Странная смерть 49-летнего шахтера в Центральной больнице Солигорска спустя 2 дня после госпитализации
О загадочной смерти бывшего шахтера Николая Леончика в Центральной районной больнице Солигорска, которая произошла чуть больше месяца назад, пока не сообщали СМИ. Но родственники погибшего решили сами обратиться к журналистам. Их возмутило, что внезапная смерть крепкого 49-летнего мужчины "так и осталась не расследованной до конца, а виновные так и не найдены".
Елена Леончик, дочь погибшего Николая Леончика, который отработал в шахтах 26 лет, сама связалась с редакцией СМИ и рассказала подробности трагедии.
"9 июля отец лег в больницу с обострением хронического панкреатита, чтобы с помощью капельниц "погонять" желчь. Раз в полгода его госпитализировали, раньше после больниц проблем не возникало. Но в этот раз после первого укола с отцом стало что-то происходить. На следующий день после госпитализации папа пожаловался, что начал себя чувствовать плохо, что "видит мультики", что он там в главной роли. Те, кто в палате с ним лежал, рассказали, что папа в 4 утра заставил всех подняться и идти бриться. 11 июля, в пятницу, папа приехал домой переодеться, взять кое-какие вещи, и, когда мы пошли его провожать, снова заметили странности. У него был стеклянный мутный взгляд". А вслед за этим, вспоминает Елена, папа вдруг стал разговаривать с птичкой, которая села на дорогу.
Родственники и друзья Николая Леончика отмечают, что никаких психических отклонений у него никогда не было. "Абсолютно адекватный человек", - говорят те, кто его хорошо знал.
После "разговора отца с птичкой" Елена Леончик решила выяснить причины такого странного поведения у медиков, но не успела. "На следующий день нам позвонили домой из больницы и попросили прийти на опознание".
Утром в 6.25 12 июля, чуть больше чем через два дня после госпитализации, Николая Леончика обнаружили мертвым. Он лежал на боку под окнами балкона больницы, рядом с ним лежал нож. Никаких телесных повреждений, которые могут быть причинены ножом, у Николая не было.
"Поначалу мне сказали, что возбудят дело по статье "Убийство", потому что были неизвестны обстоятельства смерти, - говорит Елена. - В морге сказали, что папа скончался от множественных травм грудной клетки, из-за чего у него остановилось сердце. Смутило, что отец лежал не под окнами палаты, а под окнами балкона, который находится на коридоре больнице. Чтобы дойти до балкона, нужно пройти два поста медиков. Почему его никто не остановил? Кроме того, открыть балкон просто так невозможно, потому что нужны ручки. Ручки есть только у медперсонала. Но следователь мне рассказывал, что когда обнаружили отца внизу, балконная дверь была закрыта. Получается, вскрыть-то дверь балкона папа ножом мог, но закрыть явно не мог. Кто закрыл эту дверь, когда и во сколько это произошло – неизвестно. Следователь говорит, что в больнице из медперсонала никто не сознался. Почему отец стал неадекватным, тоже неясно. И во время следствия, и в больнице мне говорили, что отец якобы жаловался врачам на плохой сон, в результате чего ему дали укол с успокоительным. Но что это за успокоительное, от которого возникли такие глюки? В каких дозах его дали? И почему папа так много жаловался, что именно после этого укола он, наоборот, не может спать?"
СК: "Данных, указывающих на криминальные причины смерти, не установлено"
Несколько дней назад следствие действительно закончилось. Как рассказала СМИ официальный представитель Следственного комитета по Минской области Татьяна Белоног, проверка по факту смерти Николая Леончика завершена, в возбуждении уголовного дела отказано. Следствие пришло к выводу, что нет никаких признаков того, что мужчину могли убить. Данных, указывающих на криминальные причины смерти, не установлено, отметили в СК.
