Парень упал с каталки в 4 больнице Минска и умер. Никто не виноват
Эта страшная история случилась в январе 2018 года — 27-летний Виктор Фурса лег на операционный стол 4-й городской больницы для исправления носовой перегородки. Но что-то пошло не так, и с кровоизлиянием парня быстро отправили в больницу скорой помощи. Все дальнейшее попало на камеры записи: едва находясь в сознании, парень упал с каталки, сломав лобную кость. Второго февраля парень умер. Сегодня вдова получила ответ из Следственного комитета и намерена его обжаловать.
Врач 4-й ГКБ Павел Елисеев, оперировавший Виктора, был уволен по собственному желанию — такова официальная информация Минздрава.
— Сейчас мне сообщили, что дело Елисеева передали в прокуратуру, — рассказала Наталья Фурса.
— Что касается падения с каталки, нет лиц, которые отвечают за пациента в приемном покое, такая медицина.
— Вы готовы принять такое решение?
— Нужно встретиться с адвокатом, но я буду настаивать на обжаловании.
**
Ранее официально сообщалось, что молодой человек умер в начале февраля 2018 года в больнице скорой медицинской помощи. За несколько дней до этого в 4-й городской клинической больнице ему выполнили ЛОР-операцию. Однако после перенесенного вмешательства в связи с возникшими осложнениями пациента перевели в БСМП.
— Его своевременно, в сопровождении врача-анестезиолога доставили в БСМП для проведения дополнительной диагностики и консультации по поводу возникшего осложнения. Вместе с этим комиссия отметила, что были допущены нарушения порядка пребывания пациента в приемном отделении БСМП, — прокомментировали в пресс-службе Минздрава Беларуси падение с каталки.
Вдову погибшего Виктора пригласили на встречу в Минздрав. Представители ведомства и участники лечебно-контрольного совета высказали ей слова соболезнования от имени всей системы здравоохранения.
— Ничем нельзя оправдать профессиональные ошибки медработников, с которыми вы столкнулись. Примите искренние соболезнования в связи с трагической смертью вашего мужа, — сказала заместитель начальника главного управления лечебной помощи и экспертизы Татьяна Мигаль.
***
В одном из интервью жена погибшего рассказывала:
— В 2017 году Витю начали беспокоить головные боли. Он прошел ряд обследований, результаты которых показали: забита носовая пазуха, гайморит. Кроме того, врачи обнаружили полипы и искривление носовой перегородки, — рассказывает Наталья. — Через общих знакомых мы нашли врача — доктора 4-й минской больницы Павла Елисеева. Около десяти лет назад он уже делал подобную операцию отцу мужа, все прошло хорошо.
На консультации перед операцией он уточнил, что будет одновременно делать все, потому что без выравнивая перегородки (она нас совсем не беспокоила) ему не добраться до пазух.
17 января этого года Виктор собирался лечь на операцию, но не оказалось свободных мест. Сейчас это уже кажется символичным. Но к таким сигналам прислушиваются только крайне суеверные люди.
22-го мужчина отправился в больницу снова. Операция была запланирована на следующее утро.
— После операции, около часа дня он скинул свое фото: ужасное селфи с подтеком на правом глазу и бинтовой повязкой. Больше на связь Витя не выходил. Я была на работе и хотела думать, что он отходит от наркоза. Коллеги успокаивали.
Вечером Наталья стала названивать в отделение. Трубку поднял Елисеев.
— Я спросила, как прошла операция, и услышала, что с кровоизлиянием в мозг Витю доставили в БСМП. Чуть позже в разговоре с сестрой Павел Елисеев сказал, что все шло в обычном порядке и что после операции Витя был в норме. Но потом ему стало хуже. Что случилось, он сказать не может: «Вина моя — в том, что я взялся за операцию. С носом все хорошо, а вот рядом…»
Запись этого разговора есть в редакции. На ней — мужской голос, который явно в расстройстве и растерянности: «Почему так случилось? Потому что операция — это стресс, травма… Конечно, все не просто, иначе не принимали бы таких экстренных мер по перевозке».
— Я позвонила в больницу скорой помощи. Там мне подтвердили: Витя в стабильно тяжелом состоянии с гематомой. Мы поехали. Было уже поздно. К нам вышла какая-то женщина в голубом халате, представилась дежурным врачом. Ни бейджа, ни внятных ответов.
