Что такое метод ЭКО?
Что такое метод ЭКО?
В Беларуси он существует с 1995 года. ЭКО – это экстракорпоральное оплодотворение: зачатие ребенка происходит вне организма, а потом эмбрион пересаживается в полость матки женщины. Он применяется тогда, когда зачатие в организме по каким-то причинам невозможно. На сегодняшний день практически все формы бесплодия могут быть преодолены с помощью вспомогательных репродуктивных технологий. Экстракорпоральное оплодотворение – это одна из их разновидностей. Если в спермограмме меньше 20 миллионов подвижных сперматозоидов и из них более 50% морфологически аномальны, то с такой спермой следует идти на ЭКО.
Через какое время после неудачных попыток следует прибегать к методу ЭКО?
Это все индивидуально, в этом вопросе нельзя говорить о конкретном времени. Кому-то это лучше делать сразу, месяца через два, для того чтобы получить большее количество клеток, кому-то нужно воздержаться. Однозначно ответить на данный вопрос невозможно, нужно рассматривать индивидуально каждый случай: необходимо определить гормональный статус, состояние яичников.
Есть ли возрастные ограничения для применения ЭКО, в частности, для женщин?
На сегодняшний день каких-либо возрастных ограничений, предусмотренных законодательством, нет. Возраст не является противопоказанием для наступления беременности, если женщина сохранна, если у нее нормально функционирует не только эндокринная система и половые органы, но и организм в целом. Если нет соматических и гинекологических противопоказаний, то в социальном плане каждая семья должна решить для себя вопрос, готовы ли они в таком возрасте зачать ребенка и будет ли возможность этого ребенка воспитать. Этот вопрос решает для себя каждая супружеская пара. Время, действительно, терять нельзя, поскольку 42 года – это большой возраст, и вероятность зачатия снижается как в естественной жизни, так и в программах ЭКО. В таком возрасте она будет составлять не более 15%.
Отличаются ли методы ЭКО в нашей стране от тех, что используются в Европе?
Технологии, конечно, не могут быть одинаковыми, но принципы и подходы похожи. Сначала нужно простимулировать яичники, получить клетку, оплодотворить ее и подсадить маме. Но каждая клиника имеет свое оснащение, материалы, которые используются в данных процедурах. Самое важное в клинике – это работа эмбриологической лаборатории. В зависимости от профессионализма эмбриологов повышается и вероятность успешного зачатия.
Важно, чтобы в центре работала профессиональная команда. Врачи не должны знать только гинекологию. Это люди, которые знают эндокринологию, ультразвуковую диагностику, рентген-диагностику, функциональную диагностику, андрологию. Это специалисты многогранные, самоотверженные, которые не просто знают, но и умеют свои знания применять. Таких специалистов не так много, их нужно достаточно долго учить и готовить. Такие люди преследуют не коммерческий интерес, а заинтересованы в медицинском результате.
Как вы думаете, сможет ли наше общество в ближайшем будущем привыкнуть к "экошным" детям и не считать их неполноценными и больными? Могут ли ваши пациенты смело говорить: "Мой ребенок появился на свет благодаря ЭКО"?
В нашей стране "экошные" дети рождаются только с 1995 года, в мире же они рождаются с 1977 года. Только в нашем центре родились более двух тысяч, и этих детей никто не может назвать неполноценными. По статистике ВОЗ, вероятность наличия каких-либо пороков развития детей после ЭКО абсолютно такая же, как и в популяции. Сама методика ЭКО никоим образом не влияет на увеличение пороков или аномалий у плода. Если родителям суждено иметь ребенка с пороками в силу своих генетических аспектов, они будут его иметь как в естественной жизни, так и в программе ЭКО. Если генетически клетки нормальные, то здоровые дети родятся и в обычной жизни, и в программе ЭКО.
Более того, родители не скрывают, что дети родились с помощью ЭКО. В нашем центре есть много фотографий деток, которые родились у нас, и родители приносят новые снимки.
Какие, на ваш взгляд, самые популярные заблуждения по поводу ЭКО?
Одно из заблуждений – это то, что дети рождаются неполноценными. Второе заблуждение – это то, что гормональные препараты влияют на женщину или плод, что могут быть какие-то последствия. Все это не так. Если эта методика применяется в профессиональных центрах подготовленной грамотной командой, все осложнения избегаются.
Когда к вам на ЭКО приходит пара, как партнеры поддерживают друг друга?
