Гомельчанка Кристина: Рак – это лучшее, что было в моей жизни
До болезни я жила своей жизнью, и тогда казалось, что она только начинается: новые возможности, новые перспективы, – Кристина с улыбкой вспоминает о совсем недавних событиях. Молодая, красивая, талантливая девушка окончила Гомельское государственное художественное училище, встретила свою любовь. Мир открывал новые возможности в личной и творческой жизни. Неожиданная, но очень желанная и романтичная свадьба. Поступление в Витебский университет им. Машерова на факультет художественной графики. Медовый месяц и свадебное путешествие на море... Все было здорово, и казалось, ничто не может омрачить этого счастья...
КАЗАЛОСЬ БЫ, ПРОСТО ПРОСТУДА…
– Прошла зимняя сессия и по приезду домой я просто простыла, как это бывает в поездках, – рассказывает девушка. – К доктору не обращалась. Весь апрель сильно кашляла, но к врачу так и не пошла. Теперь считаю, что малейший кашель надо проверять на флюроографе.
Поход в поликлинику постоянно откладывался. И только когда у девушки началась сильнейшая, как у старой бабушки, одышка, когда начала задыхаться по ночам, пропал сон и начались сильные боли под лопаткой, она все же решилась обратиться к медикам.
На снимке легких врачи обнаружили большое пятно. Тогда с подозрением на пневмонию ее госпитализировали. Но в больнице диагноз не подтвердился. Поставили другой – «большое количество скопленной жидкости в легких и сердце, то есть – обширный левосторонний плеврит и перекардит». Две недели девушку лечили с помощью гормональной терапии и капельниц.
– Жидкость ушла, но, как позже оказалось, ненадолго, – приводит факты из истории болезни Кристина. – Знаете, больше всего удивляет и поражает уровень компетентности врачей… Меня выписали со словами: «Мы не смогли обнаружить этиологию вашего заболевания». И это притом, что каждый день брали кучу анализов. Обычно плеврит и перекардит являются вторичными заболеваниями на фоне более опасного и серьезного.
КАКОВ ДИАГНОЗ?
На июньскую сессию девушка уже не попала. Купила билеты в Витебск. Но до отъезда решила сделать контрольное УЗИ сердца. Результаты выявили серьезные отклонения.
Кристину обследовали лучшие кардиологи города. И в кардиологическом диспансере, не желая огорчать прежде времени, осторожно предупредили, что, скорее всего, это либо онкология, либо сбой иммунной системы.
Бесконечные консультации, поездки в больницы, диспансеры… В туббольнице пульмонолог заверила, что с легкими все в порядке. И отправила обратно к кардиологам, предположив порок сердца. Оттуда – снова направление в туббольницу для прохождения компьютерной томографии.
Через несколько дней обследование выявило злокачественную опухоль.
– Первые чувства?.. Пустота, тишина, шок. А еще – какое-то необъяснимое, абсолютное спокойствие, – описывает свое состояние Кристина. – И только когда подъезжала к онкодиспансеру, позвонила лучшей подруге, чтобы попрощаться. Сказала ей, что была рада нашему знакомству, и всему тому, что у нас было, а в конце добавила, что серьезно больна и думаю, что это конец.
А вот в онкологии уже начался страх. Сильнейший страх! Врачи без особых эмоций, успокаивая, говорили, что все, возможно, не так и страшно.
Но для девушки это было самое страшное и ужасное время. Бесконечные анализы, мини-операции, компьютерная томография.
Именно в этот период она испытала страх и за свою молодую семью. Ведь они совсем недавно поженились: казалось, жить и жить. В смятенье эмоций Кристине хотелось расстаться, и в то же время она боялась, что бросят ее. Хотя никаких предпосылок к этому не было. Напротив, семья всегда была рядом и во всем поддерживала. Чуткий муж, прекрасные свекры, которые стали настоящими вторыми родителями...
Не все анализы проходили удачно. Одна из таких процедур едва не оборвала хрупкую нить жизни.
