Директор РНПЦ детской онкологии и гематологии: Излечиваемость детского рака почки составляет порядка 90%, лейкоза - 85%
Директор РНПЦ детской онкологии и гематологии рассказала "Комсомолке" про главную проблему, которая мешает работе, почему белорусам не подходит страховая медицина и случаются ли чудеса в онкологии.
Благодаря ей многие белорусские дети выжили после рака. И никто не знает, сколько страданий и боли пришлось пережить за 17 лет руководства детским онкоцентром в Боровлянах. В 48 лет Ольга Витальевна встала на горные лыжи и в один день бросила курить. Вырастила троих сыновей и уверяет, что никакое это не геройство: каждая женщина должна родить как минимум столько же...
Профессор Ольга Алейникова рассказала «Комсомолке» почему медсестры отказываются от заработка, какая главная проблема в ее работе и чем мальчики лучше девочек.
- Ольга Витальевна, знаю, что сейчас выживаемость детей с онкологическими заболеваниями составляет 75%, а еще 25 лет назад…
- …практически никого не спасали.
Сегодня излечиваемость детского рака почки составляет порядка 90%, лейкоза - 85%. Но есть и те раки, лечение которых сегодня, к сожалению, имеет плохой результат. Например, рабдомиосаркома.
- Как понять, что у ребенка не все в порядке? На что обращать внимание, может, на анализ крови?
- Во-первых, нужно доверять врачам. У вас же есть участковый врач…
- Знаете, как они меняются. Бывает, что на восемь участков всего три врача!
- Все трудности отечественного здравоохранения я очень хорошо знаю и понимаю. Но нашу работу можно сравнить с работой шахтера под землей.
Например, сегодня ко мне пришли медсестры из отделения трансплантации и отказались от всех подработок, оставляют за собой только по одной ставке. Им не нужно уже никаких денег, люди просто падают от усталости…
К врачам сегодня неоднозначное отношение. Нередко нас принимают за обслугу: «Вы должны!» Да, мы многое должны в этой жизни, но мы такие же люди, как и вы. Я считаю, в медицинский университет идут альтруисты. Потому что все прекрасно знают, что зарплата в медицине маленькая.
Уверена, что наших докторов и медицинских сестер нужно носить на руках.
Я боюсь, что люди просто начнут уходить. Из-за тяжести работы, из-за маленькой зарплаты, но даже деньги здесь не главное. Представляете, как работать сутки через сутки? А у них же тоже жизнь, они тоже хотят влюбляться, выходить замуж, рожать детей. Но как при такой работе это сделаешь? Это боль…
«Главная проблема в онкоцентре - с медикаментами»
- Может, стоит ввести страховую медицину, чтобы люди отчисляли взносы, оплачивая свое лечение, чтобы медицина была качественной, а врачи получали достойные зарплаты…
- Вы прекрасно знаете, что зарплаты повышать неоткуда. А посадить все государство на страховую медицину, притом что средняя зарплата по стране около 500 долларов, невозможно. Сразу пойдет дифференциация: у кого маленькие страховки - тот ничего не получит…
Самое главное в медицине - наличие стандарта по каждому заболеванию. Пациент должен получить все процедуры и лекарства, которые ему положены. А не то, что «это мы вам дадим, а этого у нас нет». Если у нас будет 100%-ное исполнение этих стандартов диагностики и лечения, я вас уверяю, что качество здравоохранения сразу повысится на 15 - 20%.
- Какая главная проблема сегодня мешает вашей работе?
- Главная проблема - в медикаментах. Бывают перебои с закупками. Сегодня у меня для трансплантации закончилось уже много чего, что крайне необходимо. Мы начинаем друг у друга переодалживать, у кого что осталось. Этого не должно быть, не мы должны об этом думать.
Я не могу сказать, что все плохо, но иногда бывают проколы, причем по объективным причинам. Допустим, не состоялся тендер, потому что не было трех участников. Но больному-то какое до этого дело?..
И еще мы иногда гоняемся за дешевизной. Но когда вы идете покупать одежду или обувь, вы думаете о качестве, потому что знаете, что такая вещь прослужит дольше. Вот точно так же нужно относиться и к лекарствам.
- Некоторые сейчас приходят в аптеку, просят: только не белорусское…
- Это категорически неправильно! Многие наши лекарства не хуже.
Например, я покупаю себе белорусские препараты, понижающие давление.
Невозможно же тратить ползарплаты на лекарства!
