Белорус-анестезиолог, эмигрировавший в США: Здесь спасают пациентов, за которых в Беларуси даже никто не взялся бы
«Прямо в реанимации пациенту распускают швы на грудине, внутри сердце уже не бьется. Хирург запрыгивает на него и начинает делать прямой массаж сердца. Анестезиологи хватают кровать и везут этот труп в операционную. Там подключаем к аппаратам, запускаем сердце…» Это случай из практики Вячеслава Бародки — белорусского врача, который уехал в США 12 лет назад. Сегодня он анестезиолог в знаменитом госпитале Джона Хопкинса, который считается лучшей клиникой в Штатах. СМИ поговорил с Вячеславом о медицинском образовании в Беларуси и США, работе по 12 часов и спасении жизни даже после смерти.
3000 долларов хватало, ведь в Беларуси платили 100
Вячеслав Бародка учился в 51-й минской школе вместе с Виктором Кислым — человеком, который в 2010 году создаст всемирно известную игру World of Tanks. Когда в 90-х белорусские студенты впервые поехали в США по программе Work and Travel, именно Виктор рассказал о ней бывшему однокласснику. Вячеслав в тот момент учился на лечфаке БГМУ.
Так они с братом оказались в Штатах. Вячеслав работал помощником официанта в ресторане: мыл столы, убирал тарелки, нарезал хлеб. Когда лето закончилось, он вернулся в Минск, а брат остался и начал слать в Беларусь учебники на английском и выяснял, как получить диплом врача в США.
Вячеслав окончил БГМУ и, как положено бюджетнику, три года отработал на государство в детском ортопедическом центре при 17-й поликлинике.
Выкраивал время, чтобы ездить в Москву на экзамены в резидентуру (аналог нашей ординатуры в США), а сразу после отработки распределения взял билет на самолет через Атлантику.
— Первый этап экзамена самый тяжелый. Он включает все предметы, которые мы проходим в «меде» за первые 2,5−3 года. 10 предметов сразу, 600 вопросов, на время. Идут часовые блоки, на час 50 вопросов. То есть на каждый чуть больше минуты.
В вопросе может быть описание состояния больного, вопрос по нему и различные варианты ответа.
Это очень стрессовая ситуация.
Но оказалось, что впереди ждет еще больший стресс. Вячеслав попал в хирургическую резидентуру в Нью-Йорке.
Хирургия считается самой тяжелой специализацией, и первый год в ней оказался для белоруса очень трудным.
— Каждый третий день — дежурство. Ты заходишь в больницу и выходишь из нее через 30 часов. Это очень тяжело. Первые полгода после 24-часового дежурства слезы на глаза наворачивались: зачем это все надо было, ради чего? — рассказывает Вячеслав. — Сейчас в Америке больше 24 часов работать нельзя, и после этого ты должен отдыхать не меньше 10 часов. До этого тебя просто в больницу не пустят.
Полная хирургическая резидентура в США длится 5 лет, но иногда резидентов берут только на первый год. Для иностранцев это шанс попасть в систему: многие специальности требуют сначала пройти год общей хирургии. После этого можно «перескочить» в окончательную специализацию. Вячеслав выбрал анестезиологию и еще на год переехал в Филадельфию.
Врач с двумя годами резидентуры за плечами уже может работать в больнице. Из своего класса Вячеслав был единственным, кто, завершив программу по анестезиологии, продолжил специализацию. Остальные 14 человек пошли в госпиталь. Причина проста: в больнице врачу платили 240 тысяч долларов в год, резидент же получал 36 тысяч.
— Знакомые американцы крутили пальцем у виска. А мне трех тысяч в месяц было вполне достаточно, еще и лишние деньги оставались. В Беларуси моя зарплата была 90−100 долларов. Этого хватало, только чтобы заправить машину и доехать от дома до поликлиники, — вспоминает Вячеслав.
Он продолжил изучать анестезиологию, теперь с упором на кардио. Всего Вячеслав провел в резидентуре 4 года, из них последние два — в Университете Джона Хопкинса в штате Мэриленд. Университетский госпиталь объединяет клинику и исследовательский центр и считается одним из лучших в США. Окончив резидентуру, белорус остался там работать.
