Донорство костного мозга и крови. Донорство стволовых клеток в Беларуси. 2200 белорусов отказались быть донорами. Банк плацентарной пуповинной крови. Как стать донором?
«СБ» уже писала об акции Римско–католической церкви в одном из гомельских костелов, где каждый прихожанин прямо в храме может заполнить специальный бланк на согласие стать донором после смерти («Церковь поддержала трансплантологов», номер за 11 февраля).
С юридической точки зрения подобные карточки не имеют никакой силы, ведь в Беларуси и так действует презумпция согласия. Это значит: если человек при жизни не написал отказ, то фактически дал добро. Но такой шаг церкви в первую очередь полезен для родных — они будут знать, какова была его последняя воля.
Между тем цифры говорят сами за себя. С образования единого республиканского регистра прошло чуть больше года, а список наотрез отказавшихся от донорства после смерти уже разросся до 2200 человек. Много это или мало? Как вообще у нас относятся к донорству и какие сложности здесь возникают?
Да, бывает, что родственники ни в какую не соглашаются отдать органы умершего. Но, к счастью, это происходит нечасто, подчеркивает Олег Руммо, руководитель РНПЦ трансплантации органов и тканей, главный внештатный трансплантолог Минздрава.
Кстати, довольно неплохо дела обстоят у нас с родственными пересадками. В большинстве своем люди готовы пожертвовать, например, почкой, чтобы помочь близкому человеку. А если отказываются, то чаще всего ссылаются на плохое здоровье...
Если же вы категорически против того, чтобы после смерти стать донором, достаточно обратиться с заявлением в любое лечебное заведение по месту жительства. Через пару часов данные «отказника» уже будут внесены в единую республиканскую базу. Причем можно даже не объяснять причины.
Ситуации бывали разные: кто–то придерживается религии, которая донорства не приемлет, некоторые не доверяют медикам, а есть и такие, кому просто безразлична судьба других людей.
«Это личное дело каждого, — замечает доктор Руммо. — Я не берусь никого судить».
Потенциальных доноров для сдачи костного мозга и крови у нас пока тоже негусто — только 16 тысяч. А для полноценного функционирования регистра их нужно хотя бы 50 тысяч. Так что чаще всего за помощью приходится обращаться в банки других стран.
По словам Анатолия Усса, руководителя Республиканского центра гематологии и пересадки костного мозга, главного внештатного гематолога Минздрава, у абсолютного большинства больных, которым показана трансплантация костного мозга, альтернативы нет: либо пересадка и жизнь, либо — смерть.
Благодаря новым технологиям сейчас выздоравливают больше половины пациентов.
Само лечение болезней крови с помощью стволовых клеток костного мозга прочно вошло в медицину еще в 1980–х. И сразу встал вопрос о донорах. Выяснилось, что абсолютно идентичны по иммунному статусу только близнецы. А, скажем, у родных брата и сестры вероятность полного совпадения — всего 25 процентов... Источником стволовых клеток, которые спасают жизнь, могут быть костный мозг, кровь или плацентарная пуповинная кровь, замороженная сразу после рождения.
Костный мозг взять довольно непросто: общий наркоз для донора, разрезы — целая мини–операция. И хотя за 20 лет постоянной работы не зафиксировано ни одного случая, чтобы у человека, решившегося на такой шаг, потом возникли какие–то проблемы, сейчас медики ушли от неродственного донорства костного мозга.
Ведь есть процедура почти столь же эффективная, но значительно более щадящая: сдача крови. Добровольца подключают к специальному аппарату — сепаратору, который забирает небольшое количество крови (около 250 мл), выделяет из нее стволовые клетки и возвращает ее обратно в организм.
Сегодня в мировом регистре — более 25 млн. добровольных доноров стволовых кроветворных клеток. Среди европейских стран лидирует Германия, где более 5 млн. доноров.
Да, наши цифры куда скромнее, но мы сильно продвинулись с того момента, когда лет пять назад комитет по здравоохранению Мингорисполкома решил всерьез заняться этим вопросом.
Уже проведена первая трансплантация стволовых клеток именно от белорусского донора, а еще с тремя работа ведется прямо сейчас.
Лечение с помощью трансплантаций такого рода, которое было крайне сложным и затратным первые годы, сейчас в развитых странах стало практически медицинской рутиной.
Хотя это процедура высокотехнологичная и ее может выполнить далеко не каждое специализированное лечебное учреждение и даже не каждая страна.
