Родственнику срочно требуется психотерапевт или психиатр, но он не хочет к нему идти. Как быть?

Материал является полным переводом статьи, опубликованной на польском сайта Polityka.

Попробуйте написать на интернет-форуме, что вы больше не выдержите, что у вас кончились физические и психические силы терпеть агрессию матери с болезнью Альцгеймера или смрад отца с пролежнями, смотреть на их мучения, что ваши финансы на нуле. Вам сразу же ответит десяток моральных ригористов: А мама тебя в детстве не подтирала, не вскакивала по ночам, не трудилась?! Не помнишь пятой заповеди?

О старении общества говорится немало. Мы всесторонне проинформированы о том, что человеческая жизнь удлиняется (XX век Европе подарил женщине 33 года, а мужчине — 29), что глубокая старость — это четыре основные проблемы: одиночество (26% респондентов в опросах фонда Ja Kobieta), недостаток денег (30%), несамостоятельность и зависимость от окружающих (60%) и плохое здоровье (71%). А еще, что в этой подаренной нам старости болезни нарастают, как снежный ком, и в их числе сеющая страх болезнь Альцгеймера. 30 миллионов больных в мире, 200 тысяч в Польше, к 2050 году эта цифра утроится.

О старости говорят много, но пробираясь сквозь дебри табу и мифов. Людей, которых судьба вынудила стать опекунами близких, разрывают драматичные эмоциональные и этические противоречия. Одни стараются полностью перевоплотиться в роль родителей своих родителей, другим на все наплевать, большинство пытается найти средний вариант. Одни разрушают свою собственную жизнь, ведь нельзя же сдать мамочку в дом престарелых (по опросам Центра исследования общественного мнения CBOS, половина поляков считает такой шаг достойным порицания наравне с супружеской изменой, битьем детей, и только каждый десятый способен оправдать его в исключительных ситуациях). Большинство тех, кто «сдал» родителя в какое-либо учреждение (даже приличное и дорогое) разрывается между стыдом и облегчением, между чувством, что он нанес обиду и тем, что обиженной стороной является он сам — ведь ему приходится отдавать (и не только в материальном смысле) гораздо больше, чем он получил.

Бывают люди, способные на безграничное самопожертвование, бывают и те, кто готов спустить на водку последнюю копейку из пенсии матери. Посередине находится большинство, которое пытается в современных реалиях хоть как-то придерживаться заповеди «почитай отца твоего и мать твою». Многие скрывают от самих себя, что не способны чтить, утратили любовь, испытывая лишь жалость. И с одной стороны упорно поддерживают угасающую жизнь, перевязывая гноящиеся раны и высматривая в глазах родителя искру надежды на то, что это имеет смысл, а с другой — ждут дня, когда ЭТО наконец закончится. Табу. Огромное табу.

Дряхлые подопечные тоже находятся в расстроенных чувствах. Бессилие и благодарность. Унижение от того, что они стали обузой, не могут ничего дать взамен, а вынуждены брать. И одновременно ощущение, что они в этом не виноваты. Даже те, у кого возраст притупил ясность ума, чувствуют и страдают.

Слово «семья» вызывает сейчас, скорее, ассоциации с молодым поколением. Браки распадаются, детей рождается мало, отцы и матери переосмысляют свои роли. Но, возможно, более серьезной проблемой следует назвать то, что происходит сейчас на другом этаже семейной пирамиды. Тем более что роль «родителей своих родителей» это совершенно новое явление в истории нашего вида.

Демография: что это за революция?

Демограф и социолог из Лодзинского университета Петр Шукальский (Piotr Szukalski) говорит, что мы не осознаем, насколько масштабная революция произошла при участии ныне живущих людей. Революция, проистекающая из сюрпризов, которые приготовили нам цивилизация и биология, продлив человеческую жизнь, а также из процесса индустриализации, который переместил миллионы людей из деревень в города, оторвал их от семейных хозяйств и ремесленных мастерских, застав кормиться наемным трудом. Мы любим ссылаться на миф, что раньше было так: состоящая из нескольких поколений семья, старики доживают свой век под одной крышей с детьми в окружении благодарных и заботливых потомков. Реальность была несколько другой. Еще в первых десятилетиях XX века мало у кого был шанс познакомиться со своими дедами, не говоря уже о прадедах. Патриарх умирал обычно тогда, когда прекращал работать, передавая свое наследство, то есть хозяйство и ноу-хау следующему патриарху. [...]

