Владимир Подгайский в медицинском мире — фигура знаковая. Первопроходец белорусской микрохирургии

В 1985 г. Владимир Подгайский возглавил первое в республике отделение микрохирургии Минской ОКБ, которое сразу же стало работать на всю страну. В 2005­м — Республикан­ский центр реконструктивной и пластической микрохирургии. Уникальный ученый­практик. Его кандидатскую диссертацию по реплантации ученый совет сразу выдвинул на докторскую. Блестящая защита. 13:0 — ни одного черного шара. «Перепрыгнув» через кандидатский этап, в 42 года стал самым молодым доктором медицинских наук среди практических врачей. В будущем году Владимир Подгайский отметит юбилей — 30 лет в профессии.
 
Наблюдения автора:
С Владимиром Николаевичем знакома несколько лет. Сложилось четкое впечатление. Открыт для общения, но сдержан: сначала присмотрится к собеседнику — что, дескать, ты за птица и стоит ли тратить на тебя время. Если не заслуживаешь — сократит разговор до минимума. Не от снобизма — от постоянного цейтнота: день расписан по минутам. Немногословен, но когда речь заходит о микрохирургии — прорывается в нем, словно ниагарский водопад, дар талантливого рассказчика — с образностью сравнений, красочностью повествования, глубиной оценок и суждений. Внешне — добродушный, внутренне — сконцентрирован и как будто всегда в режиме ожидания. Или готовности?..

Ваше жизненное кредо?

Как у Ильфа и Петрова в «12 стульях» — «Всегда!» Всегда и везде быть готовым к работе, любви, жизни. Жить не завтрашним днем, а сегодняшним.

Без каких качеств человек не может состояться как профессионал?

Без знаний. А врач — без сочувствия к больному. Он не должен быть черствым, обязан проникаться страданием человека. Без этого — он просто технарь. Если больному после разговора с врачом не становится легче, значит, тому не место в медицине.

В Несвиже — Вашем родном городе — рассказывают, что Вы якобы руками сняли у пациента боль, которая долго беспокоила его после перелома. И даже контрактуру сустава.

Был такой случай. Но, конечно, дело не в каких-то моих сверхъестественных способностях, а скорее во внушаемости этого человека и таком физическом «ответе» его организма. Я — реалист, материалист. В экстрасенсов, гороскопы и лечение энергией рук не верю. Как и в приметы. Но когда облачаюсь перед операцией, и костюм бывает вывернут наизнанку, так и надеваю его — швами наверх. Никогда не переворачиваю.

А вообще верите в судьбу? Или хирург может изменить роковые обстоятельства?

Верю в везение. Бывают у хирурга трудные ситуации: влез в большую операцию, обратной дороги нет, а все складывается не так; вот тут неожиданно может прийти озарение. Я называю это удачей.

Кем мечтали стать в детстве?

Математиком. Даже занимался на заочных курсах в БГУ. Но победила генетика: стал хирургом, как отец. В медицинской семье (мама была врачом-кардиологом) — обычное дело, когда дети идут по родительскому пути. На медицину меня специально не ориентировали, но больница с самого малого возраста,
лет с двух, связана с приятными, а не пугающими ощущениями: мама водила меня туда, чтобы искупать в горячей воде из больничного титана. И сегодня помню вкус больничных котлет, которыми мама кормила после душа.
Повзрослев, увидел, с каким вниманием родители относились к больным, с какой преданностью — к работе: отец никогда на часы не смотрел, дескать, рабочий день закончился и пора домой. В детстве его вообще дома не видел, на район он был один хирург.

Ваших родителей и сегодня в Несвиже вспоминают добрым словом…

Когда есть призвание — приходит и признание… Мои отец и мать просто любили профессию и то, что в ней делали.

Чьим мнением в профессии дорожите больше всего?

Первую оценку дал, конечно, отец. После 3-го курса я проходил у него практику. После совместной операции он сказал, что у меня хорошие руки, «нежно обращаются с тканями», что я — «не рвяк». Обычно медсестры замечают, какие руки у хирурга. На 6-м курсе, помню, перевязочная медсестра предрекла мне хорошее хирургическое будущее, тоже сказала, что у меня «хорошие руки». Кстати, мне тогда за технику операции единственному с курса поставили «пятерку».

А вообще шить умеете?

Дома все зашиваю, что нужно. Жене как-то зашил задники сапог, которые никто в ремонт не брал, — хирургической круглой иглой.

Кого считаете своим учителем?

По жизни их у меня трое. Первый — профессор Игорь Николаевич Гришин. Он меня заметил, перетянул из Логойска, где я отработал после института полтора года, к себе — в отделение сосудистой хирургии Минской областной клинической больницы. Пробудил интерес к микрохирургии. В Европе она начала развиваться с 70-х, а у нас отрезанные пальцы просто выбрасывали, и люди превращались в инвалидов.
В конце 1983 г. я месяц стажировался в ВНЦХ им. Петровского, а с 1984 г. стали массово делать реплантации в Беларуси — сначала в сосудистом отделении, а с 1 января 1985 г. в открывшемся отделении микрохирургии, которому сразу был придан статус республиканского центра.
Второй учитель — по микрохирургии — московский профессор Виктор Соломонович Крылов. В прошлом году ему исполнилось 80. В составе международной команды микрохирургов за 10 лет объездил много стран, обучал операциям. Третий — немецкий профессор Фаубель.