Например, в Украине вообще не практикуется ни один вид пересадки клеток крови. А на всю огромную Россию самым сложным видом трансплантации — от неродственного донора — занимаются только две клиники.
У нас дело движется, но еще не все гладко. И здесь проблема скорее морально–этическая, чем медицинская.
«Если мы называем себя цивилизованными людьми, то почему же тогда уже 20 лет используем ресурсы доноров Западной Европы и других стран мира? — задается вопросом Анатолий Усс. — Почему до сих пор так мало своих доноров?» Ведь чем больше их будет, тем выше шанс на совпадение, реальнее перспектива спасти чью–то жизнь. Кроме того, при обширном банке такие операции станут в разы дешевле.
Но что говорить, если даже родственники без объяснения причин порой отказываются становиться донором стволовых клеток для брата или сестры...
У нас, как и во всем мире, донорство бесплатное. Оплачиваются лишь проезд, питание и тому подобные мелкие расходы. Для граждан страны сама операция бесплатна, а вот иностранцу стоит немалых денег.
У нас, например, — 105 тысяч евро (для сравнения: в Германии придется заплатить 250 — 300 тысяч). Клиника зарабатывает на этом виде услуг большие деньги. А идут они потом на лекарства белорусам.
Только представьте: за счет одного иностранца могут быть сделаны пересадки троим нашим землякам!
Кроме того, часть вырученных средств пускается на зарплаты высококвалифицированных специалистов: молекулярных биологов, реаниматологов, трансплантологов.
Ежегодно у нас на 10 млн. населения проводится около 200 трансплантаций взрослым и детям. Соотношение — на порядок выше, чем в России. Столько же операций проводится и в Польше.
«Если донора среди родственников и в национальном регистре найти не удается, а показания к трансплантации абсолютные, консилиум выносит заключение и отправляет в Минздрав, чтобы был рассмотрен вопрос об оплате государством поиска за границей», — объясняет Анатолий Леонидович.
К слову, так делают только в высокоразвитых странах. Даже Россия пока не оплачивает поиск донора костного мозга за рубежом.
Ежегодно 5 — 10 белорусов получают такую помощь из бюджета. А некоторые решают проблему за счет личных средств: на поиск донора и доставку его стволовых клеток нужно от 15 до 20 тысяч евро.
Как стать донором стволовых клеток?
Показания для донорства стволовых клеток точно такие же, как и для донорства крови. Более того, все доноры находятся в едином регистре. Поэтому лучший вариант для тех, кто в перспективе хочет поделиться своими стволовыми клетками — быть донором крови.
Для этого можно обратиться в отделения переливания крови 9–й, 5–й клинических больниц, Больницу скорой медицинской помощи, в городской центр трансфузиологии 6–й клинической больницы, в республиканскую либо в областные станции переливания крови.
Нужно только две вещи: подписать форму информированного согласия и сдать небольшую пробирку крови для проведения лабораторных исследований. После всех необходимых анализов человек заносится в компьютерную базу данных. И если появляется пациент с таким же фенотипом, с потенциальным донором связываются и просят приехать, чтобы взять его стволовые клетки из крови.
За это благое дело люди получают 20 базовых величин.
КСТАТИ
Еще в 9–й минской клинической больнице уже несколько лет собирают банк плацентарной пуповинной крови. Это ценный источник стволовых клеток, но проблема в цене. Стоимость одной порции такой крови в десятки раз выше, чем обычной.
Богатые страны пошли по пути создания национальных банков пуповинной крови, где заморожены десятки тысяч образцов для трансплантаций. У нас пока недостаточно ресурсов. Зато есть возможность предложить всем желающим платную услугу по заморозке пуповинной крови ребенка. Заморожено уже более 600 образцов.
Алгоритм следующий. Один из членов семьи заключает с клиникой договор, берет с собой специальный пластиковый пакет, который нужно отвезти в родильное отделение, где сразу после родов акушерка собирает из пуповины кровь. В течение суток ее нужно привезти в больницу, где ее заморозят, а заключившему договор выдадут специальный паспорт–гарантию. Хранится замороженная кровь в жидком азоте при температуре минус 197 градусов и может находиться там многие десятилетия.
Сегодня услуга по заморозке стоит 8 млн. рублей первоначально и еще около 1,3 млн. нужно ежегодно платить за хранение.