Все зависит от людей, от их культуры и внутрисупружеских взаимоотношений. Все бывает по-разному. Бывает, когда оба супруга стремятся к тому, чтобы ребенок появился, бывает, что ЭКО не очень интересно мужчине, потому что у него повторный брак и ему не совсем нужны дети. Бывает и наоборот, что дети не интересны женщине. Но в большинстве случаев, для супружеских пар ЭКО – это единственный шанс родить ребенка, и они очень тепло относятся друг к другу. И именно в таких ситуациях получается хороший результат.
Самое главное в таких ситуациях – не искать виноватого, ведь бесплодие – это проблема супружеской пары. Даже если женщина здорова, а у мужа есть проблемы, она может идти на ЭКО ради него – это же семья, и если вы хотите иметь ребенка, надо делать все, чтобы все получилось, а не искать виновных. Нужно искать причину бесплодия и работать с ней, профессионально ее лечить.
Очень важен фактор времени. Когда люди приходят на ЭКО до применения стимулирующих препаратов, как правило, результат гораздо ниже. В этом плане нужно ориентироваться на зарубежные стандарты. Если в течение года не наступает беременность – это бесплодие. Месяц-два нужно потратить на обследование. Потом максимум год бесплодие лечится различными методиками. И если после года лечения до применения вспомогательных репродуктивных методик не наступила беременность, не надо насиловать организм и избыточно применять гормоны или антибиотики – все это приводит к тому, что в клетках накапливаются мутации. И потом, когда люди приходят на ЭКО, оказывается, что клеток растет мало, потому что яичники уже обрезали, что клетки некачественные, потому что до этого применили тысячу антибиотиков и гормональных препаратов. Долго ждать не стоит и в плане лечения бесплодия, и в плане применения вспомогательных репродуктивных методик. Это тенденция во всем мире.
Репродуктолог, акушер-гинеколог в Минске Жуковская Светлана Викторовна |
Суррогатное материнство в Беларуси, программы вспомогательных репродуктивных технологий. Что думают врачи, церковь и ... правоохранительные органы
Проблема бесплодия в Беларуси, как и во всем мире, имеет не только медицинский, социально–демографический, но и... криминальный аспект. Преступникам удается ловко наживаться на программах вспомогательных репродуктивных технологий (ВРТ). Как не допустить возможности сомнительного бизнеса, оставив надежду многим супружеским парам иметь счастливую, полную семью? Регулирование этой сферы правоотношений — дело очень деликатное. Чему отдать предпочтение: запретам, законодательным изменениям, пропаганде — вот темы очередной дискуссии в конференц–зале «СБ».
Наши собеседники: заместитель начальника управления по борьбе с коррупцией и организованной преступностью Генеральной прокуратуры Дмитрий КОСТЮКЕВИЧ; начальник управления ГУБОПиК МВД Михаил БЕДУНКЕВИЧ; заместитель начальника главного следственного управления Следственного комитета Дмитрий ВОРОБЬЕВ; начальник управления правового обеспечения Следственного комитета Наталья АНДРЕЕВА; судья Верховного Суда Вера КРУГОВА; главный акушер–гинеколог Минздрава Светлана СОРОКА; заведующая отделением планирования семьи и вспомогательных репродуктивных технологий РНПЦ «Мать и дитя» Алла КАМЛЮК; руководитель социального отдела Минской епархии Белорусской православной церкви протоиерей отец Олег ШУЛЬГИН.
«СБ»: Прежде чем говорить о законодательных инициативах МВД, хотелось бы напомнить, чем была вызвана необходимость принятия в стране закона о ВРТ.
А.Камлюк: Методы вспомогательных репродуктивных технологий успешно применяются в Беларуси уже более 15 лет. В стране более 15 процентов супружеских пар страдают бесплодием и не все могут иметь здорового ребенка даже с помощью ЭКО. Поэтому для них принятие закона о ВРТ — реальный шанс иметь полноценную семью.
Д.Костюкевич: Бесспорно, законодательство должно защищать семью, но у нас появление закона о ВРТ было вызвано, скорее, примером зарубежья. К слову, в таких ультралиберальных странах, как Франция, Германия, Италия, Австрия, Норвегия, Швеция, где узакониваются однополые браки и обсуждается введение детской эвтаназии, суррогатное материнство запрещено. А вот в Индии, наоборот, создали что–то вроде фабрики по индустриальному производству детей. И так ли уж необходим нашему государству с его культурой и традициями институт суррогатного материнства?
С.Сорока: Конечно, необходим. Это своевременный и нужный нам закон, который помог разрешить многие правовые вопросы. Например, по защите прав ребенка, рожденного с помощью ВРТ, по правам доноров, пациента при применении этих технологий. Сегодня практически все направления ВРТ регламентированы, работать стало гораздо легче.
