, если бы все трое – и Галина, и Людмила, и Евгений - чуть позже не сразили наповал всего одной фразой. Каждый из них, не сговариваясь, на обычный вопрос о том, что для них есть их работа, без раздумья ответил: вся моя жизнь. В эту секунду, наверное, любой на месте автора испытал бы одно и то же смешанное чувство – огромного уважения и огромной… вины. За всех, кто так и не дошел сказать то самое простое "спасибо".

- Из всех 100% поступающих к нам погибают буквально несколько процентов. Но не нужно думать, что это потому, что у них мало травм, нет. Люди от ожогов умирают везде, но мы тут действительно некоторых просто вытягиваем с того света, – объясняет Галина и оглядывается назад. Пациенты лежат на уникальных французских кроватях со специальной микросферой. Они лечебные: подсушивают повязки, чтобы раны не нагнаивались, и долгое время не дают образовываться пролежням.

Но не оборудованием единым. Кроме своих знаний и умений, самое ценное, что здесь дарят, – внимание. С кем-то поговорят и подбодрят, ребенку что-то купят. Случаются здесь и такие истории. Семья погибла при пожаре, а трехмесячная девочка осталась сиротой. Бутылочку для кормления врач покупал сам. И за свои. А кто, говорят медики, если не мы?

- Наши пациенты, взрослые, я имею в виду, нас почему-то не помнят, – смущенно улыбнувшись, добавляет Людмила. - Потому что они здесь всегда в очень тяжелом состоянии. Потом уже, когда от нас переводятся, потому что им лучше становится – запоминают медперсонал, других сотрудников. Бывает, выписываются и потом приходят к нам – это не так часто происходит, но нам очень приятно. Мы даже можем в лицо не помнить этого человека, потому что он меняется – у нас лежит очень тяжелый, забинтованный весь, и порой кажется, что когда они без сознания, они нас не слышат. А, оказывается, слышат все и даже по именам помнят, кто за ними ухаживал. Это, наверное, самое дорогое – когда возвращаются. Но просто, чтобы поблагодарить!

- Конечно, хочется иногда, – смеется Галина. - Хочется элементарной человеческой благодарности. Потому что действительно над больным можно стоять сутками, а он при этом будет находиться с медикаментозном сне, и когда проснется, просто не будет знать, что такое было. А ведь приходится за него делать все: обрабатывать глаза, нос, рот, руки, ноги, чистить ему зубы и так далее. То есть фактически брать все то, что он делает в обычной жизни, на себя.

И правда, в сериалах такого не увидишь. Не увидишь еще многого. Как страдают родственники (каждый из отделения признался, что "грешит"), потому что слишком тяжел эмоциональный "рабочий" груз, как спасаются в редкие свободные дни (кто друзьями, кто рыбалкой), как переживают смерть больного в реальной жизни. Без киношной наигранности. Просто держат всё в себе, потому что жаловаться тут не комильфо.

- Каждый день видишь боль человеческую, понимаете, - подытоживает непростой разговор Людмила. - Всё равно же через себя это все пропускаешь. Ты понимаешь, как это больно тем родным, как это больно этому взрослому или ребенку, который поступает, как это тяжело. И стараешься все силы отдать, чтобы как-то облегчить его страдания. Ну и, соответственно, отдаешь всю свою энергию, наверное. Но я же понимаю, что все равно кому-то же надо здесь работать. Наверное, есть какое-то призвание у человека - помогать людям. Почти 20 лет я работаю медсестрой, ну куда я уже пойду? Нет-нет! Если только выгонят! (смеется.)

Наталья Котолевская, фото: Павел Романеня, СМИ