Советская Белоруссия №39 (24422). Пятница, 28 февраля 2014 года. Автор публикации: Анна ОСОКИНА
Гематолог в Минске Усс Анатолий Леонидович | Трансплантолог в Минске Руммо Олег Олегович |
Трансфузиологи в Минске
Найдено 3 врачей (отображаются 1 - 3)
-
6 больница Минска, улица Уральская 5, Минск
(017) 245-10-01 Справка ТЕРАПИИ
Истории о лечении стволовыми клетками в Беларуси: лечение трофических язв и ДЦП
Стволовыми клетками в Беларуси лечат более 10 лет. Тем не менее о них пишут столько, что не сразу разберешь, где правда. Говорят, благодаря мезенхимальным стволовым клеткам можно добиться эффекта вечной молодости, избавиться от самых запущенных болезней, вырастить целые органы и даже убить человека. LADY.СМИ поговорила с людьми, которые на своем опыте узнали, каково использовать этот метод лечения. А также выслушала комментарий специалиста.
Ирина Болотина, лечила трофические язвы: «Было ощущение, что в ране, как в яблоке, живет червяк»
— Однажды я сильно ушибла ногу. И кажется, что здесь особенного, с кем не бывает. Но спустя время на месте ушиба образовалась рана, которая не заживала. Мало того, болела настолько сильно, что я не могла спать по ночам. Было ощущение, будто «червяк», как в яблоке, живет в моей ране. Я не знала, что делать, куда положить ногу. Бежала под кран с холодной водой, чтобы как-то унять боль. Поврежденная нога в итоге отекла и стала в два раза больше здоровой.
Естественно, сразу обратилась к врачам. Два хирурга, осмотрев рану, сказали, что это не их профиль. Порекомендовали определенные мази и примочки — и отпустили. Но мне не помогло. Третий врач пообещала: «Ой, мы легко с вами вылечим ногу!». Назначила другой день приема. Я пришла, но, как выяснилось, доктор уже отправилась в отпуск. А когда вернулась, замахала руками: «Ничего сделать не могу!». Благо есть интернет. В Сети прочитала, что у меня трофическая язва. Этот диагноз подтвердили и на кафедре хирургии Белорусского государственного медицинского университета. Там же объяснили, что заболевание спровоцировал ушиб. А появилось оно на фоне хронического заболевания — сахарного диабета. Врачи предложили мне лечиться мезенхимальными стволовыми клетками. Я согласилась, так как ничто больше не помогало.
Почему о лечении стволовыми клетками мне ничего не рассказали в поликлинике, не отвечу. Это было три года тому назад. Возможно, сами врачи не знали. Тем более что я была одной из первых, кто лечился по этой методике. Тогда в Беларуси она, видно, была в новинку.
Лечение проходило следующим образом. С помощью специального облучения убивали грибок, который находился в ране и разъедал ее. Одновременно мне под местным наркозом сделали надрез в районе пупка, чтобы забрать материал для выращивания стволовых клеток. После того как их вырастили, спустя три недели, на мою язву наложили «повязку» из стволовых клеток.
Она напоминала мягкий пластилин розового цвета. С этой повязкой я ходила недели две. Потом ее сняли. Лечащий врач посмотрел и сказал, что надо делать накладочки из лекарства и лейкопластыря. Это для того, чтобы не появлялась новая инфекция. Такой рекомендации я следовала еще месяца полтора-два.
За лечение у меня не взяли ни копейки, оно выполнялось в рамках научной темы. Во время выписки ни о каких мерах предосторожности не говорилось. Единственное, о чем попросил врач: «Вы только туда землю не сыпьте». Я пообещала, что не буду (улыбается). Стала снова ходить на работу и вести обычный образ жизни. Сейчас, в свой 61 год, тоже активна. Посещаю спортзал. Даже забыла, что когда-то мучилась от боли. Об этом напоминает только небольшой участок кожи другого цвета.
Ирина Павлович, лечила ДЦП своему малышу: «Мы знали, что лечение может не дать результата, но решили рискнуть»
— Диагноз «детский церебральный паралич» самой тяжелой степени — четвертой — моему сыну поставили в год и два месяца. До этого утверждали, что у него задержка психомоторного развития. Говорили: «Это ерунда, само пройдет». Но, как видите…
Сейчас есть возможность почитать, узнать, что это за болезнь. А тогда, 12 лет назад, о ней толком ничего не слышали. Поэтому по совету докторов стали ездить в реабилитационные центры для детей с психоневрологическими заболеваниями.
