Отец девушки, погибшей после пластической операции: Я обвиняю в смерти Юли всех четверых работников «Экомедсервиса»

26-летняя Надежда Куценко умерла через 100 дней после родов. И это произошло не в провинции, где часто не хватает специалистов. Молодой мамы не стало в столичной больнице, вокруг нее были десятки медиков. Но спасти не смогли.

«Дочь нам сама звонила, а тут нет звонков. Я набрал ее. Ответила врач: дочь в тяжелом состоянии — в коме, ей сделали кесарево, ребенок спасли. Ждали машину «скорой», чтобы перевезти ее в другую больницу. Это было где-то в 17 часов, — вспоминает тот день Виктор Самойлов. — Доктор, как потом сказала, растерялась. И отметила, что она не одна виновата».

24 июня 2013 Надежда впала в кому. 1 октября она умерла. У Виктора же после семейной трагедии случился инсульт.

Снова стали родителями

Мы встретились в Бобруйске на квартире у Татьяны Куценко, свекрови Надежды. Женщина ухаживает за внуком — снова пришлось стать мамой. В Бобруйске живут и вторые бабушка с дедушкой. Отец же работает в Минске, а к сыну приезжает каждые выходные.

Максим родился на два месяца раньше срока и весил лишь 990 граммов. Сегодня ему 9 месяцев, и чувствует он себя хорошо.

«Сын учился в Минске в РТИ, Надя — здесь в медучилище. А познакомились они на одном дне рождения, — рассказывает историю знакомства детей Татьяна. — Поженились в 2006. Переехали в Минск. Иван работал инженером, Надя медсестрой в стоматологическом центре. Сильно любили друг друга. Мы помогли им приобрести квартиру. Затем они купили машину. И решили, что надо ребенка родить — семь лет все-таки прожили в браке.

Когда Надя забеременела, начали болеть суставы — и врачи диагностировали артрит. Лечили гормональными препаратами.

«Ее состояние становилось хуже. Беременные должны прибавлять в весе, а она худеет. И когда в мае ушла в декрет, весила всего 38 килограммов! Ей трудно было ходить. Постоянно задыхалась и немного покашливала.

В мае она лежала в 7-й городской больнице. Как-то заехала к моей дочери (она врач), а та заметила, что на лице у Нади якобы красная «бабочка» — как при волчанке.

Сказали ей, чтобы попросила у врачей сдать анализы. С этого все и началось. Анализ не подтвердился, но врачи начали лечить ее и от волчанки — также гормонами. Ей стало легче», — продолжает Татьяна.

22 июня она посетила невестку в больнице. Это была суббота. Через два дня девушка позвонила и сказала, что 25-го ей сделают кесарево сечение, так как плод уже не развивался. А вечером пришла страшная весть.

Промедлили

Что же произошло в больнице? Восстановить картину трагического дня помогла соседка по палате.

«Около 15 часов Надежда пошла в душ. Она, видимо, поскользнулась и ударилась головой (я в душе не была, но видела у следователя фотографии — все в плитке, ни силиконового коврика, ни ручек). Когда соседка услышала шум и зашла, Надя лежала без сознания, разумеется. Врачи привели ее в сознание. Она после этого еще позвонила мужу и рассказала о случившемся. Затем ей стало плохо, и ее забрали в реанимацию».

В 17.50 врачи решили делать Надежде кесарево сечение. У нее начались судороги.

Из 5-й городской больницы вызвали нейрохирурга с инструментом. Он должен был пробурить две дырочки в черепе и выпустить кровь.

«Из 5-й городской больницы вызвали нейрохирурга с инструментом. Он должен был пробурить две дырочки в черепе и выпустить кровь. Но побоялся это делать без магнитнорезонансной томографии (МРТ): было непонятно, внутричерепное кровотечение у нее или внутримозговое. МРТ в 1-й больнице находится прямо во дворе. Никто не пошевелился, чтобы отвезти ее туда. Потом уже врачи говорили, что МРТ было закрыто. Мы проверили — работало до 20 часов. А там медики сказали нам, что могли бы и задержаться в такой ситуации. Если бы к ним обратились».

«Когда утром мы приехали в 5-ю больницу, доктор сказал, что ее слишком поздно привезли к ним», — добавляет Виктор.