Помните свою первую операцию по реплантации?

Конечно. 12-летней Ире Апет из Борисова циркуляркой снесло четыре пальца: помогала отцу пилить дрова. 30 декабря 1983 г. комплексной бригадой — я, травматолог, сосудистый хирург — сделали операцию: новый год девочка встретила с целой кистью. А в следующем году выполнили уже 36 реплантаций. Травмы тогда потоком шли.

Сколько операций сделали за свою хирургическую жизнь?

Ну кто ж считал?! Но прикинуть просто: каждый день — одна операция обязательно. Сколько в году рабочих дней? Вот и умножьте их на 29 лет…

А субботы, воскресенья, ночи?

Да, многие из них. Особенно в начале становления отделения. Работали исключительно в экстрим-режиме. Тогда только-только молодежь набрал, обучал на рабочем месте и приходилось быть на каждой операции. Бывало, неделями не выходили из больницы, в ординаторской раскладной диван поставили, где часик-другой могли вздремнуть. Поперек ложились, чтобы могли вместиться 4–5 человек. За год проходило 120–140 «чистых» (отчленено–пришито) реплантаций.

Главная особенность Вашего характера?

Самому трудно оценить себя. Другие обо мне говорят — добряк по жизни.

Когда человек не может состояться как личность?

Если он непорядочен.

А как ученый?

Какие мы ученые?! Мы — практики! Это сейчас установка, чтобы достижения науки внедрялись в медицину. А у нас, наоборот, из каждодневных операций вырастала наука. Может, потому я и перешагнул через кандидатскую сразу на докторскую ступень. Не думал и не стремился к научной карьере — просто делал свое дело. Диссертацию, которую представлял как кандидатскую, ученый совет оценил как докторскую, проголосовали единогласно. Поскольку тогда реплантацией в Беларуси никто не занимался, наш ВАК послал диссертацию «черному оппоненту» в Москву. Оттуда быстро пришел положительный отзыв.

Вы и при сдаче категории перескочили через ступень?

После 2-й категории сразу присвоили высшую, сказали: «Он такие уникальные операции делает»…

И при присвоении научных званий?

После защиты я просто не знал, что нужно подавать бумаги в ВАК на присвоение звания доцента. Работал 15 лет в этой должности на кафедре хирургии просто по приказу ректора, который посчитал должность ассистента несолидной для доктора мед. наук. Затем оплошность исправили, и я стал профессором, не будучи доцентом.

Как вы чувствуете себя среди молодежи?

Таким же молодым, только более опытным. Горжусь бывшими учениками: Сергеем Мечковским, с которым и сейчас работаю; Виктором Серебро, занимающимся пластической хирургией в 4-й ГКБ столицы; Валерием Точиловским, практикующим в Тунисе... Теперь моя команда обновилась полностью, но исследовательский дух остался: все четверо ребят пишут диссертации, а Мечковский — докторскую; есть еще аспирант, девушка-ординатор.

В номенклатуре должностей нет врача-микрохирурга. Получается, Вы — специалист высшего пилотажа в несуществующей специальности...

Микрохирургия — скорее, метод. Есть врач-хирург, кардиохирург, ангиохирург, нейрохирург, травматолог, ортопед. Нет ни пластической хирургии, ни микрохирурга. Тем не менее, мы занимаемся нейрохирургией, сосудами, травматологией, хирургией кисти. Основная работа — пластическая хирургия: реконструктивная и эстетическая.

Вы делаете экзотические операции, например, по перемене пола. Нет ли у Вас ощущения, что замахиваетесь на нарушение порядка мироздания, установленного свыше?

Нет. Просто помогаю тем, кому невыносимо жить в чужом теле. По статистике, транссексуалы, если им не помочь, годам к 30 заканчивают жизнь самоубийством. Они и так обречены страдать до 21 года: только с этого возраста по закону возможна смена паспортного пола.

Вы — участник многочисленных конгрессов, съездов пластических хирургов... «Вечный ученик»?

Скорее, «вечный марафонец». Хирургия на месте не стоит. Новое в ней надо осваивать постоянно, днями и ночами приходится работать, иначе очень быстро и безнадежно отстанешь. И сойдешь с дистанции.

Сколько часов в сутки спите?

Бывает, сутками не сплю. Утренний подъем всегда в 5 часов.

Какая самая яркая операция в Вашей практике?