О том, что наше заболевание лечится мезенхимальными стволовыми клетками, узнала из телевизора. Мы просто переключали каналы. По одному увидели, как доктор рассказывает, что скоро запускается экспериментальная научная программа по лечению детей с ДЦП. Приглашал поучаствовать заинтересованных родителей. На экране высветились телефоны. Мы позвонили. Записались на прием.
Это было в 2015 году. Ранее я слышала, что стволовыми клетками лечат детей, но за границей. Думала, что это очень дорогостоящая операция, которая не дает стопроцентного результата. О том, что подобный курс можно пройти в Беларуси, а тем более бесплатно, даже не мечтала.
Безусловно, мы позвонили, записались на прием. Нас осмотрели, а через некоторое время прислали договор. Там было описано, что для участия в программе мы должны: найти донора для ребенка, не принимать антибиотики до процедуры, подготовить анализы.
Указывались и риски: стволовые клетки могут не подойти — поднимется температура, есть вероятность возникновения судорог. Говорилось и о том, что лечение может не дать результата.
Конечно, мы думали, соглашаться или нет. И в то же время прекрасно понимали, что Захару 11 лет. В этом возрасте реабилитационные методы, которых мы придерживались ранее (к примеру, лечебная физкультура), уже не будут давать такого результата, как в младшем возрасте. То, что могли достигнуть своими силами, мы уже достигли. Хотелось, чтобы ребенок стал более самостоятельным, поэтому рискнули. Успокаивало, что клетки вводились на базе РНПЦ детской онкологии, гематологии и иммунологии в Боровлянах, а там работают хорошие специалисты. К тому же мы прочитали, что для онкобольных деток такие процедуры проводятся давно. Хотя, конечно, было и страшно.
Я была донором. Старалась хорошо питаться и делать все возможное, чтобы не подхватить никаких инфекций, не принимать антибиотиков. Ведь чем лучше состояние донорской клетки, тем больше пользы она может принести.
Волновалась и по поводу того, как будет проходить сама процедура. Пришла в кабинет — и мне ввели большую иголку в таз. Было не то что больно, неприятно: я слышала, как «хрустят» кости. А в конце забора перед глазами поплыл кабинет — как объяснили, так бывает. Это болевой шок. Мне принесли сладкий чай, и через полчаса я уже полностью восстановилась.
Стволовые клетки нарастили очень быстро — примерно за две недели. Отметили, что материал будет неплохой.
Сначала материал вводили внутривенно. Нам говорили, что придется лечь с ребенком на дневной стационар, но чтобы избежать рисков, в итоге положили в больницу. Оттуда нас выписали на следующий день и назначили дату, когда стволовые клетки будут вводить в спинной мозг. Для этого на целую неделю надо было лечь в больницу.
Ребенок распереживался. Все время расспрашивал: «А что будут делать?», «Мне будет больно?», «Как я себя буду чувствовать?». Но мы старались доносить до него только положительную информацию. Объясняли: есть вероятность, что после введения ты даже сможешь ходить.
Но он все равно нервничал. Хотя, как взрослый, старался не показывать волнения. После общего наркоза доктор попросил Захара два часа полежать на спине. А он от испуга пролежал больше.
Подсадка прошла хорошо. В выходные нас уже выписали. Врачи ничего не обещали. Это же был эксперимент. Только сказали: «Если увидите какие-то изменения, дайте знать». После курса введения по договору мы должны были сперва каждый месяц, потом каждые три, а затем через полгода-год приезжать в реабилитационный центр для детей с психоневрологическими заболеваниями.
Изменения начались сразу после первого курса реабилитации. У ребенка намного лучше стали работать руки. Мы начали плести бисером, вышивать, лепить из глины.
Хотя раньше до этого у него были зажаты пальцы. Захар не мог взять бусинку в ручки, не то что из нее что-то делать.
Малыш стал лучше ходить. Первое, что у него получилось, — стоять у стены. Время спустя научился одной ручкой держаться за стену, другой — за мою руку. Трудно было представить, что до этого он был все время на руках.