Д.Воробьев: В государстве демографическая ситуация такова, что если мы пойдем по пути естественной убыли населения, то лет через 50 окажемся у точки невозврата. В преамбуле Национальной программы демографической безопасности сказано, что с начала применения в Беларуси вспомогательных репродуктивных технологий родилось более 600 детей. При этом эффективность превышает 40 процентов.
«СБ»: Пока одни с помощью этих программ борются за семейное счастье и в целом с вероятностью демографического кризиса, другие на них наживаются...
М.Бедункевич: К сожалению, да. Между медиками и семьями стали появляться посредники (чья деятельность не лицензирована и никак не урегулирована), которые за деньги подыскивают суррогатных матерей. Создают клиентскую базу как желающих родить для кого–то ребенка, так и нуждающихся в подобных услугах семей. Часто заказчики — иностранные граждане (много россиян), а это дополнительная нагрузка на наше государство. Суррогатная мать наблюдается и рожает в белорусских медучреждениях, при осложнениях здесь же проходит бесплатное лечение, порой длительное. Плюс пособия, соцвыплаты. Почему наши налогоплательщики должны оплачивать какую–то сомнительную сделку? В то время как сурмама получает от 15 до 20 тысяч долларов, а посредник — 5 тысяч евро и никаких затрат с его стороны и ответственности.
Для проведения вспомогательных репродуктивных технологий требуется соответствующее разрешение, а сама процедура должна проходить в учреждениях здравоохранения. Пока такие лицензии имеют лишь два государственных медцентра и три частных. Однако число сомнительных посредников постоянно растет, и ни к чему хорошему это не приведет.
Д.Костюкевич: Я полностью разделяю позицию МВД.
«СБ»: Почему заказчики, скажем, из России едут именно к нам?
М.Бедункевич: Потому что в РФ суррогатная мать некоторое время имеет право на этого ребенка и может вообще его не отдать. Многие этим пользуются и, например, взвинчивают цены на услуги. В нашей стране такого нет, да и сама процедура дешевле.
Д.Костюкевич: В России, кстати, уже прошел ряд громких судебных дел, связанных с репродуктивными технологиями. Я считаю, что и нам сегодня нужно прямо говорить о том, что ребенок становится предметом купли–продажи.
Д.Воробьев: Не соглашусь с вами.
«СБ»: Хорошо, находит посредник суррогатную мать, что происходит дальше?
М.Бедункевич: Затем она и заказчик (мать, которая хочет иметь ребенка) заключают договор, без которого ни один центр не возьмется их обслуживать. Роль посредника при этом нигде не прописана, а должна бы. Человек обязан гарантировать соответствие предлагаемой кандидатуры требованиям законодательства и заказчика. К примеру, действительно ли это совершеннолетняя, полностью дееспособная и здоровая гражданка, прошедшая медосмотр?.. Вы думаете, что сомнительный «сводник» все это будет соблюдать?
Я не говорю, что посредники не нужны. Если их услуги востребованны, пусть работают, но законно, при наличии лицензии.
Н.Андреева: Кстати, в России до принятия аналогичного закона можно было передавать выношенное дитя, даже будучи носителем его генотипа. Наш законодатель на это не пошел, чтобы исключить споры по поводу прав на ребенка и требования по взысканию алиментов с генетического отца. И это не значит, что в ситуациях, когда суррогатная мама является биологической, эти отношения общественно опасны. Давайте не забывать и об интересах детей. Разве плохо, что они растут в нормальной семье?
«СБ»: А кто определяет, нормальная она или нет?
М.Бедункевич: Вот–вот. И где гарантии, что малыш не окажется в опасном положении?
«СБ»: Или не попадет, скажем, к однополой паре?
М.Бедункевич: В Украине это, кстати, было серьезной проблемой. Там на протяжении двух лет правоохранительные органы боролись с тем, что в страну чуть ли не со всего мира съезжались такие пары, дабы заполучить ребенка...
Д.Воробьев: В Беларуси такое невозможно.
М.Бедункевич: По закону да. Но мы ведь здесь и пытаемся решить, как быть с нарушениями... Поймите же, человек сознательно, за вознаграждение отдает, если хотите, продает новорожденного. Немало и других вариантов развития событий с применением ВРТ, которые тоже не урегулированы.