– В тот момент я не могла дышать и не хотела возвращаться, – признается Кристина. – Возможно, прозвучит как-то мистически, но мне казалось, что я тону, будто погружаюсь на дно озера, все глубже и глубже. И так хотелось чтобы скорее все закончилось... А потом вдруг подумала о муже… Начала водить пальцем по обручальному кольцу и думать: «мы же так молоды…» И еще в этот момент я вдруг услышала смех наших будущих дочек…
Только тогда я начала пытаться дышать, и постепенно все пришло в норму.
Снова мучительно долгий период диагностирования, бесконечные ожидания в очередях на химиотерапию. В августе 2012 года Кристина прошла срочное обследование в научном институте им. Александрова в Боровлянах. Здесь же сделали операции. Но ее состояние ухудшалось.
– Как только наконец поставили точный диагноз, меня перевели из торрокального отделения в отделение интенсивных методов противоопухолевого лечения, – Кристина листает в памяти страницы самых страшных дней в ее жизни. – Там я встретилась со своим лечащим врачом, который подробно описал схему лечения. Я была в ужасе...
ПРОТОКОЛ ЛЕЧЕНИЯ
Все лечение представлено в виде протоколов. Первый протокол составляет 64 дня непрерывной госпитализации, затем – «отдых» в 2 недели, следующий – протокол «М» – составляет 8 недель. И завершающий – такой же, как и первый.
Даже в теории лечение ожидалось очень тяжелым и долгим. На практике все оказалось еще сложнее. Эти моменты девушка помнит наизусть:
– Препараты химиотерапии – это, естественно, яды и сильные токсические вещества, которые убивают не только раковые, но и здоровые клетки. К счастью, здоровые впоследствии способны восстанавливаться. Но все равно было очень тяжело и страшно. Вдали от дома, от родных и близких, одна – наедине со своей болезнью и болью...
В первые полмесяца мне стало намного легче, но потом все пошло наоборот. Врач сразу предупредила об опасности лечения, но также отметила, что, несмотря на риск, оно того стоит.
Вводимые препараты могли вызвать осложнения в работе печени и поджелудочной железы, поэтому приходилось соблюдать жесткую диету. Но, несмотря на это, в конце курса печень все же дала сбой. Пришлось делать перерыв, чтобы восстановить ее. В течение курса постоянно возникали проблемы с анализами, делались переливания плазмы, крови и тромбоцитов…
– Постоянно чувствовала себя очень плохо. Иногда действительно, казалось, Бог покинул меня, и я блуждаю по всем семи кругам ада! Самым ужасным было время, когда от химиотерапии пропал сон на семь суток. Я просто начала сходить с ума. Чуть позже отказали ноги. Постоянно испытывала невыносимые боли, которые не снимали никакие обезболивающие. Врачи говорят, что это был период «ломки» от гормонов и осложнений. Казалось, эта боль длилась вечно.
ОЗАРЕНИЕ
Но потом в какой-то момент пришло озарение… Прошли мысли о плохом, негатив начал трансформироваться в новое мироощущение.
– Раньше я была депрессивным, мрачным и замкнутым человеком, – признается девушка. – Теперь у меня появилась сильнейшая тяга к жизни. Я пересмотрела все свои прежние взгляды, простила многих, кто причинял мне обиды. И теперь желаю всем осознать, что некоторые люди очень слабые, поэтому надо уметь их прощать. Понимаю, что мир вокруг остался прежним, но теперь я смотрю на него абсолютно новыми глазами. Не знаю, поймет ли кто-нибудь… Но рак – это лучшее, что было в моей жизни. Как бы парадоксально и дико это ни звучало. Очень помог просмотр документального фильма-проекта Катерины Гордеевой «Победить рак». Особенно впечатлило и вдохновило интервью Льва Бруни. Всем, кто окажется или оказался на моем месте, я желаю просто жить!.. Наслаждаться каждым днем. Рак – это не наказание, не приговор, он просто есть, он – судьба.