Смерть не повод перестать бороться за жизнь
Анестезиолог не только смешивает «коктейль» из препаратов для наркоза (как говорит Вячеслав, любым из лекарств, которые усыпляют больного, его же можно убить). Самая главная его забота — не позволить пациенту умереть во время операции. Если возникнет угроза жизни, не хирург, а именно анестезиолог становится к операционному столу.
— Современная анестезиология очень безопасна по сравнению с тем, что было еще 30 лет назад. Но, несмотря на все оборудование, ты не можешь оставить больного одного ни на секунду.
Вопрос жизни и смерти — это 1−3 минуты.
Если во время операции порвалась артерия, то смерть наступает за минуту. Если сердце остановилось, больной потерян через 30 секунд.
В такие моменты стресс колоссальный. Но к этому нас и готовят, — говорит Вячеслав.
Сейчас для резидентов-анестезиологов появляются специальные программы психологической помощи: когда ты впервые потерял пациента, это вызывает шок. Вячеслав до сих пор помнит первую смерть, которая случилась у него в хирургической резидентуре в Нью-Йорке.
— Нам привезли мужчину с огнестрельным ранением — 6−7 пуль. Его пыталась спасти команда из 20 человек: кто кровь переливал, кто ставил капельницы, кто интубировал, кто разрезал. Спасали его, наверно, час, но не получилось. Мы объективно понимали, что ничего не могли сделать, но все равно это огромное разочарование…
Когда же пациент на грани смерти выживает, врачи ощущают невероятный подъем.
— Во время одной операции у больного травмировался пришитый сосуд. Сердце перестало работать. Он умер на глазах у реаниматологической команды. К
азалось бы, сделать ничего нельзя, но хирургическая команда сказала: «Нет, мы идем до конца».
Ему прямо в реанимации распускают швы на грудине, внутри сердце уже не бьется. Хирург надевает нестерильные перчатки (те, что есть под рукой), запрыгивает на больного и начинает делать прямой массаж сердца. Анестезиологи хватают кровать и везут этот труп по коридору мимо родственников в операционную. Там его подключают к аппаратам, искусственное сердце и легкие разгоняют кровь, хирурги восстанавливают проходимость сосуда, запускаем сердце, привозим его обратно в реанимацию.
Врачи боялись, что, спасая жизнь больному, не успели спасти его мозг, и после остановки сердца клетки погибли без кислорода.
— На следующий день мы к нему пришли, спросили, помнит ли он нас.
Он говорит: «Конечно, вы же были моим анестезиологом», — рассказывает Вячеслав. — Нужно всегда бороться до конца.
При операциях на сердце смерти на операционном столе редко, но случаются. Если у пожилого пациента порвалась аорта, то это не обязательно значит, что хирург сплоховал. Правда, иногда это тяжело объяснить родственникам. В судах Соединенных Штатов рассматривается немало исков против врачей. Особо отчаянные родственники идут в обход правосудия.
— Года два назад в Хопкинсе была история. После операции у пожилой пациентки появились осложнения. Я не помню, какие именно, возможно, ее парализовало. Ее сын вернулся в больницу с пистолетом, вызвал хирурга и выстрелил в него. К счастью, не убил, — вспоминает Вячеслав. — На всю страну прогремел этот случай.
Система здравоохранения в США: лечат по высшему разряду, не считая денег
— Основной плюс американской системы здравоохранения — самая современная медицинская техника и новейшие лекарства, поэтому эта система творит чудеса. Там спасают тех пациентов, за которых в Беларуси даже никто не взялся бы, — рассказывает Вячеслав.
С самым большим плюсом системы связан и самый большой минус. Если в клинику попадает человек без страховки, на нем не будут экономить, но он останется должником больницы. Если у него нет ничего, расходы на лечение должен покрыть кто-то другой. И страховые компании закладывают эти риски в стоимость страховок, поэтому взносы растут из года в год.
— Никого не интересуют никакие финансовые вопросы. Шейх, бездомный, заключенный — всех лечат одинаково. Это благо и помогает творить чудеса, но вся система в огромном минусе.
Даже если Америка прекратит копить долги за счет своей военной машины, здравоохранение обанкротит страну.
В международном рейтинге систем здравоохранения, который составляет авторитетное агентство Bloomberg, Соединенные Штаты занимают 50-е место из 55. На заботу о здоровье жителей страна тратит 17% ВВП, или 9500 долларов на человека в год. Больше только у Швейцарии — 9674 доллара, — но Швейцария занимает 14-е место в рейтинге.