Д.Воробьев: Михаил Петрович, предложения МВД, которые обсуждались в Парламенте, как раз говорят о стремлении криминализировать подобные деяния. Но не забывайте, что сейчас реформируется наше законодательство в части ответственности за торговлю людьми, приводится в соответствие с международной конвенцией. А она требует обязательного признака (цель — эксплуатация). Что же является целью ваших новаций? Эксплуатация ребенка? Тогда подтвердите это фактами.
Д.Костюкевич: Случаи, о которых мы здесь спорим, как раз и признаются в мире торговлей людьми. И я бы не стал игнорировать опыт других стран.
Д.Воробьев: И все же сегодня, как нам известно, в Беларуси возбуждено лишь одно уголовное дело в этой области и материалы по нему находятся у нас. Поэтому я утверждаю, что нет доказательств передачи детей для эксплуатации. Еще один момент. Семья заключает договор с суррогатной матерью и получает ребенка... Если мы будем считать процесс противозаконным, то всех его участников нужно привлекать к уголовной ответственности, сажать в тюрьму, а ребенка — отправить в детский дом. Вы готовы взвалить на себя этот груз? Я не готов.
М.Бедункевич: Вместе с тем есть обязательное требование: суррогатная мать не может быть генетической матерью.
Д.Воробьев: Это нарушение все равно не образует состава преступления.
М.Бедункевич: Давайте говорить на понятном читателям языке и все же думать, куда двигаться дальше.
«СБ»: Спросим у практиков. Насколько отвечает реальности законодательная база?
А.Камлюк: Сейчас при заключении нотариального договора о суррогатном материнстве, непонятно, когда он будет реализован. Поэтому договор должен вступать в силу лишь после того, как мы документально подтвердим, что процедура проведена. К тому же к суррогатному материнству бесплодные семьи пришли как к крайней мере, и все предыдущие попытки следует фиксировать документально, с указанием результатов и того, что было сделано. Пока же невозможно отследить, проводилось ли ранее, скажем, ЭКО.
С.Сорока: Мы предлагали также дополнить нотариальный договор пунктом об обязательном прохождении после родов генетической экспертизы ребенка.
Д.Костюкевич: В Украине это предусмотрено законом.
С.Сорока: Однако в Минюсте наше предложение отклонили. Хотя это бы подтверждало, что суррогатная мать действительно не является генетической.
«СБ»: Есть ли у нас единый банк донорских половых клеток?
А.Камлюк: В нашем центре создан банк анонимного донорства, однако он не функционирует. В государственных медучреждениях до сих пор не могут определиться, казалось бы, в банальном: сколько нужно платить донору. Не понимаю, почему этим вопросом не занимаются коммерческие центры, которые сами устанавливают цены на услуги, могут покупать половые клетки и продавать их как свою собственность?
У нас также предусмотрена возможность неанонимного донорства яйцеклеток и сперматозоидов. Донором может стать родственник.
Н.Андреева: Почему бы при отсутствии банка доноров не расширить термин «суррогатное материнство» и исключить споры по поводу рожденных с применением ВРТ детей?
А.Камлюк: В Беларуси сурмама не может одновременно быть и генетической.
Кстати, в России суррогатная мать отказывалась от новорожденного и его усыновляли генетические родители. В нашем случае закон исключает прохождение всех этих механизмов, то есть процедура упрощена: ребенок сразу после рождения передается генетической маме и юридически принадлежит генетическим родителям.
Н.Андреева: Значит, данные правоотношения нельзя рассматривать как общественно опасные. Если какие–то нарушения и устанавливаются, то государство вполне может включать другие правовые рычаги.
Д.Костюкевич: В каких–то странах и легкие наркотики легализуют, не считая их опасными.
М.Бедункевич: Мы точно знаем, что коммерческие центры пользуются возможностью забора яйцеклеток как донорских для ВРТ. И это нарушение, но наказания за него, повторюсь, нет. Кроме того, белорусок используют в качестве доноров яйцеклеток за рубежом.
Д.Костюкевич: Надо четко понимать, что коммерциализация в этой сфере создает предпосылки развития криминального сегмента. В том числе и в организованных формах. Есть и такой пример, когда суррогатная мать являлась обязанной по Декрету № 18. Она не работала, вела асоциальный образ жизни и легко согласилась родить ребенка для других за кругленькую сумму. Справки о состоянии ее здоровья были фальшивыми. И какого ребенка она родит?
Д.Воробьев: Если вы говорите, что нет института, методики и механизма контроля за состоянием здоровья, то и предлагайте изменения в этой области, а не в части криминализации.
Д.Костюкевич: В этой сфере правоотношений появился такой феномен, последствия которого пока не до конца ясны.
Д.Воробьев: Мы не являемся первопроходцами, в мире давно используются эти технологии.