А самое страшное, что к тому моменту уже было известно, но нам не сказали: Витя получил черепно-мозговую травму и сломал лобную кость — одну из самых крепких у человека.
Откуда? Запись с камер наблюдения в БСМП показывает, что в 18:50, через 10 минут после появления в кадре, человек в белом халате сидит на лежанке, а Виктор, едва приходя в сознание, делает попытку и переворачивается, после чего падает с каталки, на которой опущены бортики.
- Бортики каталки опущены, человек в белом халате отвлекся
- Виктор приходит в себя, но слишком быстро, чтобы привлечь внимание человека в халате
- Парень переворачивается…
- …и падает вниз лицом. К нему подбегает человек в белом халате
- Спустя некоторое время Виктора кладут на каталку
- Бортик подняли, но поздно. Парень с ЧМТ лежит головой на спинке. Каталка коротка для 186-сантиметрового роста?
Травма, полученная при падении, то ли напрямую повлияла, то ли ускорила смерть организма.
— О том, что Витя упал, мы узнали на следующий день, 24 января, от лечащего врача в БСМП, — вспоминает Наталья, листая небольшой ежедневник. В нем исписано несколько страниц. На них — последние дни. Записывала не потому, что подозревала неладное, — просто сознание разрывалось, а забывать рекомендации врачей было нельзя.
— Он сказал про кровоизлияние, про медикаментозное лечение и про падение. Еще доктор рассказал о психическом расстройстве мужа и частичной парализации. Но на записи видно, что парализация наступила не от падения. Видно, что рука была согнута, еще когда только привезли.
Здесь у Наташи появляются вопросы, отсутствие ответов на которые ранит и вызывает подозрения.
— Видно, что Витю привезли без одежды. Почему? Не потому ли, что его реанимировали еще в 4-й больнице? На следующий день мы увидимся с мужем, и он расскажет мне, что слышал, как врачи говорили о его клинической смерти. Почему нам ничего не говорят? Я спрашивала Елисеева: почему нам не рассказали об осложнениях и переводе в другую больницу? Он отвечает, что у них был телефон мамы. Покажите карточку! Я уверена, что муж написал бы мой мобильный. Вместо этого мне дают какую-то распечатку с нашим адресом и городским номером, который давно поменяли. Да Витя и не помнил этого квартирного номера: кто им сегодня пользуется?!
Неделя до смерти
24 января Наталье разрешили навестить мужа, который находился без сознания.
— Мы зашли к нему с Витиной сестрой. У него была гематома уже на втором глазу и поломанный лоб. Одна рука крепко сжата, другая привязана.
25-го мы приехали и услышали, что Витя пришел в сознание. Тогда и показалось, что все будет хорошо. Первым делом Витя спросил, что с моими волосами (а мне мастер «сожгла» их как раз накануне). Мы улыбнулись. Он всех узнал, спросил про Костика. Потом сказал, что помнит о падении. Говорил громко и ясно, не подбирая слова. И про свою клиническую смерть рассказал. Мы помассировали руку, которую он не чувствовал.
На следующий день чувствительность стала возвращаться. Показали видео, где Костя передает папе привет, — Витя заплакал. Видео быстро закрыли.
Уже вечером этого же дня у него поднялась температура. Нам сказали, что это норма: организму дали сильнейшие антибиотики, он борется.
Наступило 27 января, суббота. Мои самые страшные выходные. Лечащих врачей нет — только дежурные. Я попросила назначить капли для промывания глаз — просьба где-то потерялась. Покормила едой с высоким содержанием белка. Рука мужа немного расслабилась. Надежда крепла, хотя мы и не отчаивалась: Витя — очень сильный парень.
28-го я приехала и увидела огромный подтек на простыне. Дежурный врач сообщил, что приходил нейрохирург и сказал: это через нос вытекает спинномозговая жидкость. Это уже плохо. Витя мало разговаривал. Жаловался на растущую головную боль, на то, что стреляет в ухе. Что это? Последствия травмы? Операции?
Приехал Елисеев, чтобы достать длинный жгут, который использовал при операции по удалению полипов. Сказал, если бы не падение…
29-го наш лечащий врач констатировал ухудшение: у Вити диагностировали менингит. Взяли пункцию спинного мозга для анализа. Через день-два анализы показали наличие очень сильного вируса. После консилиума врачи решили переводить мужа в искусственную кому, чтобы он не мучился от головной боли.