Вячеслав кивает: в европейских странах, по его мнению, более разумная система здравоохранения.
— Европейцы сначала считают деньги, а потом берут на себя обязательства по лечению. Бюджет системы рассчитан на определенное количество вмешательств. Для них выбирают тех больных, которые больше всего в этом нуждаются. Идеальный пример — Германия или Британия. Там государство платит, контролирует, выделяет ключевые направления. Америка же сильно ориентирована на бизнес.
При бесплатной медицине, как в Беларуси, пациент склонен перекладывать свою ответственность на врача, считает Вячеслав. На Западе, где человек платит за свое здоровье напрямую из кошелька, а не опосредованно из налогов, ситуация противоположная.
— В западной медицине огромная ответственность перекладывается на больного. Вклад системы здравоохранения в продолжительность жизни только около 10%. Остальное — образ жизни.
Самые опасные заболевания — инсульты, инфаркты миокарда, рак — это образ жизни. На Западе, если у тебя ожирение, ты пьешь или куришь, для тебя взнос по страховке будет в полтора раза выше, потому что риск выше.
Об отъезде в США: возможности оказались там
На работу Вячеслав обычно приходит в 6.30 утра. На полчаса раньше появляются его резиденты. Они готовят операционную. Первого больного в нее завозят в 6.45 утра. Домой анестезиолог уходит обычно в 8−9 вечера. И так 3 или 4 дня в неделю. Один день — академический — дается на чтение литературы и написание научных статей.
— Не совсем верно говорить, что я выбрал переезд. Когда ты думаешь о спасении людей, а не о деньгах, это полная самореализация. Когда ты распространяешь новое знание в статьях и на симпозиумах, ты помогаешь уже не десяткам, а сотням. К сожалению, такие возможности оказались там. Вся жизнь там — это работа. А по родине всегда скучаешь, — говорит белорус.
Ольга Корелина / СМИ
Белорусы, которые впервые поступили в медколледж ближе к 30 годам
Обычно в медколледж или университет люди поступают после школы. Учиться там не всегда просто, при этом много времени можно потратить на то, чтобы закрепиться в профессии и заработать себе имя. Герои нашего материала в медицину пришли, получив после школы гуманитарное образование и даже проработав какое-то время по специальности. О том, как это — стать медиком, когда тебе в районе 30 лет — в нашем материале.
«Помню свою первую успешную реанимацию. Это волшебно»
Людмиле Яненко 31 год. После школы она окончила Институт журналистики БГУ и работала по специальности. Но в 27 лет решила стать медиком и поступила в Белорусский государственный медицинский колледж. Затем работала на скорой, повышала квалификацию и даже стала фельдшером, который может самостоятельно выезжать на вызовы. Она рассказала о том, как решила кардинально изменить свою профессию.
— У меня с детства был интерес к медицине. Но я училась в гуманитарном классе Лужеснянской школы-интерната-гимназии для одаренных детей, и каких-то особых заслуг в химии у меня не было. Поэтому и выбирала гуманитарную специальность. Выбор был небольшой: или педагогический, или филологический профиль… Мне в то время больше всего нравилась журналистика.
Тем не менее интерес к медицине у Людмилы остался.
— В возрасте ближе к 30 годам наступает такой период, когда начинаешь переосмысливать жизнь, свои достижения, возможно, какие-то интересы, думаешь, чего ты добился. И у меня возникла мысль поменять профессию. Это из разряда: я проснулась в одно прекрасное утро и поняла, что хочу заниматься медициной. Конечно, я хотела поступать в университет. Но здесь были определенные сложности. Чтобы поступить, как минимум год пришлось бы заниматься с репетиторами биологией и химией. При этом за обучение я бы платила: второе высшее образование в стране платное, а в колледже ты можешь учиться бесплатно, если там еще не учился. Кроме того, меня смущало, что в моем возрасте надо было отдать фактически семь лет на обучение, если считать вместе с интернатурой. Это достаточно много. И я осознавала, зная о том, как распределяют молодых врачей, что к 40 годам могу оказаться даже не участковым терапевтом, а врачом общей практики в поликлинике.
В 27 лет Людмила поступила в Белорусский государственный медицинский колледж на специальность «лечебное дело». Получив такую профессию, специалист может работать фельдшером-акушером, помощником врача по амбулаторно-поликлинической практике.