Когда Надежда впала в кому, ее мать проводила почти все время с дочерью. Отец приезжал в Минск каждые выходные. Максимка еще два месяца находился в больнице. И именно Татьяна обратилась в прокуратуру, Министерство здравоохранения. Консультировалась с медиками, сопоставляла. И считает, что Надежду не спасли только через несвоевременное оказание помощи, через небрежность — потеряли время, когда ей реально можно было помочь. А еще неправильный диагноз: волчанка, которой не было.

Женщина показывает документы, в которых чуть ли не по минутам прописаны действия медиков.

15.00 — Надежда ударилась головой; 15.10 — 15.40 — консилиум врачей; 17.00 — Надежду обследовал невролог; 17:50 — 17:55 — ухудшилось состояние, врачи провели консилиум и решили делать кесарево сечение; 18.10 — 18:35 — сделали кесарево; 19.10 — 20.20 — расширенный консилиум в операционной, принято решение перевезти в другую больницу для оперативного лечения; 21.05 — вызван реанимобиль. «Но с учетом чрезвычайно тяжелого и нестабильного состояния пациентки вызвана дополнительная реанимационная бригада, которая прибыла в 22:19», — это из выводов комиссии Минздрава. Татьяна рассказывает о другом: «Подали кардиологический реанимобиль, а ей нужен был с искусственной вентиляцией легких (ИВЛ). Как его заказывали тогда? Диспетчер виноват? И почему после консилиума почти час ждали, чтобы вызвать реанимобиль?»

«Сделали одну операцию, другую. И уже тогда было поздно. Кровь густела, и, как рассказали сами медики, они эту кровь просто выколупывали из мозга. 90 процентов мозга у нее погибло. В таком состоянии она прожила еще 100 дней. Никаких шансов они нам не давали, но мы же верили», — сокрушенно замечает Татьяна.

Две дырочки

«Перед тем, как лечь в 1-ю городскую больницу, Надя сделала повторный анализ на волчанку — опять не обнаружили. А врачи, когда она даже была в коме, лечили от волчанки. Нам сказали, что у нее этой болезнью «съедено» все — даже мозг. И если бы она не упала, все равно бы умерла».

Но после смерти эксперты нашли у Надежды другое заболевание — туберкулез.

«Когда она уже лежала в коме, ее не один раз осматривал главный пульмонолог страны. Рентгеноскопию легких делали чуть ли не через день. И никто не видел. Мне объяснили, что волчанка схожа с туберкулезом — и их трудно различить. Но два анализа показали, что волчанки не было. Почему бы не проверить на туберкулез? И патологоанатом к причине смерти «мозговая травма» дописал еще туберкулез».

По случаю с Надеждой Куценко проведено несколько комиссий, экспертиз.

Но и сейчас, спустя девять месяцев после трагедии, нет однозначного ответа на вопрос: была ли вина медиков в смерти девушки? Следственный комитет ожидает очередную экспертизу Минздрава, только после этого решится вопрос с возбуждением уголовного дела.

«Я хочу, чтобы ответили по закону. Я разговаривала со специалистом, который в прошлом занимался ошибками медиков. И он сказал, если бы нейрохирург просверлил два отверстия — она бы сейчас была с нами. Возможно, в инвалидной коляске», — Татьяна намерена довести дело до суда. Дело будет непростым для судьи, установить истину здесь трудно.

«Время было потеряно…»

Мы показали ответ из Минздрава гинекологу одной из районных больниц, чтобы услышать мнение специалиста, не заангажированного в эту историю.
— По идее, должны были сразу сделать МРТ. Но если на самом деле, как написано в заключении, после падения не было ни синяков, ни царапин — оснований для этого не увидели. Каждому МРТ делать же не будут.
Надежда, видимо, была совсем никакая, когда ей делали кесарево — спасали ребенка. В первую очередь спасают ребенка, а не мать.
Хотя все зависит, конечно, от различных факторов. Как понимаю, ее состояние было очень тяжелое.
Просверленные дырочки в черепе не всегда дают гарантию положительного результата. Бывает, что это даже не зависит от самой гематомы — смотря какие центры головы затронуты. Так, если бы это сделали раньше, было больше шансов спасти маму. Если придираться, то только к тому, что сразу, как заподозрили повреждение мозга, не сделали снимок.
Аппараты ИВЛ — дорогие, и они стоят только в некоторых реанимобилях. И когда Надежда уже на аппарате была в больнице, то ее надо было перевозить только с ИВЛ.
Ошибка при заказе реанимобиля могла быть. Обычно такая потребность передается диспетчеру — не сам доктор вызывает. Но это, как я вижу, не играло роли. Время был потеряно еще раньше — в первые часы.