Меня в реанимацию больше не пускали.
2 февраля утром мне сказали: мозг сдается, муж не справляется, готовьтесь. В 15:33 позвонили и сообщили, что Витя умер.
«Мы с сыном будем учиться жить заново»
Видео с падением Наталья пересмотрела, наверное, уже сотни раз. В голове — десятки «почему». Почему упал, почему голова на поручнях, почему борта опущены, почему так долго без реанимации, почему не позвонили, почему лечили так, почему папку с документами, которую Витя брал с собой, отдали пустой и так далее. Говорит, что соболезнования слышала только от лечащего врача БСМП. Елисееву написала SMS, на которую тот не ответил.
— Когда Витя еще был жив, у меня не было желания разбираться. Я думала, вот он поправится и пусть сам решает, ругаться с кем-то или нет. А теперь… Нам с мужем до нашей встречи как-то не очень везло в личной жизни. И когда мы праздновали два года свадьбы, то тихо радовались. А сейчас половину меня забрали. И у Кости.
42-летняя женщина упала и сломала шейку бедра в Минской районной больнице в Боровлянах - теперь ходит с протезом за 3 000 долларов
21 ноября 2015 года Татьяна (имя изменено по просьбе героини) поехала навестить мать в Минскую центральную районную больницу в Боровлянах. Холл в больничном корпусе выложен скользкой плиткой, а рядом с вахтером есть спуск около 45 градусов. Именно в этом месте 42-летняя Татьяна упала и сломала шейку бедра. Четыре месяца реабилитации, протез за 3 тысячи долларов, который через 20 лет надо будет менять, и назначенная, но непроведенная экспертиза — «а передо мной так и не извинились».
— Когда поступила в больницу с переломом, мне так и сказали: «Что-то вы рано к нам», — вспоминает Татьяна.
Перелом шейки бедра считается пожилой травмой: в основном ее ломают престарелые люди, которым трудно удержать равновесие. После такой травмы они чаще всего остаются прикованными к постели: кости плохо срастаются, а перенести тяжелую операцию и наркоз сложно. Но даже если операцию все же проводят, за время реабилитации, пока человек лежит, атрофируются мышцы, нарушается обмен веществ, и потом крайне сложно прийти в форму.
В больницу к маме Татьяна приходила уже во второй раз. «В первый как-то проскочила», — говорит она. Но во второй визит у нее в руках были сумки, поэтому она при всем желании не могла взяться за поручни, предусмотрительно расположенные над пандусом. «Плитка скользкая. Ноги просто уехали вперед», — вспоминает Татьяна, которая в тот день была в обуви на невысоких каблуках.
— В субботу сломала. Установили, что это перелом, только в среду. До этого я просто лежала. В 9 утра меня забрали, в час я вернулась — столько длилась операция.
Потом была реанимация.
— Сначала был шок: у меня мама в больнице, некому к ней ездить, — вспоминает женщина. — Мама выписалась, хотя ей надо было делать операцию. Ребенок оставался один, надо было его кормить. Но они как-то справились. У мамы больное сердце, ей трудно ходить, я ее все время возила на работу. А теперь я стала слабым звеном.
В больнице Татьяне посоветовали выбрать протез. Наведя справки, она выбрала швейцарский, потому что, по ее мнению, белорусский служит меньше. После снова надо будет переносить тяжелую операцию на тазу и четыре месяца реабилитации. Швейцарский протез при правильной эксплуатации прослужит 20 лет. Стоит он 51,5 млн рублей (около 3 тысяч долларов). «Все равно на всю жизнь его не хватит», — с досадой говорит Татьяна.
После операции одна нога Татьяны на два сантиметра короче другой, и женщина всегда будет хромать.
— Врач поликлиники сказал мне, что, если мозг переработает информацию и поймет, что одна нога длиннее, я всегда буду хромать. Он посоветовал привыкать ходить, как будто все нормально. Но, видимо, мозг уже не обмануть: на костылях я ровно ходила, а без них захромала.
Конечно, есть шанс, что хромота станет меньше, но для этого нужно контролировать каждый свой шаг и развивать мышцы, которые атрофировались за время реабилитации.