ЧЕЛОВЕК МОЖЕТ ВСЕ!
Наша героиня научилась жить в постоянной борьбе. Более того, ее творческая натура находится в постоянном поиске. Кристина нашла способ отразить ужас происходящего через прекрасные образы. Ее снимки очень впечатляют. Они одновременно шокируют, манят, поражают, заставляют думать, сопереживать, пробуждают желание жить.
– Идеей о том, чтобы сделать фотосессию, я загорелась сразу после того, как пришлось побрить голову, – рассказывает она историю снимков, которые вы видите перед собой. – Хотя сама мысль приходила и раньше. Планировала фотографироваться после первой химиотерапии, и уже тогда подыскивала фотографа. В итоге выбрала Валеру Близнюка. Просмотрев его работы, поняла, что у нас много общего в видении образов. Он оказался очень чутким и тоже загорелся. Так родилась наша фотосессия. Это был сильный контакт, понимание. Сейчас мы с Валерой друзья. И я думаю, это не последний проект. У меня вообще много планов и желаний, которые, непременно осуществятся. Потому что человек может все! Теперь я это знаю точно.
…Сейчас девушка проходит последний на данном этапе курс химиотерапии. Позже ей предстоят облучение головного мозга и еще полтора года борьбы с болезнью. В середине весны Кристина собирается пройти реабилитацию загородом, наедине с природой. Чтобы восстановиться и набраться жизненных сил…
От имени всех нас и наших читателей хочется пожелать этой хрупкой, изящной и одновременно сильной, мужественной девушке скорейшего выздоровления и множества новых творческих идей, на воплощение которых нужна целая жизнь. И она у нее непременно будет. Потому что эта девушка сможет все!
Минчанка Жанна Лашкевич, драматург, театральный критик, столкнулась с раком не понаслышке, а в собственной жизни
Публикуем отрывки из выпуска передачи TUT.BY.
Известно, что каждый из нас, когда случается беда, пытается как-то понять, что в нашей предыдущей жизни на эту беду повлияло, почему это случилось. Жанна, от какой точки ты свою болезнь отсчитываешь?
От нелюбимой работы. В один прекрасный момент я поменяла любимую работу на нелюбимую. Звучит это кратко: ушла из театра. У меня была хорошая, любимая работа, но в силу социальных обстоятельств я ее бросила.
Я не пью, не курю, не употребляю наркотики. Я вообще домашний, спокойный человек. Но я очень люблю то, что я делаю, и, по-моему, это было первым кирпичиком к тому, чтобы чувствовать себя нездорово, нехорошо, нерадостно. А потом умерла мама, и через девять месяцев я попала на операцию.
Я вспоминаю то, что было в 2004 году. Собственно, я не готовилась к операции: я пришла к доктору, чтобы он выяснил, что со мной происходит. Примерно так же, такими же словами со мной разговаривал доктор, замечательный Эдуард Эдуардович Линкевич из Первой клинической больницы. Причем, разговаривал он, я бы даже сказала, жестковато, но он, видимо, понял, что надо что-то сделать, чтобы я поняла всю ответственность ситуации. Я ему заявила: "Доктор, знаете, у меня съемки, мне некогда". Он на меня посмотрел и сказал: "Да? Ну, прервитесь на некоторое время, это не так долго". Я нагло спросила: "Сколько?". Он говорит: "Месяца полтора вас устроит? Потом подлечитесь еще – облучение, химия". Я даже не предполагала, что будет. Как Наполеон ввязалась в драку и сказала: "Хорошо, делаем, как вы скажете".
Был соблазн отказаться, но, во-первых, сын сказал: "Ты что? Какое – отказаться?". Я говорю: "А ты знаешь, что со мной будет? У меня не будет того, не будет этого, и вообще, как я буду выглядеть?". Он сказал: "Ну и что?". Ребенок к этому времени был уже взрослым человеком, учился в старших классах.