Состояние Захара постоянно улучшалось. Только вот этим летом у нас пошел большой скачок роста — мы выросли на 8 сантиметров. А раньше у него не росла нога, и сам он тоже рос очень медленно. Начался переходный период. Появились сильные боли в спине. Ослабли мышцы, за счет чего он стал хуже ходить. Если в феврале 2017 г. мы уже передвигались за руку и он пытался ходить сам с тростью, то сейчас ходить с палочкой он не может. Даже вместе со мной за руку теперь проходит меньшее расстояние.
Не так давно были на реабилитации. Проходили индивидуальную ЛФК, массаж спины и ноги, медикаментозное лечение. В этот раз нам делали уколы. В реабилитацию входит и электростимуляция — процедура, при которой через мышцы ребенка пропускают электротоки для укрепления спины и ног. Назначают также парафин — согревающие процедуры, которые расслабляют мышцы, потому что у нас повышенный тонус. Чтобы заниматься было проще и быстрее наращивалась мышечная масса, тонус надо расслаблять. Помогает в лечении и аппарат локомат: ребенка подключают к компьютеру — а его ноги фиксируют в специальных протезах. Захар смотрит на экран и с помощью компьютера шагает как в виртуальной реальности. Гуляет по полю, поднимается в гору. Таким образом, он учится поднимать ноги, контролировать свое тело, поворачиваться.
Конечно, после каждой реабилитации ему становилось легче. Но, как нам сказал доктор, чтобы мышцы стали выдерживать новый рост, нужно еще много времени заниматься.
Надеемся, что поработаем со своими мышцами и все вернется обратно. Вообще, мы оптимисты по жизни — надеемся только на лучшее (Смеется.)
Радует, что после введения стволовых клеток мы стали меньше болеть. Тем не менее здесь сложно однозначно сказать, с чем это связано. Может быть, с тем, что ребенок перерос, может быть с тем, что у нас достаточно узкий круг общения — сын занимается с преподавателями на дому. А может быть, действительно, повлияло. Если раньше надо было пить таблетки даже при малейшей простуде, теперь вылечить ее можно было просто горячим чаем.
Сейчас Захар сам себя не обслуживает. Но по-прежнему делает поделки, вышивает. Может позвонить мне по телефону. Правда, ходить ему сложно.
Само лечение и реабилитация обошлись мне бесплатно. Единственное, за что мы заплатили, — за дорогу. Сами живем в Столине — это Брестская область. Добираться — свет не близкий, но мы были готовы.
Насколько мне известно, набор на программу лечения ДЦП стволовыми клетками сейчас приостановили. Здорово было бы, если бы ее возобновили и сделали доступной для больных деток.
«Нельзя сказать: „Хочу лечить стволовыми клетками“ — и начать это делать в соседнем кабинете»
Комментарий эксперта:
Академик НАН Беларуси, научный руководитель Республиканского научно-медицинского центра «Клеточные технологии», созданного при Институте биофизики и клеточной инженерии НАН Беларуси, Игорь Волотовский.
— Мезенхимальными стволовыми клетками в Беларуси лечат с 2005 года. В Западной Европе — с 1995 года. С их помощью пытаются лечить самые разные заболевания: сердечно-сосудистые, заболевания опорно-двигательного аппарата, гормональные, к примеру, диабет.
Метод лечения трофических язв в Беларуси зарекомендовал себя уже давно. А сейчас работаем над методикой лечения ожогов, различных изменений кожных покровов, дегенеративных изменений — с помощью фибробластов и стволовых клеток.
У нас закончилась первая стадия экспериментов на животных — эффект очень хороший. Сейчас приступаем к лечению пациентов.
Работаем над еще тремя направлениями: разработкой методов лечения пародонтозов, язвенных изменений роговицы глаза и недержания мочи у женщин. Казалось бы, болезни самые разные. Но их объединяют мезенхимальные стволовые клетки. Во всех случаях, как показали доклинические испытания на животных, клетки эффективны.
— Куда обращаться человеку, который хочет пройти курс лечения стволовыми клетками?
— Нужно обратиться в тот Институт, который занимается лечением именно его болезни, и там проконсультироваться. Информацию можно найти в интернете.
В Беларуси стволовыми клетками лечат только государственные учреждения. К примеру, клеточные методы лечения заболеваний разработаны в 9-й клинической больнице, в РНПЦ неврологии и нейрохирургии, в РНПЦ травматологии и ортопедии, в РНПЦ детской онкологии, гематологии и иммунологии.