До перелома Татьяна занималась спортом, играла в теннис. «И это ограниченное сидение в четырех стенах психологически очень давило. Теперь я очень понимаю людей на костылях», — с грустной улыбкой говорит она.
На больничном Татьяна была почти четыре месяца. Потом надо было выходить на работу, чтобы не уволили. «Врач говорил, что мне хотя бы месяцок надо еще полежать», — вспоминает Татьяна. Какое-то время она ходила на костылях.
Полное восстановление после операции длится до года.
— Считается, что через полгода можно вернуться к нормальной жизни, даже бегать, но все же индивидуально, — сетует Татьяна. Пока же она не может бегать и поднимать больше 3 килограммов. — В бассейне, за рулем я не чувствую дискомфорта. Когда хожу, конечно, чувствуется.
На ноги Татьяна встала в конце февраля. Вспоминает, что нога оживала постепенно: от колена и выше. «Ни ноги помыть все это время, ни носки надеть, ни обувь. С пола что-то поднять, надо было еще изловчиться», — описывает неудобства пострадавшая.
Но Татьяна не жалуется:
— Наверное, я открытый и позитивный человек, поэтому мне все говорят, что я это легко воспринимаю. Работу я не потеряла, меня поддерживали коллеги и знакомые. Может быть, поэтому мне было легче. Жизнь изменилась. Зимой еще взаперти было сидеть не так тоскливо, а вот скоро лето, отдых, будет не хватать свободы движений.
В больницу, в которой получила травму, Татьяна не обращалась, написала сразу заявление в милицию. Участковый опрашивал заместителя главврача, но из клиники, по ее словам, никто с ней не связывался.
27 ноября прошлого года она обратилась в РУВД с заявлением о привлечении к уголовной ответственности должностных лиц Боровлянской районной больницы. В заявлении сказано, что из-за преступной халатности Татьяна сломала шейку бедра правой ноги. Эта травма относится к категории тяжких телесных повреждений, опасных для жизни и здоровья.
В открытии уголовного дела Татьяне отказали, сославшись на то, что «разрешение поставленных вопросов не входят в компетенцию органов внутренних дел», и рекомендовали Татьяне обратиться в суд. После этого Татьяна написала жалобу в прокуратору и начальнику главного управления собственной безопасности МВД.
В жалобе Татьяна пишет (в редакции есть копия документа), что сотрудник милиции направил копию ее заявления главврачу больницы «для принятия мер по обеспечению безопасного пребывания посетителей». Татьяна считает, что вместо проведения осмотра места происшествия и выяснения обстоятельств руководство больницы еще и уведомили, чтобы оно успело «уничтожить следы преступной халатности».
После этого постановление об отказе в возбуждении уголовного дела отменили, и материал направили для дополнительной проверки, назначили строительно-техническую экспертизу, которая показала бы, травмоопасны ли плитка и уклон пандуса. К Татьяне приходил участковый. Но заключения эксперта так и не было.
В ходе проверки опросили заместителя главврача по хозяйственной части, который пояснил, что «с момента передачи здания в собственность больницы в 1960 году капитальный ремонт производился только в 2007 году и был закончен в 2009 году. При этом реконструкция того самого пандуса никогда не производилась».
В итоге в возбуждении уголовного дела за преступную халатность отказали, так как «не установлен факт небрежного отношения должностных лиц больницы к своим обязанностям». МВД заключило, что травму Татьяна получила не из-за скользкой плитки, а по неосторожности и противоправных деяний против нее не совершали.
Татьяна же хочет добиться экспертизы, чтобы получить возможность требовать компенсацию затрат на лечение. После этого она планирует подавать иск в суд: «Хочу вернуть хотя бы то, что пошло и еще пойдет на операцию. Еще буду просить, чтобы заменили плитку. Не хочется, чтобы другие, навещая кого-то в больнице, пострадали, как я».
Главврач больницы Гарик Барсамян в курсе произошедшего. Но так как женщина не обратилась с жалобой непосредственно в больницу, администрация с ней не связывалась. Заместителя главврача и самого главврача опрашивал участковый. Была проведена служебная проверка, и нарушений не установлено.
— Там есть коврик, поручни и желтым цветом обозначена разница уровней пола, — говорит главврач. Сейчас мы планомерно реконструируем больницу, этап за этапом.
СМИ / Фото: Вадим Замировский