В нашей стране делают не всю линейку препаратов, для нашего маленького государства это и не нужно: иногда можно дешевле и лучше купить за границей. Но зарубежные лекарства тоже разного качества.
"Все хотят быть умными, здоровыми и счастливыми"
- Ольга Витальевна, бытует мнение, что в мире созданы новые лекарства от рака, а мы лечим по старинке …
- Неправда. Речь, по-видимому, идет о так называемых таргетных препаратах, первый из которых изобрели в 1993 году. Это лекарства, воздействующие прямиком на причину рака.
Препараты очень дорогие: например, стоимость месячного лечения хронического миелолейкоза (рака крови. - Ред.) - три тысячи долларов.
Но уже в 1996 году мы лечили этими препаратами белорусского ребенка. С тех пор лечим бесплатно и детей, и взрослых. Мало того, несколько лет тому назад у нас разработали отечественный аналог, он прекрасно работает.
- А если родитель попросит: «Можно я куплю своему ребенку зарубежное лекарство?»
- Да не вопрос! Три тысячи долларов в месяц - пожизненно.
- Пожизненно?!
- А как же вы думали? Можете себе представить, сколько государству стоят эти больные? И не думайте, что наш аналог сильно дешевле: да, он не стоит три тысячи долларов, может, две...
Если ребенка с лимфосаркомой не начать лечить немедленно, он проживет не больше недели.
Лечение - также с применением таргетного препарата, стоимость одного флакона - полторы тысячи долларов. А ребенку нужно четыре таких введения.
Но без химии все равно не обойтись. Плюс очень часто нужно присоединять лучевую терапию и хирургию. Так что одними таргетными препаратами с раком не справиться.
- А почему в нашей стране рак - табуированная тема?
- Любой человек не хочет афишировать свои болячки, все хотят быть умными, здоровыми и счастливыми. Ну, или хотя бы казаться такими. Вы думаете, за рубежом рак сильно афишируют? Человеческая сущность везде одинаковая.
У меня в каждом отделении есть педагог и психолог. И мы ничего не скрываем ни от родителей, ни от детей, если ребенку, конечно, не пять лет. Подростку обязательно нужно сказать, он все равно узнает свой диагноз, но лишь затаит обиду, за то, что от него скрыли. А нам, наоборот, нужно мобилизовать его собственные внутренние силы на борьбу с болезнью.
«Мой сын решил стать донором костного мозга»
- Помню, как в детском садике, у воспитательницы был рак груди, она ходила в косыночке. Некоторые родители переживали за детей: мало ли что?
- Рак не передается инфекционным путем.
Рак груди - одно из самых частых злокачественных новообразований у женщин, никто от него никто не застрахован.
При этом женщина может прожить с болезнью много лет, так что - она не должна работать?
Точно так же рак простаты у мужчин - очень частый рак.
Франсуа Миттеран прожил с раком простаты четвертой стадии 12 лет, при этом был президентом Франции…
- Больных раком лечат стволовыми клетками, полученными из костного мозга. А как стать донором костного мозга?
- Если вы хотите кому-то помочь, то идете в 9-ю клиническую больницу Минска, где сегодня находится городской регистр доноров костного мозга. Насколько я знаю, в нем уже порядка 10 тысяч доноров.
Мой сын, например, тоже решил стать донором костного мозга.
Вначале у вас возьмут кровь, результаты занесут в компьютерную базу. Если кровь подойдет больному, вас вызовут и снова спросят: согласны ли вы?
Дальше есть два варианта, как получить для больного ваш костный мозг. Первый – прогнать всю вашу кровь через аппарат, чтобы собрать стволовые клетки. Но перед этим вы должны пять дней принимать лекарства.
Или второй вариант – под наркозом костный мозг получают напрямую, прокалывая повздошную кость таза.
- Но это немалые риски, донору за это платят?
- Люди не за деньги это делают. Я считаю, что это огромный моральный стимул для донора. Потому что когда ты изъявляешь желание кому-то помочь и знаешь, что все отдашь, даже кровь и стволовые клетки, наверняка надеешься, что наверху это зачтется. И я уверена: зачтется - 100%! И когда человек идет на это, мне кажется, что это и есть самое большое отпущение грехов...
- А вы верите в чудесные исцеления?
- Чудес не бывает, бывают сверхчувствительные опухоли.
У меня был пациент с лейкозом.
От лейкоза без лечения ребенок умирает в течение месяца.