Д.Костюкевич: Не так давно, чтобы делать какие–то выводы. Допустим, сейчас в России начали говорить о правах ребенка, о введении моратория на аборты, на суррогатное материнство. Может, и нам нужно время тишины.
Отец Олег: И как быть с правами суррогатной мамы? Получается, что она, выносив для кого–то дитя, вообще исключается из сферы материнства. Ее просто эксплуатируют.
Д.Воробьев: Это ее выбор. И правильно, что по закону суррогатная мать не имеет на этого ребенка никаких прав. И споров не будет.
Отец Олег: Споров–то, может, и не будет, а чувство материнства или даже вины останется. Как же мораль, нравственность? Получается, что суррогатная мать рассматривается в качестве курицы, несущей золотые яйца... Так мы дойдем до создания домов для рождения детей и продажи их за границу. Хорошо, если не на органы.
Наше общество опирается на духовные ценности, в основе которых лежат христианские традиции. И с точки зрения православной церкви суррогатное материнство противоречит нашим традициям. К тому же понимание человека как уникальной личности подменяется образом человека как биологической особи, которую можно произвольно конструировать, манипулируя элементами «генетического материала». И в мире постепенно вырабатывается отношение к человеческой жизни как к продукту. Церковь однозначно против этого.
В декабре прошлого года Синодом православной церкви был принят документ «О крещении младенцев, родившихся при помощи «суррогатной матери». Такой ребенок может быть крещен по желанию, как вы говорите, заказчиков только после того, как они принесут церковное покаяние. Либо крещение откладывается до времени сознательного выбора ребенка.
«СБ»: Давайте резюмируем, что же необходимо для решения обозначенных за «круглым столом» проблем?
М.Бедункевич: Жестко регламентировать законом посредничество, предусмотреть лицензирование этого вида деятельности, а также ввести контроль за ним и ответственность. Обязательно нужно проводить генетическую экспертизу, регламентировать использование эмбрионов. Есть невостребованные эмбрионы, которые по истечении срока хранения должны уничтожаться с согласия генетических родителей. Сейчас контролировать этот процесс сложно.
С.Сорока: Мы тоже за проведение генетической экспертизы. Что касается медицинских справок, то могу сказать: у нас нет фактов, подтверждающих выдачу заведомо ложных справок о состоянии здоровья.
«СБ»: Оно и понятно, поскольку справки вроде бы заверены подписями и печатями. Как и кто может проверить их подлинность?
С.Сорока: Делается запрос в медучреждения, которые выдавали эти листы. Хотя если справка соответствует форме, то почему мы должны в ней усомниться? И как тут проверишь?
Д.Воробьев: Так давайте эти нюансы пропишем в законе и не нужно будет предусматривать уголовную ответственность.
М.Бедункевич: Согласен.
«СБ»: Вера Борисовна, видите сколько вопросов. Интересно ваше мнение.
В.Кругова: С момента принятия закона о ВРТ судебных споров по суррогатному материнству в стране не было. Эти правоотношения строятся на договорной основе исходя из принципа добровольности и регламентированы действующим законодательством. Сейчас ввиду отсутствия конкретных судебных разбирательств нет правоприменительной практики. А абстрактно говорить о путях дальнейшего совершенствования правового института очень сложно.
Д.Воробьев: Сегодня мы обсуждали самые разные вопросы. И хорошо, что в разговоре участвуют представители разных структур, вместе мы можем откорректировать некоторые моменты и посмотреть, как они будут работать. А уже потом решать, где нужна мера ответственности, а где достаточно отрегулировать имеющиеся механизмы. Вводить запретительную инициативу на использование суррогатного материнства считаю неправильным.
М.Бедункевич: Мы ведь тоже говорим о том, что правоотношения в данной сфере отрегулированы не в полной мере. Есть пробелы, которыми пользуются нарушители.
Н.Андреева: Но они же не торгуют детьми.
М.Бедункевич: А как назвать передачу ребенка от одного человека другому за деньги? Да еще заранее, до зачатия, обговорив все условия сделки, способы обхода законодательства, изготовив пакет поддельных документов?..
Отец Олег: С точки зрения православной церкви мы надеемся, что суррогатное материнство у нас когда–нибудь отменят. А пока оно применяется, и в целом вспомогательные репродуктивные технологии, все негативные моменты однозначно нужно исключить.
Советская Белоруссия №89 (24473). Пятница, 16 мая 2014 года.
Авторы публикации: Иван КИРИЛЕНКО, Людмила ГЛАДКАЯ