Мифическая традиционная семья редко состояла из трех-четырех поколений (и еще реже доживала в полном составе до 90-летнего возраста), что сейчас уже стало нормой. На рост пирамиды наложилось, говоря социологическим языком, резкое падение активности старших поколений. Им почти нечего передать молодым. «Холодные» знания (профессиональные) и «горячие» (жизненная мудрость) при ускорившемся развитии техники и цивилизационных переменах становятся все менее применимыми. Наследство в идее куска земли, фабрики, компании, чего, что можно было бы назвать хозяйством достается очень незначительному проценту молодых. Реальный способ, которым родители могут сейчас обеспечить детей — это дать им образование. Эта инвестиция сейчас все чаще длится больше полутора десятков лет, а потом — иди в мир, справляйся сам.

Все эти явления (и в этом нет ничьей вины) отделили нас друг от друга, расшатали семьи и принесли нечто, что называют недоопределенными связями: людям пришлось столкнуться с вопросами, как быть матерью и мачехой, отцом и отчимом. Кто для меня многолетний партнер племянницы или парень племянника? Как быть прадедушкой? Как, будучи бабушкой, продолжать быть дочерью, а иногда и внучкой? Кем быть в большей степени: родителем детей или родителем родителей? Нормально ли, что иногда больше усилий, времени, денег и чувств уходит на тех, кто произвел на свет нас, а не на тех, кого произвели на свет мы?

Психология: кто виноват?

Психолог Эва Войдылло (Ewa Woydyłło) тоже подчеркивает, что в этом всем нет ничьей вины. Она говорит, что тем взрослым, которые стараются увильнуть от помощи родителям, просто негде было научиться другому поведению. Не только потому, что их дедушки и бабушки, если они были живы, существовали где-то отдельно, а потому, что вся семья была переориентирована на ребенка. Раз основной семейной миссией было образование (сейчас высшее образование своим детям хотят дать 80% родителей), нужно было создать соответствующие условия. «Ты учись, а я обо всем позабочусь», «учись, чтобы твоя жизнь сложилась лучше, чем наша».

Одиноких постаревших родителей легко убедить в том, что это их вина, что не следовало делать из ребенка центра вселенной. Теперь взрослые дети хотят жить удобно и приятно. Их жизнь, их карьера, их самореализация кажутся им самыми важными.

Но, повторюсь, это вовсе не вина родителей, ведь вина подразумевает наличие дурных намерений. Даже если в их поведении был элемент завышенных ожиданий («у меня не вышло, пусть он осуществит мои мечты»), для этого были благородные оправдания («моим родителям было безразлично мое будущее, а для меня ребенок — смысл жизни»). И как этот «смысл жизни» обращается со своими престарелыми родителями?

Моделей несколько. Немногочисленная группа, которая может себе это позволить, «отдает» родителей туда, где им могут обеспечить некий комфорт (собственная мебель, отдельная ванная): 4000 злотых (около 40 тысяч российских рублей, — прим.пер.) в месяц без лекарств, средств гигиены и одежды. Вторая, пожалуй, самая популярная модель в крупных городах — присматривающая за пожилым родителем украинка или две, сменяющие друг друга. На первый взгляд получается вдвое дешевле, но только если брать роль украинки на себя по ночам, каждые вторые выходные или когда она едет за визой, а потом не возвращается целый месяц и т.д. Конечно, уже появились фирмы, которые предлагают услуги сиделок — каждые 8 часов приходит новая, но это стоит 40 злотых в час (400 российских рублей — прим.пер).