Мальчику было семь лет, мы ввели ему два химиопрепарата, а потом родители отказались от лечения. Они были согласны лечить, но без переливания крови. А это невозможно.
Лечение лейкоза обычно длится шесть месяцев, он провел у нас неделю...
Я его недавно встретила. Да, он жив, но чуда не произошло, просто его злокачественные клетки оказались настолько чувствительными, что хватило всего двух препаратов.
Однажды пришла мама и рассказала, что спасла ребенка от рака крови при помощи трав. Показала список, и я увидела в том сборе барвинок, из которого делают винкристин (противоопухолевое лекарство. - Ред.)
Но ни в коем случае не стоит рисковать здоровьем ребенка и заниматься самолечением. Я не против травников, но лишь под наблюдением врача-онколога.
- Профилактика рака - это положительные эмоции у ребенка?
- Профилактика рака - это внимательные любящие родители, которые могут рано заметить, что у ребенка изменилось поведение, он чаще устает или у него увеличился живот.
- Знаю, что химиотерапия убивает и репродуктивные клетки. Правда, что в вашем центре замораживают сперму подростков, чтобы они в будущем могли иметь детей?
- Речь идет о лимфогранулематозе. Его лечат препаратом, который снижает выработку сперматозоидов. Поэтому у мальчишек мы забираем и морозим сперму, и в банке она ждет своего часа. Зато потом с помощью ЭКО он может стать отцом.
Проблема у нас была с девочками, которым облучали малый таз. Девочкам с раком почки мы сначала во время операции заворачивали яичники за матку, чтобы доза облучения была меньшей. Но уже несколько лет мы берем у таких девочек ткань яичника, которую замораживаем. И потом она тоже может стать мамой.
В первую очередь речь идет о спасении жизни ребенка, но мы думаем и о последствиях...
«Чтобы все успевать, нужно просто любить жизнь»
- Ольга Витальевна, у вас муж-банкир, трое прекрасных сыновей, вы запросто могли бы не работать!
- Я считаю, что каждая женщина должна родить не меньше трех детей. А чтобы все успевать, нужно просто любить жизнь.
- У вас, наверное, настолько закаленный характер, что и не плачете вовсе?
- Я очень часто плачу. Особенно, если удается посмотреть какой-нибудь старый хороший советский фильм. Лучше детский - я так в конце рыдаю (смеется). Вот кто догадается, что я рыдаю при просмотре «Золушки»? Слезы сами текут, от счастья…
- Но и адреналин вам необходим - не всякая женщина осмелится встать на горные лыжи!
- Я встала на горные лыжи в 48 лет. Очень люблю ощущение ветра, снега в лицо, быстрой езды. С середины осени до середины весны я занимаюсь фитнесом, горными лыжами, а летом - огород. С мая по октябрь мы живем на даче, поэтому после работы - сразу на грядки. Отпускаю стресс в землю...
- Муж не ругает, что вы все время на работе?
- Мы оба трудоголики, у каждого работа - на первом месте. Если мне ночью нужно ехать к больному ребенку - это не обсуждается.
Мы с мужем - скорпионы, к тому же родившиеся в один день...
- У вас, наверное, крепкая семья!
- У нас очень хорошая семья. И ребята хорошие выросли. Хоть воспитанием, если честно, никто не занимался. Воспитывали собственным примером.
Но подростковый период пережили - не дай вам господь! Через что мы только не прошли…
- Я знаю вашего Максима (автор песен и продюсер Максим Алейников. - Ред.), он замечательный друг и настоящий профессионал.
- А знаете, что Максим в 16 лет вынес полдома?.. Продал все и играл в однорукого бандита, тогда только-только появились автоматы...
Следом нас накрыл подростковый период второго сына - у них разница в три года. Но потом, слава богу, мозги стали на место (улыбается).
- Но как все же, удавалось быть руководителем и растить троих детей? Стирать, готовить, домашние задания, в конце концов…
- Я никогда не делала с сыновьями домашнее задание. Помню, учительница Максима говорила: «Такому талантливому дитенку нужна нормальная мама, которая бы с ним ходила в школу за ручку, сидела бы над домашними заданиями…» Так что Максиму не повезло, что у него такая мать (смеется). Иначе, может, он бы уже был Рихтером!