Я очень доверяю своему сыну. У него, ко всему прочему, очень хорошая школа – он закончил химико-биологический класс. Определиться с тем, что со мной происходит, помог мне сын, как ни странно. Это он первый обратил внимание, заметил и сказал: "Мама, а ну-ка, иди к доктору". Мы занимались ушу, и ребенок случайно ткнул рукой не в то место. Я, взрослая тетка, спросила: "К какому доктору мне надо идти?". Он говорит: "Мама, к гинекологу, к гинекологу". Ребенок пятнадцати лет. Он, вообще-то, программист, компьютерщик.
Я слышу разные рассказы, но я попала к доктору в два дня. В первый же день мне дали направление, и в этот же день я сидела у хирурга. Он взял пункцию, но уже по каким-то признакам, видимо, определил, что это то, о чем идет речь, и сказал: "Будем делать так, так и так". Мне даже позвонил главврач больницы: "Вы там что, боитесь? Так не бойтесь. У меня есть женщины, которые прооперировались и забыли, что это такое". Ну, а я человек легковерный: я действительно поняла из слов врачей, что я совсем скоро забуду, пройдет полтора месяца, и все будет в порядке. Это не легкомыслие: видимо, включился какой-то механизм.
С лучевой мы как-то разобрались. У меня оказался замечательный доктор Элла Новик, радиолог. Она мне объяснила, что ничего страшного не будет, никто ничего не сожжет, не поджарит. Она делает точно, быстро, очень грамотно. Но по поводу химии меня убедил не химиотерапевт. Линкевич сказал: "Что значит – не делать химию? Химию надо делать". Я сказала: "Хорошо".
Каковы вообще недостатки и проблемы нашей онкологии? Жанна, что тебе мешало в нашей онкологии? Ты уже сказала: врачи замечательные, медсестры – виртуозы.
Может быть, мне повезло. Действительно, виртуозы: меня кололи просто виртуозно, смотрели, чтобы не порвалась вена. Причем, очень деликатно с тобой обращаются, никакой грубости, тебя жалеют.
Нельзя больному все время говорить, что он болен. Я не слышала ни от одного из своих докторов: "Вы больны!". Все говорили так: "У нас осталось две недели, нам нужно успеть доделать то, то и то". – "Перед чем успеть?" - "Перед выпиской, конечно". Очень многое зависит от взаимоотношений – люди не лежат по одному, их лежит много, и больные так убийственно иногда действуют друг на друга. Я сидела перед кабинетом на перевязку у доктора и слышала разговор пациентов о том, как медсестры то ли перчатки не поменяли, то ли еще что-то не сделали, и больным раковые клетки друг от друга передают. Я хохотала. Люди в это верят, и пугаются страшно.
А сама больничная атмосфера?
Она больничная, к сожалению. Конечно, это не то место, где ты станешь работать. Но надо себя как-то уважать, нельзя плакаться без конца. Я занималась тем, что много вязала, читала.
Ты говорила, что тебе в каком-то смысле повезло: ты могла между сеансами химиотерапии отлеживаться. А обычно как?
Обычно у человека больничный, и он должен укладываться в этот больничный. Бывает по-разному, у кого какой перерыв между этими уколами, жестокими химиотерапевтическими уколами, между которыми нужно успевать прийти в себя. Человек получает больничный только на время, пока действует этот укол. Он отрабатывается, и ты выходишь на работу. Но если бы я через два-три дня выходила на работу, я бы не смогла работать. А в основном люди выходят так.
Курсы химии очень индивидуальны. Каждому по-разному назначают эту сетку. Но поскольку я не была связана жестким больничным, я устраивала себе перерывы. Между уколами могло пройти три недели или больше. Я приходила в себя, становилась на ноги. Мне так разрешили врачи.
Когда я лежала в больнице, в палату к нам привели практикантов. Я очень не люблю практикантов, но у меня они периодически появляются по моему роду деятельности. И это был первый случай в моих болезнях, когда я сказала: "Надо посмотреть – идите и смотрите". Я заметила, что ребята побаиваются. Я понимаю, что там многое на ощупь определяется, там нужно иметь пальцы, как у пианиста, но им тоже надо учиться. И после моего такого подвига наши дамы все разрешили себя посмотреть. Доктор сказал спасибо.