Еще можно принять семейный вариант. Кто-то из взрослых детей от безысходности берет пенсионера доживать у себя, официально или неофициально — за дом, квартиру, обещанное увеличение доли в наследстве. Конфликты на этой почве случаются часто. Кто сколько получил от родителей — самый распространенный повод семейных войн. Бывает вариант слабого звена: все обязанности перекладываются на одну из сестер — самую покладистую, обязательную, лучше всего одинокую («а чем ей еще заняться»). Петр Шукальский отмечает, что в результатах последних переписей населения появилось большое число домашних хозяйств, состоящих из двух человек и одновременно двух поколений. Эффект разводов: родитель-одиночка с ребенком? Тщательное изучение статистики показало, что в подавляющем большинстве случаев — это овдовевшие пенсионерки, которые берут под свою крышу матерей, чтобы передать квартиру старушки подросшему ребенку.

Здесь всплывает еще один миф: о том, что в нашем обществе сильна семейственность, а семейную солидарность мы ставим выше прочих ценностей. Это лишь полуправда. Обязанность взять родственника к себе, заниматься памперсами, кастрюлями, уборкой чувствуют обычно женщины. Мужчины чаще всего видят свою обязанность в обеспечении деньгами. Постепенно занятия женщины все меньше воспринимаются как помощь. В глазах семьи помощь — заметную и измеримую — несет мужчина.

Бывают и крайние случаи. Предельное равнодушие взрослых детей имеет свои корни. Равнодушными становятся те, чье детство прошло в сопровождении равнодушия родителей. Дети матерей, сдающих очередной приплод в детский дом, отцов, для которых ребенок был лишь пропуском в систему социальной помощи. Все еще существуют анклавы нищеты, безработицы, семейной несостоятельности, единственная «воспитательная модель» которых ведет к нищете, безработице и несостоятельности. 100 тысячам детей требуется сейчас социальная опека, большинство из них в старости вновь будут в ней нуждаться.

Не обязательно даже погружаться так глубоко в патологию. В Польше в год разводится около 60 тысяч пар, у 60% которых есть дети. В 70-е годы в год регистрировалось 40 тысяч разводов. Таким образом становится все больше взрослых детей разведенных родителей, воспитывавшихся чаще всего одной матерью. Сейчас причиной развода становится обычно несовпадение характеров, а раньше это было пьянство, насилие в отношении близких. Многие дети узнают о существовании своего отца после тридцати, а то и сорока лет его отсутствия, получая повестку в суд: по поводу взыскания алиментов на родителя.

Закон: только деньги?

Чтобы мы не могли (слишком легко) пренебречь нашими обязанностями в отношении и детей, и родителей существует закон. Симметрии здесь нет. О детях мы обязаны заботиться до завершения ими обучения (за исключением совершеннолетних, которые не хотят вести самостоятельную жизнь сознательно), а обеспечивать родителей — если те нуждаются в средствах. Как говорит адвокат Пшемыслав Соколовский (Przemysław Sokołowski), специализирующийся на семейном праве, адвокаты и судьи расходятся во мнениях, должен ли закон наложить обязательство осуществлять такую заботу, однако «законодателей эта тема пока не заинтересовала».

То есть закон обязывает взрослых детей платить родителям, но при соблюдении двух критериев: родитель не имеет никакого имущества, а его пенсии не хватает на предметы первой необходимости, при этом потомок имеет возможность эти нужды удовлетворить. Более того, если ребенку мы должны обеспечить тот же уровень жизни, что и себе, то в случае родителя речь идет об основных вещах: еда, крыша над головой, основные лекарства. Должен ли ребенок заботиться о родителе, который всю жизнь пил, бил, бездельничал и транжирил свое имущество? Здесь работает довольно туманная формула «принципов гражданского общежития»: если родитель явно их нарушал (применял сексуальное насилие, сам отказывался от уплаты алиментов), суд может освободить ребенка от обязанности платить алименты. [...]

Жизнь: только дружба?