Хотя мне грех жаловаться, все сыновья состоялись в жизни. И знаете, я поняла, что мне очень повезло, что у меня родились именно мальчики. Потому что мужчины сами должны закалять характер. А вот девочкам - а у меня четыре внучки! - нужно много заботы, теплоты и ласки. Так что теперь наверстываю упущенное с внучками: они доверяют мне все свои тайны. Правда, для этого у нас всего один месяц в году - во время отпуска, который я посвящаю своим девочкам.
ДОСЬЕ «КП»
Ольга АЛЕЙНИКОВА - доктор медицинских наук, профессор, педиатр-онкогематолог, член-корреспондент НАН Беларуси.
С 1996 года возглавляет Республиканский научно-практический центр детской онкологии, гематологии и иммунологии.
В 2004 - 2011 - председатель Ученого медицинского совета Министерства здравоохранения Беларуси.
В 2005 - 2011 - заведующая кафедрой детской онкологии и гематологии БелМАПО.
Подготовила 12 кандидатов и трех докторов медицинских наук, опубликовала более 500 печатных работ, в том числе шесть монографий, получила три патента.
Детский онколог в Минске Алейникова Ольга Витальевна |
Говорить или не говорить пациенту, что у него рак?
Когда комитет по биоэтике РАН провел опрос среди московских врачей на тему «Правда о диагнозе», то показалось, что колесо времени закрутилось вспять. Только 40 человек из 100 заявили, что почти всегда сообщают пациенту о его болезни все, без прикрас, и лишь 13 — что не скрывают даже угрожающий жизни диагноз. Врачи, по сути, проголосовали за старую традицию, идущую еще от Гиппократа, который наставлял: «Окружи больного любовью и разумным убеждением, но главное — оставь его в неведении того, что ему предстоит, и особенно того, что ему угрожает». Хотя ВОЗ, закон и вся западная медицина давно не признают ни «лжи во спасение», ни «лжи во умолчание». Нашла коса на камень?
Само собой, московский опрос в первую очередь коснулся онкологов. (Ведь трудно представить, чтобы беременную не предупредили об угрозе выкидыша или гипертоника — о последствиях криза.) Мы все немного «канцерофобы», так уж повелось со времен СССР. «Заболевание» — писали в графе «Диагноз» онкологи прежних поколений, «у вас полипы», — говорили больному в палате, а в кабинете родственникам — всё как есть. Потому что организм советского человека, испытывающего мистический ужас перед словом «рак», обнаженную, непривлекательную правду отторгал, как чужеродную ткань.
Впрочем, не только советского.
Зигмунд Фрейд, узнав от доктора, что болен раком, в отчаянии прошептал: «Кто дал вам право мне об этом говорить?»
Позвольте, но то ж было три четверти века назад! Тогда онкологи могли поручиться за судьбу только каждого двадцатого больного, сегодня же как минимум половина больных излечивается, остальным медицина существенно продлевает жизнь.
«То, что вопрос «говорить правду или замалчивать?» по–прежнему актуален — отголоски давнего заблуждения», — убеждены Александр ГЛАДЫШЕВ, заведующий онкохирургическим отделением № 1 Минского клинического онкологического диспансера, и Виктор КОНДРАТОВИЧ, заведующий отделением опухолей головы и шеи.
Что говорит закон?
Статья 41 Закона «О здравоохранении» дает пациенту право на получение в доступной форме информации о состоянии своего здоровья, применяемых медицинских методах, о квалификации лечащего врача, других медицинских работников, оказывающих ему помощь, а также на выбор лиц, которым может быть сообщена информация о его здоровье.
Статья 48 устанавливает, что информация излагается лечащим врачом в форме, соответствующей требованиям медицинской этики и деонтологии и доступной для понимания. Совершеннолетний вправе определить круг людей, которым следует ее сообщать либо не сообщать. Несовершеннолетнему пациенту такая информация тоже может быть предоставлена — по его просьбе, например, — с учетом его возраста, психофизиологической зрелости и эмоционального состояния.
Онкологи говорят: правду от и до однозначно нужно открывать только в двух случаях. Если человек сам на этом настаивает. И если отказывается от лечения.
А таких пациентов в Беларуси каждый год — целый полк, около 1.000! Тогда это как последний аргумент: вот ваш диагноз, в подробностях, вот прогноз... И есть ситуация, когда правда ни под каким видом не произносится вслух: в 99 случаях из 100, когда врачи уже ничего не могут сделать. Даже великий врач Николай Блохин скрыл от своего коллеги, что тот неоперабелен!
