Куда смотрели медики, пока тело ребенка 8 месяцев лежало в гомельской малосемейке

В Гомеле завершается судебное разбирательство по громкому делу о смерти грудного младенца по вине его родителей. Сразу после задержания отец 3-месячной Снежаны написал признание в том, что задушил девочку. Это же подтвердила и мать ребенка. Позже обвиняемые отказались от своих показаний, утверждая, что «просто оставили дочь и ушли». Труп малышки пролежал в коляске около 8 месяцев. Суд выяснял, почему все это время бездействовали близкие родственники, медики и социальные педагоги.

Обвиняемая: «Я думала, туда приедет моя мама и заберет Снежану»

13 января в Гомеле в одной из квартир общежития на проспекте Космонавтов было обнаружено тело грудного ребенка. В тот же день по подозрению в совершении преступления задержаны биологические родители младенца — 31-летняя Виолетта Григорьева и ее 35-летний сожитель Максим Хололеенко.

В середине июня СК завершил расследование. Установлено, что родители умышленно оставили дочь без присмотра, будучи уверенными, что без кормления и ухода она неминуемо умрет. Сожителям предъявлено обвинение по ч. 2 ст. 139 «Убийство заведомо малолетнего» УК.

18 августа этого года началось судебное разбирательство по этому уголовному делу.

Первой была допрошена Григорьева. Показания, которые она давала на предварительном следствии в день задержания, разительно отличаются от того, что она говорила впоследствии на других допросах и потом в суде. Изначально женщина в деталях рассказывала о том, как ее сожитель душил их маленькую дочь из-за того, что она отдала своей матери единовременное пособие на ее рождение — 23 млн рублей.

Потом Григорьева стала это отрицать. Настаивала на том, что они просто ушли из квартиры, оставив там ребенка, и около восьми месяцев туда не возвращались.

Обвиняемая пояснила, что в тот день, когда они оставили Снежану, оба были пьяны — «я тогда не соображала, бес попутал». Сказала, что утром следующего дня, протрезвев, она пожалела о случившемся, но к ребенку не вернулась:

— Я думала, что туда приедет моя мама и заберет Снежану…

В показаниях обвиняемой было слишком много противоречий, на которые ей указали в суде. В итоге Григорьева отказалась от дальнейших показаний.

Снежана — четвертый ребенок Григорьевой и, как оказалось, не последний. В мае 2014 года родители избавились от девочки, и уже через семь месяцев, 27 декабря, у них родился сын Данила. В роддоме Григорьева представилась другой фамилией, на которую записала и сына. Когда она с новорожденным выписалась из больницы, в тот же день пара, которая до рождения сына несколько месяцев бродяжничала, оставила малыша в подъезде дома.

В суде Хололеенко цинично рассказывал, что сделано это было во благо ребенку:

— Я боялся за его жизнь (новорожденного. — СМИ), что он может умереть от пневмонии. Мы зашли в подъезд, поговорили и решили не подвергать ребенка опасности — подбросить его в подъезде, чтобы его забрали.

Таким образом, сожителям инкриминируется еще одно уголовное преступление — оставление в опасности. Собственно, ЧП с новорожденным Данилой, которого, к счастью, обнаружили жильцы дома, и послужило толчком к активному поиску горе-родителей, что привело к раскрытию еще более страшного преступления.

Хололеенко также путался в своих показаниях. В суде демонстрировали видео допроса сразу после задержания, где он в деталях рассказывал, как душил Снежану. Позже он стал говорить, что ребенка не убивал — они с Виолеттой просто выпивали в тот вечер и ушли за добавкой. Обвиняемый пояснял, что боялся возвращаться в эту малосемейку, так как его грозились выселить оттуда за неуплату коммунальных платежей. Уверял, что написал признание об убийстве Снежаны под давлением, «боялся физического воздействия», и потом, когда сменился следователь, стал давать другие показания — «правдивые, я ребенка не душил, мы просто оставили его в квартире и ушли». На вопрос судьи, применяли ли к нему физическое воздействие на следствии, ответил: «Нет, но мне на это намекали».

Был ли ребенок задушен или просто умирал голодной смертью в пустой квартире, похоже, так и останется тайной. Такой вывод можно сделать после того, как в суде дал показания эксперт. Он зачитал результаты экспертизы и пояснил, что «в связи с мумификацией трупа установить причину смерти девочки не представляется возможным» — слишком долго труп пролежал в квартире.