Они все яркие, все интересные. Бывают драматические: идешь на большую пересадку, проделываешь огромный объем работы — и... тромбоз сосудистых анастомозов. Все нужно начинать заново.К счастью, из тысячи пересаженных лоскутов тромбоз наступал в 4–5% случаев. Но за этими процентами — люди, 40–50 человек.
Сильнее всего впечатляют большие пересадки: титанический труд. И — реплантации. Ведь это победа живого над мертвым: белые мертвые сегменты розовеют, когда запускаешь кровоток. Это и есть момент счастья!
Был в моей практике такой случай, когда одному пациенту делал реплантацию дважды. Парень прошел Афган, потерял 4 пальца. Сделали пересадку двух вторых пальцев с обеих стоп. С тремя пальцами на искалеченной руке он прекрасно работал, развернул свое производство. Через 15 лет после первой реплантации травма... На той же руке лишился родного пальца и 2 реплантированных. Вот и верь после этого, что снаряд дважды в одну и ту же воронку не попадает! Сделали ему пересадку большого пальца со стопы — на первую позицию кисти, четвертый палец со второй руки — на место указательного. Теперь с двумя пальцами управляется с любой работой. Я с ним на охоту ездил. Так мастерски разделывал дикого кабана, что пятипалый позавидует. Предложил: «Потяни за пальцы, посмотри какие крепкие!» Я отказался — вдруг оторву в третий раз!

Увлекаетесь охотой?

Да. А еще — рыбалкой. Беловежская пуща и Припять — любимые места отдыха.

А какой самый богатый улов?

35-килограммовый сом! Не знал, кому раздать из друзей. Кстати, в свою первую рыбалку на спиннинг поймал двух сомов — 22 и 16 кг. На треску ездил на Балтику.

Неужели такие активные увлечения помогают снимать профессиональный стресс? Может, лучше бы полежать на солнышке, расслабиться?

Охота — такой адреналин в крови!

Неужели мало Вам его в операционной?

Этот — другого качества.

У Вас много друзей?

Нет. Но много — приятелей. Самый лучший друг — жена.

Ваш идеал женщины?

Чтобы понимала.

Что самое важное для семейного счастья?

Взаимопонимание.

А вы давно вместе с Вашей женой?

30 лет. И счастлив все эти годы.

Хотели бы, чтобы дети пошли по Вашим стопам?

Старший сын Александр уже пошел: он — врач-травматолог в нашей больнице. От распределения не «отмазывал»: честно отработал после университета 2 года в Борисове, встретил там свою любовь, женился. Хотел бы теперь его к себе забрать: вижу, получился бы из него хороший кистевой хирург. Не приветствуют — коррупция, говорят. Вот комбайнер может сына рядом посадить, там это — династия...
А младший сын учится на юридическом в БГУ.

Все же мощная династия и у Подгайских состоялась?

Да. Отец, мать, я, сестра, жена, сын, невестка... Целый гай! Внук подрастает...

Много стран объездили?

Да, даже в далеких побывал. В прошлом году, например, в Бразилии — на Всемирном конгрессе пластических хирургов. Бывал в Австрии, где каждые 4 года проводят Европейские конгрессы. В Германии, Франции, Италии, Китае.

Чего не можете простить?

Предательства.

Есть ли в Вашей жизни планка, которая осталась недостижимой? Какую еще операцию профессор Подгайский мечтает сделать?

Наверное, пересадку конечности. Ведь очень много врожденных патологий конечностей у детей, вот им хотелось бы помочь изменить судьбу — увести от инвалидности.

Приходилось ли Вам возвращать радость творчества пациентам?

Делал реплантации скрипачу, художнику.

Вы — лидер по жизни?

Командовать не умею, но коллеги идут за мной. Я — за демократический стиль руководства.

Читать любите?

Только те книги, где действие разворачивается стремительно.

С какой профессией сравнили бы работу хирурга?

Художника. Это не мое сравнение — моего учителя Гришина. Он всегда говорил, что хирург должен быть не парикмахером, а художником. Хирург–«парикмахер» способен лишь «подстригать» аппендэктомические отростки. А у хирурга–«художника» каждая операция — бессмертное творение искусства.

Как находите таланты среди молодых?

По рукам сразу видно. Хирург — это прежде всего рукодел.

А были ли у Вас самого серьезные травмы?

Нет. Я и драться-то не умею. Никогда в жизни ни с кем не дрался.

От чего больше всего устаете?

От собраний, медсоветов. 22 года хожу на больничные пятиминутки, сменилось, наверное, 5 или 6 главврачей. И все — ругают. Администрация должна помогать работать. Накачка ничего не дает.

Чего не терпите в людях?

Скрытности. Может, потому, что сам я — человек открытый. Мне надо выговориться, поделиться переживаниями. Хотя порой это оборачивается против.

Вы транжира или экономный?

Транжира. И никогда не жалею о потраченных деньгах.

Считаете ли Вы себя успешным человеком? Какой секрет успеха от профессора Подгайского?

О, да! Секрет простой — труд и везение.

Ваше любимое место на земле?

Мой дом.