Некоторые идут еще дальше, спорят с законом. Председатель Московского общества православных врачей, профессор Александр Недоступ, допустим, утверждает: «Право больного на знание точного диагноза совершенно не верно, право на знакомство с медицинской документацией — безжалостно!» В качестве примера обычно приводят историю гениального актера Евгения Евстигнеева, которому перед кардиохирургической операцией в мельчайших подробностях показали на мониторе, что и как будет происходить. Евгений Александрович настолько впечатлился, что сердце не выдержало. На другой чаше весов — сюжет о 50–летнем мужчине, выпрыгнувшем из окна после... успешной радикальной операции. Одного, получается, убила правда, второго — нежелание ее принять.
«Истина или ложь во спасение?» — вопрос ведь не только и не столько к медикам. Право–то все знать о своем диагнозе у нас, пациентов, имеется, а захотим ли мы им воспользоваться? Или все–таки нам по старинке лучше полуправда, блаженное неведение, «сладкая пилюля»?
Виктор КОНДРАТОВИЧ:«Правда необходима, чтобы человек представлял, что его ждет. Не в смысле: «у вас рак, и вы умрете», а «у вас злокачественная опухоль, нужна такая операция, потребуется еще такое лечение, столько–то времени вы будете нетрудоспособны». Вера в хороший исход — тоже своеобразное лекарство. Замечено: тот, кто правду принял, все рекомендации соблюдает дисциплинированно, кто нет — у того просто руки опускаются.
К сожалению, слово «рак» по–прежнему пугает, поэтому я часто говорю иначе: например, «папиллярная карцинома щитовидной железы» или «у вас найдены атипичные клетки, что позволяет заподозрить перерождение процесса».
Это тоже правда, но слегка завуалированная, адаптированная под психологию обычного человека. Более того, я сразу прошу: «Чтобы не было испорченного телефона, приходите вместе с родственниками. Секретов нет!» Увы, в моей практике было пару случаев, когда именно близкие, особенно мужчины, не смогли достойно встретить правду: говоришь мужу «у жены рак» — и через некоторое время он подает на развод. Думаю, на Западе проблема, как сообщить диагноз, не стоит, поскольку там уже лет 40 как медики пропагандируют профилактику и лечение раковых опухолей. У нас же во всеуслышание об этом заговорили только в последнее десятилетие. Мы людей лишь начинаем «воспитывать». И прогресс уже есть! Раньше пациенты не знали, что и спросить. А сейчас все подготовленные, задают умные вопросы: как меня поддержат социально? «рабочую» группу дадут или «нерабочую»? Молодые женщины интересуются, смогут ли рожать. То есть люди настроены болезнь победить и не считают рак приговором».
Александр ГЛАДЫШЕВ: «Мое мнение: врачам даже проще, если диагноз открывается. В онкологии, как известно, методы лечения достаточно агрессивные. И если, допустим, мы идем на калечащую операцию — ампутацию молочной железы — и сообщаем пациентке диагноз не рак, а доброкачественная опухоль либо переходная опухоль, то неизбежно возникнет вопрос либо у нее самой, либо у родственников: «На каком основании?» Неведение порождает жалобы, конфликты — это во–первых. Во–вторых, бороться с конкретным врагом человеку легче, чем неизвестно с чем. В–третьих, обычно возникает больше доверия в отношениях с родственниками, которым не приходится делать вид, что все в порядке. В–четвертых, человек имеет возможность управлять своей жизнью. С другой стороны, конечно, все сугубо индивидуально. Диагноз не открывается по принципу «ударил и убежал»!
Меру правды нужно знать — это вам скажет любой онколог. Большинство пациентов ведь даже вслух свой диагноз старается не произносить.
До конца говорят: анализ ошибочен, пункция, рентген... Это ведь тоже психологический барьер! И здесь мы всё учитываем — возраст, образовательный уровень, социальный статус. Например, мы никогда прямо не откроем диагноз, если перед нами сидит психически неуравновешенный пациент. Совсем молодая женщина или пожилая, за 70 лет, воспринимают истинное положение дел, как правило, не так трагично, как мужчина среднего возраста. Недаром ведь в специальных анкетах, которые мы заполняем на каждого поступившего в стационар, среди факторов риска в плане суицидальных попыток значится мужской пол. И недаром каждого пациента перед операцией обязательно осматривает психотерапевт».
Автор публикации: Людмила ГАБАСОВА Дата публикации: 05.02.2009