В регионах лечение стволовыми клетками пока не осуществляют. Чтобы это делать, нужна производственная база. А у нас все очень жестко регламентируется.
В законе «О здравоохранении» есть несколько статей, которые посвящены биомедицинским клеточным продуктам − к ним относятся и стволовые клетки − и их использованию на практике. Там прописано, как эти клетки должны регистрироваться. На них нужно получать разрешение.
Просто сказать: «Я хочу заниматься лечением стволовыми клетками» — и начать это делать в соседнем кабинете нельзя. Точно так же, как нельзя просто вычитать, что в другой стране стали лечить стволовыми клетками какую-то болезнь — и начать это делать у нас. Ведь в каждой стране своя система, и любые методы лечения должны быть юридически подкреплены.
И потом, никто открыто не описывает деталей: сколько брать стволовых клеток, куда конкретно вводить, как часто. Поэтому нередко приходится идти по тому пути, который на Западе уже пройден. Конечно, можно купить у них лицензию на лечение, где будут описаны все нюансы, но это очень дорого.
— Сколько стволовых клеток нужно для лечения одного человека?
— Зависит от болезни. Чтобы вылечить заболевание, нужны десятки миллионов клеток. К примеру, столько понадобится для рассеянного склероза. А для лечения трофических язв нужно 5−6 миллионов стволовых клеток. Это не очень большая цифра.
— А что по поводу стоимости?
— Лечение заболеваний, о котором рассказали вам больные, проводилось в рамках научно-исследовательских проектов. Поэтому оно и было бесплатным. К сожалению, вне проекта за лечение приходится платить. В законодательстве нет статьи расходов на мезенхимальные стволовые клетки. По нашему расчету, миллион клеток стоит порядка 200−300$. Это связано с тем, что все расходные материалы, среды, флаконы − импортные. Если покупать российские материалы, добавки, то клетки не растут или растут весьма вяло. А у нас в стране качественные расходные материалы не выпускаются.
— По сравнению с другими странами это дорого?
— Нет, у нас дешевле. За границей используют те же расходные материалы. Только у их сотрудников зарплата выше, поэтому дороже будет. Ведь в эту стоимость входят и трудовые ресурсы.
— Есть ли противопоказания к лечению стволовыми клетками?
— Практически нет. Некоторые говорят, что стволовые клетки могут привести к онкологическим заболеваниям. Но однозначного ответа здесь не существует. Смотря какие стволовые клетки используются для лечения.
Эмбриональные стволовые клетки — те, которые находятся в бластоцисте, очень активны. Они могут приводить к опухолям, поэтому пользоваться ими для лечения в западных странах запрещено.
Принято считать, что мезенхимальные стволовые клетки до третьего пассажа никакой опасности не представляют.
Объясню, что такое пассаж. Клеточный материал помещают во флакон. Там клетки растут и накапливаются до тех пор, пока ими не заполнится все дно флакона.
Когда дно заполнено, дальше деление не идет. Вот первый пассаж и завершился. Остатки питательной среды выливаются, клетки смывают со дна − и помещают в следующий флакон.
Там этот процесс деления опять продолжается до тех пор, пока не заполнится дно флакона. Второй пассаж закончился. Потом идем на третий.
В течение этих трех пассажей никакой опасности нет. Если довести, например, до десятого пассажа, в клетках могут происходить различные изменения, например, на уровне генетического аппарата.
Но никто туда не доходит. Как правило, ограничиваются двумя-тремя пассажами.
— В январе 2017 года СМИ писали, что в Беларуси работают над разработкой метода лечения инсульта стволовыми клетками. Каковы успехи?
— Если все пойдет хорошо, этот метод примерно через год можно будет использовать на людях. Пока проверяли лишь на животных. Но результаты обнадеживающие. В чем суть: берется ткань, которая находится в носовой полости — там есть нейрогенные стволовые клетки, которые содержатся в нервной ткани.
Эти клетки выращиваются. Потом их вводят в нервопроводящие пути, которые связывают носовую полость с центральной нервной системой — головным мозгом. По этим путям клетки достигают очага поражения — и там оказывают свой эффект.
Эти работы проводятся совместно Институтом физиологии НАН Беларуси (академик НАН Беларуси В.А. Кульчицкий) и РНПЦ неврологии и нейрохирургии Минздрава РБ (член-корреспондент НАН Беларуси Ю.Г.Шанько).
Алина Минохорян / Фото: из архива героев / LADY.СМИ