Готовиться к экзаменам ей не пришлось, потому что в тот год студентов набирали по среднему баллу аттестата.
— Я проходила без проблем. При этом осознавала, что если у меня что-то не получится, смогу бросить эту затею. Я особо ничем не рисковала.
На тот момент Людмила уже была замужем, и муж удивился решению девушки, но поддержал ее.
— Заработки у студентов, которые подрабатывают, небольшие. Фактически в годы учебы муж поддерживал меня и финансово, и морально. Поэтому мой диплом наполовину принадлежит моему мужу.
С Людмилой учились ребята, которые только окончили школу, и она была примерно на 10 лет старше своих однокурсников.
— Сначала никто не догадывался, сколько мне лет. Когда ребята узнали, то предлагали обращаться ко мне на «вы». Но потом мы все сдружились, и никаких барьеров не было. Хотя, конечно, всегда есть разница в жизненном опыте, но все больше зависит от человека, чем от возраста.
В колледже Людмила училась 2 года и 10 месяцев и окончила его с красным дипломом.
— С одной стороны, учиться мне было непросто, потому что анатомия, фармакология и другие основополагающие предметы достаточно сложные. Гуманитарии, мне кажется, чаще полагаются не на свою память, а на кругозор и подвешенный язык. Если что-то не знаешь на экзамене, можно сообразить и выкрутиться. С анатомией такое не пройдет. Поэтому мне иногда приходилось все банально зубрить. Кроме того, было достаточно сложно в моральном плане. Я была уже человеком с высшим образованием и рассчитывала на соответствующее к себе отношение. Например, на то, что мне зачтут некоторые предметы из университета. К сожалению, этого не произошло. И я, почти 30-летняя тетенька, была вынуждена вместе со всеми ходить на физкультуру, сдавать ту же социологию, которой в колледже было 14 часов, а в университете 60. Это немного расстраивало. Кроме того, отношение к студентам в колледже не такое либеральное, как в университете. Например, моих родителей на первом курсе пытались пригласить на родительское собрание, в то время как они даже не знали, что я учусь в колледже.
На втором курсе Людмила начала подрабатывать на скорой.
— Это была моя мечта — работать на скорой. С одной стороны, реальность не такая романтичная, как мы себе представляем. Работа на скорой представляется такой: ты благородный супермен и спасаешь жизни, тебя все уважают и тебе рукоплещут. А в итоге работа на скорой связана с большим количеством вызовов к алкоголикам, бомжам, неадекватным пациентам. Это холод зимой и жара летом, зарплата, не соответствующая условиям труда. Тем не менее адреналин есть, и я не жалею, что выбрала скорую. Чувство, что ты помог человеку, окрыляет. На скорой ты видишь плоды своей работы сразу, это не поликлиническая медицина, когда к тебе годами ходят хронические больные и твоя задача — сохранять их качество жизни. Работая на скорой, ты, что называется, разводишь руками страдания, облегчаешь боль и, конечно, когда пациент реагирует позитивно и ты сам видишь, что у тебя получилось, это ни с чем не сравнимое чувство. Я помню свою первую успешную реанимацию… Я просто летала на крыльях. Это волшебно. Кроме того, тебя на работе окружают веселые, умные и интересные люди с хорошим чувством юмора. Оно, конечно, специфическое, многие говорят, что врачи — циники. Но это в том числе связано с профессиональным выгоранием медиков, потому что помощи они не получают, а условия работы тяжелые.
С апреля этого года Людмила в декрете, но она говорит, что, даже гуляя с ребенком по улице, с замиранием в сердце провожает глазами скорые — настолько любит свою работу.
«К 28 годам понял, что работа должна приносить людям реальную пользу»
Дмитрию Гарбуновичу 31 год. Сейчас он работает в Минском кожно-венерологическом диспансере фельдшером-лаборантом в микологической лаборатории. Исследует заболевания кожи и ногтей.
После школы он пробовал поступить в медуниверситет, но не хватило нескольких баллов. В итоге молодой человек пошел учиться на политолога в Белорусский институт правоведения, окончил его, но по специальности не работал. Трудился в одной из гостиниц Минска.
В 28 лет решил поступать в Минский медицинский колледж на медико-диагностическое дело.