Жанна, была ли у тебя депрессия, связанная с раком? Как она влияет на процесс излечения? Что происходило с женщинами в твоей палате?
В жизни ты связан огромной паутиной, сетью взаимоотношений. И если эта сеть порвалась, если тебя просто бросили и предали, если ты не нужен... Этот диагноз испытывает не только тебя, но и тех, кто с тобой рядом.
Я приехала к брату, объясняла: если я умру, сделай то-то и то-то. Он меня выслушал и сказал: "Слушай, а вдруг ты не умрешь?". И после этой шуточки стало гораздо легче.
У меня не было депрессии. Меня от нее тщательно оберегали: оберегал сын, брат, тренер, который приходил ко мне в больницу. Я все время делала какие-то упражнения: засовывала ногу под пожарную лестницу и старалась наклоняться, изгибаться для того, чтобы не залеживаться – нельзя же все время лежать.
А твои подруги по несчастью?
Были дамы, которых просто приходилось взбадривать. Не секрет, что мужчина в жизни женщины значит много, и когда любимый мужчина в этой ситуации тебя оставляет, очень тяжело. Мне повезло – у меня просто никогда не было мужа, поэтому я просто проскочила. А они не проскочили. У одной из них муж ушел, узнав о диагнозе, вторая все время волновалась, как он там, бедный, без нее, но "бедный", наверное, не очень страдал, потому что приходил к ней нечасто.
Человеческие взаимоотношения очень тонкие, кто знает, что у них там дома было? Просто когда нужна помощь, хотя бы просто прийти, принести бульончик – сын мне бульончики варил с перьями… В этой депрессии участвуют, как правило, близкие люди, и, к сожалению, из такой депрессии выхода нет.
Когда ты чувствуешь себя красавицей, а потом понимаешь, что после операции ты уже не такая красавица, как была, - всякое бывает. Кто-то плачет, кто-то… Восемь баб, которые все рыдают или ругаются, - у каждой из них разная реакция. Кто первый успокоится, тот, наверное, и других будет поднимать. Нельзя опускаться.
Лучший вид поддержки – это семья.
Ты, Жанна, говорила, что у тебя жизнь очень изменилась с тех пор, как ты переболела, и, как я поняла, она изменилась в лучшую сторону.
Жизнь, действительно, очень изменилась. Во мне как будто что-то переключилось, как будто во мне была снята какая-то плотина. Нет, ничего не щелкало, все очень плавно, я бы даже сказала, вдохновенно перешло к жизни. Я начала делать вещи, которым всегда хотела научиться, но никогда на это не было времени, я боялась. Например, я научилась неплохо шить. Я всегда достаточно неплохо вышивала – теперь я делаю это профессионально. Я очень люблю вязать, стала заниматься ремонтом дома. Я научилась готовить. Я вообще боялась кухни, а тут научилась хорошо готовить.
И потом, чисто по-женски, я позволила себе пользоваться хорошей косметикой, начала носить украшения – никогда этого не делала, считала, что мне это не надо. Когда я вернулась в зал и в первый раз сделала серьезное упражнение – тренер помог мне разогнуться и сказал: "Ну все, ты добилась своего. А теперь будем заниматься спокойно".
Как ни кощунственно это звучит, у меня жизнь очень сильно изменилась именно после операции. Почему так – не знаю, но она стала моей.
Жанна, что ты пожелаешь нашим зрителям, которые сейчас столкнулись с этой бедой – со своей либо с бедой близких?
Прежде всего, идите к доктору, и как можно быстрее. А тем, кто рядом с заболевшими людьми, хочу сказать: не оставляйте своих. Своих нельзя бросать. Это проверка на вшивость. Не впускайте в себя болезнь, на каком-то этапе поверьте, что это закончится. Отрезано – и его с вами нет. И все.