Люди обращаются к государству с разными предложениями, но они останутся пустым звуком, пока у политиков не заработает демографическое воображение. Сейчас оно сводится к страху, что если детей будет рождаться все меньше, пенсионная система не выдержит; к раздуванию в обществе истерии, что это национальная трагедия. Однако истинная национальная трагедия начинает разыгрываться на совершенно ином поле семейных отношений, на которое должна наконец обратить внимание серьезная просемейная политика. Пшемыслав Соколовский полагает, что эффектом краха пенсионной системы станет волна исков о взыскании алиментов, кульминация которой наступит лет через 20. Адвокат добавляет, что в очередь за государственными деньгами вольется многочисленная группа одиноких людей, которые не получат пенсии из-за того что работали «вчерную», и не добившиеся успеха реэмигранты.

Согласно исследованиям страховой компании AEGON, каждый четвертый взрослый поляк заявил, что в старости обратится за помощью к детям, поскольку это будет необходимо (кстати, такой же процент полагает, что выйдя на пенсию, будет продолжать поддерживать своих родителей). Получат ли они эту помощь?

Эва Войдылло говорит, что не устает повторять избитую истину: дети воспитываются личным примером, а не словами. Так что же: чтобы подать пример собственным детям, нужно посвятить всего себя нашим родителям — до геройства, надрываясь, отказываясь от своей жизни? Ответ на этот вопрос следует искать трезво, не отмахиваясь от действительности лицемерным утверждением, что о каждой матери и о каждом отце лучше всего позаботятся дома. Дети, вынужденные ухаживать за родителями, нередко связывают их (боясь, что те повредят себе или окружающим), запирают, морят голодом (потому что те отказываются есть), оказывают психическое давление и сдают «на хранение» в больницу, уезжая в отпуск.

Это происходит во всем цивилизованном мире: мы столкнулись с теми же, как уже было сказано, биологическими и культурными сюрпризами. Процессы, связанные с семьей, остановить невозможно. Юристы предостерегают от чрезмерной веры в законы, потому что, например, такая норма, как была принята летом в Китае (посещать родителя как минимум раз в два месяца), попахивает социальной инженерией.

Демограф говорит, что последствия старения общества можно нейтрализовать, как делают это в более богатых странах: начиная от эффективно функционирующей гериатрии (благодаря хорошей медицине можно отсрочить несамостоятельность) до обязательных страховок от недееспособности или так называемых талонов на опеку, которые можно применить в зависимости от меняющихся потребностей. От переоборудования квартир под потребности стариков (за деньги местных властей) до строительства специальных кварталов, где пожилые люди могут жить достойно, безопасно, под ненавязчивым и скоординированным надзором социальных и медицинских служб, не чувствуя на себе клейма «сданного в приют».

Однако в нашем государстве (где на пять миллионов потенциальных пациентов приходится всего 120 геронтологов), которое все еще не может встать на ноги, больших надежд на все это возлагать не приходится.

Петр Шукальский советует поколению нынешних 40-60-летних свыкаться с мыслью, что их ждет скромная старость и «проедание» нажитого.

Маловероятно, что те 20% населения, кому удалось обзавестись домом, дачей или сделать накопления, сохранят свои состояния. Переезд в маленькие квартиры, жизнь вскладчину нескольких пенсионеров (все более популярная на Западе), некая форма пансионов — но не для совершенно несамостоятельных, а просто для пожилых людей: все это наверняка станет реальностью. Каждый должен задать себе вопрос: как я буду жить, кто реально сможет мной заняться, когда я стану старым и немощным?

А дети? Можно рассчитывать на их дружбу. И уже сложнее на безусловную и неугасающую любовь. Ведь это очередной романтический миф и очередное табу (кто признается, что он не любит родителей). Помочь в нужде, понять, побыть вместе — конечно.

Дружбу нужно строить на терпимости, принимать детей, интересоваться их делами. И не питать иллюзий, что они щедро нас вознаградят за само звание родителя, что они смогут поменяться с нами ролями, заботясь о нас и выполняя все наши капризы до самого конца. Сложно даже сказать, что всего этого не вернешь, ведь на самом деле, так никогда не бывало.