— Я понял, что слишком стар для медицинского института, медицина — не та профессия, где можно начинать в 40 лет. Но желание связать жизнь с медициной было.
Дмитрий поступал в колледж по среднему баллу аттестата и с целевым направлением из кожно-венерологического диспансера. Прошел на бюджет и через 1 год и 9 месяцев получил диплом.
— В колледже я был не самым возрастным студентом. Были люди и старше меня. Многие шли туда учиться после биологического факультета экологического института имени Сахарова, также было много тех, кто работает косметологом, и им тоже нужно было образование. Например, среди косметологов была женщина, которая оканчивала колледж в 53 года.
Дмитрий отмечает, что в 28 лет учиться уже сложнее, чем в 18: не все так быстро запоминается.
— Моим однокурсникам в основном было по 18 лет, мне — 28. Разница поколений чувствовалась. Это проявлялось и в разности интересов, отношения к жизни и учебе. Плюс ко всему в 28 лет все не так хорошо запоминается, как в 18. В 18 лет ты мог прочесть что-то и понять с первого раза, а в 28 лет, чтобы понять, уже надо прочесть два раза, а иногда даже три.
Во время учебы Дмитрий не подрабатывал, говорит, что это нереально, особенно когда учишься на медицинской специальности. Все время уходит на учебу. До поступления в колледж у него были некоторые денежные сбережения, на них вместе со стипендией и жил, пока учился.
Сейчас Дмитрий абсолютно не сожалеет, что изменил свою жизнь.
— Когда я рассказал знакомым и друзьям, что учусь в медколледже, большинство очень сильно удивились, но сказали, что раз я воплощаю в жизнь то, чего давно хотел, то это приветствуется. Я к 28 годам понял, что работа должна приносить людям реальную пользу. Это был мотиватор для того, чтобы пойти учиться. Сейчас, работая фельдшером-лаборантом, я знаю, что делаю это. Связать жизнь с медициной для меня было обдуманным и взвешенным шагом, я знал, на что иду. В том числе я знал, что у нас медики в основном работают за идею.
«Моей любимой книгой в детстве был атлас по анатомии»
Сабине Залесской 32 года. В этом году она поступила в медколледж в Молодечно на отделение «лечебное дело». Она планирует получить специальность фельдшера-акушера и помощника терапевта по амбулаторно-поликлинической практике. Учиться нужно 2 года и 10 месяцев. И несмотря на то, что девушка жила в Минске, ради учебы она даже временно переехала в другой город.
После школы Сабина окончила Институт журналистики БГУ.
— После журфака я распределилась в Белтелерадиокомпанию, потом ушла в декрет и родила третью дочку. За время декрета, чтобы не скучать, пробовала подрабатывать в сфере рекламы и маркетинга. Когда ребенок подрос, так получилось, что сменила несколько мест работы. Учеба в медицинском колледже была спонтанным решением. Моей любимой книгой в детстве был атлас по анатомии. И у меня мама — медсестра с большим стажем, и я часто бывала у нее на работе. Это для меня — своя среда обитания.
Сабина не была уверена, что поступит, поэтому во время вступительной кампании следила за баллами, с которыми абитуриенты идут в колледж.
— В этом году в некоторые колледжи можно было поступить по конкурсу балла аттестата, я следила за вступительной кампанией в разных колледжах, смотрела, с какими баллами идут абитуриенты. Конечно, такое ощущение, что в колледж поступают одни медалисты, потому что средний балл был — 9,2 — 9,6. Как правило, это те ребята, которые очень хорошо учились в школе, но по какой-то случайности чуть-чуть недобрали, чтобы поступить в университет на бесплатное.
Сабина рассказывает, что у нее сейчас самые лучшие впечатления от учебы.
— Приятно находиться в одной компании с молодыми и полными энергии и сил ребятами. Ты сам чувствуешь себя моложе и энергичнее. Учебный процесс и уровень подготовки преподавателей превзошел все мои ожидания. Все педагоги — очень компетентные. Например, преподаватель по пропедевтике внутренних болезней (основам внутренних болезней. — Прим. СМИ) еще и практикующий врач в детской больнице. У многих преподавателей не только медицинское и педагогическое образование. У некоторых — еще и юридическое. У педагогов большой багаж знаний, которым они охотно делятся.
Наталья Костюкевич / СМИ