За все время, пока шли судебные разбирательства, Григорьева и Хололеенко вели себя так, будто речь шла не об их детях — убитой дочери и брошенном сыне, — а о чем-то совершенно постороннем. Ни слез, ни эмоций, ни раскаяний. По словам Хололеенко, в тот день, когда они бросили Снежану, у них был разговор о том, что неплохо бы пожить вдвоем вдали от цивилизации, без детей.

Потерпевшая: «Я надеялась на свои силы. Не думала, что все будет так жестоко»

Мать обвиняемой, Людмила Федоровна, выступает в суде в качестве потерпевшей. Она воспитывает трех старших детей своей дочери, двое из которых уже школьники, третий пошел в этом году в первый класс. Все они учатся в обычной гомельской средней школе. Сейчас бабушка является опекуном троих своих внуков: ее дочь лишили родительских прав через двое суток после обнаружения трупа Снежаны. После судебного заседания женщина призналась, что хотела забрать Данилу из Дома малютки и очень расстроилась, узнав, что его уже усыновили.

Людмила Федоровна с мужем и тремя внуками, двое из которых рождены от Хололеенко, живут в доме по проспекту Космонавтов. В квартире с ними проживала и дочь Виолетта, которая время от времени уходила на месяц-два бродяжничать со своим сожителем. Какой-то период Хололеенко проживал с ними, но родители Виолетты были против этого.

— У него была психика ненормальная. Он на меня пару раз руку поднимал. Я с ним не скандалила — детей смотрю, а ему все не нравится. Мне конфликты не нужны в семье, у нас никогда из-за денег не ругались, — говорила потерпевшая. — Ему не нравилось, что дочка дает мне деньги с детских пособий.

Людмила Федоровна считает, что Хололеенко приучил ее дочь к бродяжничеству и что он задушил Снежану.

— А как там на самом деле было, не знаю. Они все время по-разному говорят. Голова уже раскалывается от их вранья, опозорили меня на всю Беларусь. Я считаю, что Хололеенко уничтожил ребенка из-за денег — за то, что ему ни копейки не попало, — сказала она в суде.

Однако далее женщина дает показания, которые противоречат ее мнению. Она уверяет, что вечером того дня, когда дочь ушла из дома с ребенком, она приехала к малосемейке, в которой живет Хололеенко, и слышала за дверью детский плач. Тогда как обвиняемые, по их показаниям, ушли оттуда еще днем и больше не возвращались. Следовательно, ребенок был жив после их ухода.

Гособвинитель спросила у потерпевшей, почему, услышав плач внучки, она не обратилась в милицию, ведь можно было спасти девочку.

— Думала, что там находятся родители Снежаны, просто не хотят открывать дверь, — пояснила женщина. — В милицию я не обращалась, потому что мою дочь могли лишить родительских прав за то, что она ушла из дома, а внуков забрали бы в интернат.

— Если вы боялись обращаться в милицию, могли позвонить в домоуправление, чтобы вам открыли дверь, когда вы слышали плач ребенка, — заметил судья.

Давая показания, женщина то и дело срывалась на крик в адрес дочери: «Тебе нравоучения мои не нравились? А что я такого говорила — что работать надо?». Судья делал ей замечания, но она все равно то и дело осыпала гневными репликами обвиняемых.

В суде было озвучено, что дочь Людмилы Федоровны не появлялась дома с мая 2014 года по январь 2015-го. Все это время она не выходила на контакт с родственниками. На вопрос, почему все это время женщина не предпринимала никаких действий, чтобы найти дочь и внучку, она пояснила:

— Надеялась на свои силы. Я знала, что они живы. Искала их постоянно. Мы считали, что все будет хорошо, Виолетта вернется — такое уже было не раз. Мне знакомые говорили, что видят ее с Хололеенко в микрорайоне Кленковский. Я знала, что дочь снова беременна. Спрашивала, была ли с ними коляска. Знакомые отвечали: не было. Я не думала, что все будет так жестоко со Снежаной из-за этих 23 миллионов (плачет)…

Утром 13 января к Людмиле Федоровне приехали домой два педагога из СШ № 12 и сказали, что нужно срочно ехать искать Виолетту. Они уже знали, что Григорьева оставила в подъезде новорожденного сына. Теперь их волновало только одно — куда подевалась Снежана.

Потерпевшая рассказала, как они разыскали дочь и ее сожителя, как поехали с ними в малосемейку, как взломали дверь в квартиру и обнаружили труп девочки.

— Дочь стояла перед дверью, опустив голову. «Что ты наделала, — говорю, — я в тюрьму к тебе не приду». А Хололеенко, сидевший неподалеку на корточках, произнес: «А что мне? Отсижу».

Муж Людмилы Федоровны, отец обвиняемой, на суд по повестке не явился. Пришлось использовать административный ресурс, чтобы доставить его в зал заседаний. Мужчина мельком скользнул взглядом по дочери и сказал, что отказывается давать показания:

— Ничего нового я вам не скажу.

Куда смотрели социальные педагоги и медики

После обнаружения тела ребенка, буквально недели через две, в Гомеле привлекли к ответственности 20 должностных лиц, девять из которых были уволены. Это коснулось руководства филиала № 4 детской поликлиники и средней школы № 12, к которым территориально относился дом, где проживала семья Снежаны. В частности, лишились работы заведующая филиалом № 4 детской поликлиники и директор СШ № 12.

В суде в качестве свидетелей были опрошены четыре педагога школы № 12. Они сообщили, что на данный момент их директор снова работает — его восстановили в должности в судебном порядке.

Суд опросил двух педагогов, которые разыскали и привезли Григорьеву и Хололеенко к малосемейке, где была оставлена Снежана, и еще двух, которые подошли туда, чтобы вместе разобраться, где ребенок. Все они говорили в суде, что пережили огромный стресс, когда узнали, что девочка мертва. В отличие от родителей погибшего ребенка педагоги не скрывали эмоций в суде. Признавались, что долго анализировали случившееся и понимают, что в этом частично есть и их вина, хотя они очень много времени уделяли этой семье.

— В данной ситуации мы пошли на поводу у бабушки, которая говорила постоянно, что с Виолеттой все в порядке, просто она ушла устраивать свою личную жизнь, — сказала одна из свидетельниц. — Для нас это был урок — теперь не будем слушать, что говорят родственники, сразу будем предпринимать все меры.

Из показаний педагогов следует, что в 2008 году у Виолетты изымали детей на полгода по декрету № 18. Тогда она стала исправляться, и детей вернули. Эта семья всегда была под контролем школы, ей уделялось много внимания: детям приносили вещи, портфель в школу собирали и так далее.

Когда Виолетта в очередной раз пропала, социально-психологическая служба школы предлагала родителям Григорьевой подать заявление в милицию о ее розыске, но они отказались. Бабушка сказала, что знает, где ее дочь.

Примечательно, что за три дня до ухода Виолетты из дома социальные педагоги навещали квартиру Григорьевой. Из их показаний следует, что Виолетта была дома, держала Снежану на руках и кормила ее из бутылочки. Ничто не предвещало трагедии. Затем 4 раза навещали семью в августе. Виолетты и Снежаны дома не было, но Людмила Федоровна уверяла, что дочь скоро вернется, она просто ушла устраивать свою личную жизнь.

Тем не менее в августе семья снова была поставлена на учет как СОП (социально опасное положение) в связи с длительным отсутствием матери. Педагоги говорят, что просили инспектора ИДН, закрепленного за школой, посодействовать в розыске Григорьевой.

— Но он сказал, что школа не имеет на это права, в розыск должны подавать только близкие родственники.

Сотрудники школы говорили, что повода для беспокойства за своих учеников у них не было — когда мать бродяжничала, дети оставались с бабушкой с дедушкой, в квартире которых всегда убрано, в холодильнике есть еда — дети всегда были досмотрены.

Бывшая замдиректора по воспитательной работе, которая в связи с этой ситуацией была понижена в должности, рассказала в суде:

— С нашей стороны была допущена халатность, я долго думала над этим, понимаю, что есть наша недоработка. Единственное, чем можно успокоить себя в этой ситуации, — это то, что мы узнали об уходе Григорьевой из дома в июне. Даже если бы разыскали ее тогда, ребенка это бы не спасло — он уже был мертв. Ведь 19 мая мы были у них, Григорьева была дома, говорила, что получит детские и пойдет к своему ребенку на выпускной в детсад. Она кормила Снежану из бутылочки — ничто не предвещало беды.

Социальный педагог, также навещавшая Григорьевых, рассказала, что, когда Виолетта была дома, она готовила еду детям, помогала им делать уроки.

Школьный психолог, судя по ее показаниям, также хорошо знакома с семьей.

— Виолетту я знаю с того времени, как стал действовать декрет № 18, а Хололеенко видела только один раз, когда мы их нашли и привезли в малосемейку. Виолетта все время хотела создать семью, а детей оставляла маме. Мы знали, что она не раз уходила из дома, раз шесть или семь, но также знали, что она возвращалась. Она могла не появляться месяц-два, это время дети были с бабушкой, и мы видели, что они в порядке. Сама Григорьева практически не занималась воспитанием своих детей. Я как психолог могу сказать — у нее материнских чувств нет.

На вопрос судьи, почему они пошли искать Григорьеву и Хололеенко, а не обратились в милицию, она ответила:

— Мы привыкли все делать сами.

Психолог и другие сотрудники школы говорили в суде, что не снимают своей вины за случившееся. И в целом показания педагогов по сравнению с показаниями родителей Снежаны и Данилы были контрастными: первые воспринимали случившееся гораздо ближе к сердцу, чем обвиняемые, которые пытались всячески оправдать свое преступление.

Что касается медиков, то сотрудников детской поликлиники в суде не опрашивали, но из показаний бабушки следует, что они также держали семью на контроле.

Людмила Федоровна говорила, что медсестра из детской поликлиники оставляла им записки в дверях с просьбой привезти Снежану на прививку. Также интересовалась, где девочка, когда бабушка приходила на прием к врачу с другими внуками. Бабушка говорила ей то же, что и педагогам, — с дочкой и внучкой все в порядке. Именно медсестра из поликлиники позвонила Людмиле Федоровне в начале января и сообщила, что ее дочь родила ребенка под чужой фамилией и бросила его в подъезде, что сейчас мальчик в детской больнице. В тот день бабушка Снежаны и педагоги бросились разыскивать сожителей на улице Чечерской, откуда Виолетту забирали в роддом — было непонятно, где малышка.

В суде давала показания медсестра педиатрического отделения для новорожденных областной детской больницы. Судья поинтересовался, как получилось, что Григорьева находилась с ребенком в больнице под другой фамилией.

— Григорьева находилась у нас на лечении со 2 по 8 января 2015 года. Она поступила под фамилией Лапицкая из второго городского роддома с диагнозом ребенка «врожденная пневмония». То есть эта фамилия была указана в документах роддома.

Медсестра и другая свидетельница, соседка по палате Григорьевой, говорили, что врачи областной детской больницы неоднократно просили женщину предоставить документы. Но та отвечала, что паспорт у мужа, он сейчас оформляет пособие. Потом стала говорить, что муж уехал в командировку.

Даниле повезло: мир не без добрых людей

Есть в этой жуткой истории и позитивный момент. Благодаря небезразличным жильцам дома по улице Мазурова, в подъезде которого сожители оставили зимой новорожденного Данилу, мальчик остался жив.

— Я убирала вечером квартиру, вышла в тамбур, чтобы и там подмести, и услышала плач ребенка, который доносился откуда-то сверху, и пошла на этот звук, — рассказала женщина, также проходившая свидетелем по делу. — Этажом выше я обнаружила корзинку, в которой лежал младенец. Он был в комбинезончике, без одеяла. Я взяла корзинку и пошла к соседке, у которой тоже есть грудной младенец. Спросила: «Это ваш ребенок?». Она ответила: «Наш дома». Соседка вызвала скорую и милицию.

Женщины обнаружили в корзинке порошок, завернутый в бумагу, на нем была фамилия — Лапицкая. Это лекарство давали Григорьевой в детской больнице. По нему и удалось установить личность мальчика. Теперь с Данилой все хорошо, сначала его отвезли в областную детскую больницу, оттуда — в Дом малютки. Сейчас он уже усыновлен.

* * *

Небольший штрих к портрету обвиняемой. Ее соседка по палате в детской областной больнице рассказала в суде, что Григорьева говорила ей, что больше детей у нее нет, Данила — первенец. О своей жизни она рассказывала мало и о муже упоминала вскользь.

— У меня сложилось впечатление, что у нее был страх перед мужем. И еще помню, как она мне сказала: «Я убила бы мать, которая бросила своего ребенка».

На одно из заседаний, 24 августа, конвой привел Григорьеву в медицинской повязке. Судья спросил, что с ней. Обвиняемая пояснила, что у нее недавно обнаружили туберкулез.

Тем временем практически все свидетели по уголовному делу опрошены. СМИ следит за этим резонансным делом и ждет приговора по нему.

Наталья Пригодич / фото автора, СМИ