"Для определения обстоятельств смерти Солигорским межрайонным отделом Государственного комитета судебных экспертиз проведена судебно-медицинская экспертиза. Согласно ее заключению, смерть наступила в результате множественных повреждений, образовавшихся в результате падения с высоты. Каких-либо других телесных повреждений не обнаружено. В ходе получения объяснений у лиц, с которыми погибший находился на излечении, родственников, опросов медицинского персонала установлено, что накануне смерти мужчина находился в агрессивном состоянии, наблюдалось неадекватное поведение, и он также заявлял, что хочет уйти из больницы", - рассказала Белоног.
По ее словам, следствие пришло к выводу, что "имеется факт суицида или случайного падения с балкона хирургического отделения".
В СК также подчеркнули, что погибший попал в больницу "в связи с хроническим заболеванием – панкреатитом, который обострился на фоне длительного злоупотребления спиртными напитками".
Источник: "Никто не остановил Леончика, потому что никого из медиков на постах не было"
В Центральной районной больнице Солигорска говорить про трагедию особенно не хотят. В отделении хирургии СМИ сообщили, что комментировать что-либо про "того Леончика, который покончил жизнь самоубийством", по телефону не вправе. Тем более что "заведующий отделением, где это все произошло", будет только в понедельник.
Родные Леончика говорят, что Николай всегда был оптимистом.
"Даже когда попадал в больницу, продолжал шутить. На вопрос: "Как дела?" - любил отвечать: "Не дождетесь!", - вспоминает дочь погибшего. - У него не было никаких суицидальных наклонностей, мы бы заметили. Да и вообще, все это на самоубийство не похоже, потому что самоубийцы с третьего этажа не прыгают".
"Когда по жизни папе было плохо или с ним что-то происходило не так, а это бывало редко, он всегда стремился домой, к жене и детям. Вот это - правда, - продолжает Елена. - В этот раз ему дали укол, который раньше ему никогда не давали, ему стало плохо, и он, возможно, просто хотел убежать из больницы. Папа, как я потом узнала, накануне просился домой. Возможно, под воздействием "успокоительного" папа был расслаблен и просто сорвался, пока полз с балкона вниз...".
По неофициальной информации, которая стала известна СМИ из достоверных источников, именно в ту ночь, когда Николай Леончик вышел из палаты и пошел на балкон, он миновал два поста медиков. Никто его не остановил, потому что никого из медиков на постах не было. Источник СМИ, пожелавший остаться неизвестным, объяснил отсутствие медиков на постах "кадровым голодом", который есть сейчас в больнице. В ту ночь у одного из пациентов открылось кровотечение, и ввиду экстренной ситуации все медики, которые должны были быть на постах, находились в палате у другого человека.
Кроме того, ручки, с помощью которых можно было открыть балкон и которые, как правило, находятся у медперсонала, в ту ночь по неизвестной причине были в двери. Это значит, что открыть дверь балкона Николай Леончик мог бы и без ножа.
Что интересно, в самой больнице по-прежнему утверждают, что, несмотря на то, что смерть у их пациента наступила в результате падения с высоты, все двери на протяжении ночи были закрыты.
На вопрос, почему адекватный человек вдруг стал неадекватным, четкого ответа тоже нет. Медики, знакомые с историей гибели Николая Леончика, отмечают: странное поведение мужчины могло быть вызвано тем, что он незадолго до больницы злоупотреблял алкоголем, затем резко бросил пить, и у него наступил "синдром отмены". Якобы пока работал в шахте, Николай Леончик не пил, а как вышел на пенсию полтора года назад, периодически уходил в запои. Вот после запоя он якобы и попал в больницу, а после жалоб на плохой сон ему выписали "Диазепам" - успокоительное, которое используют как при проблемах со сном, так и при проблемах с алкоголем.
Однако, как утверждают родственники погибшего, его знакомые, друзья и даже соседи, у Николая не было не только каких-либо психических отклонений, но и злоупотреблений алкоголем. "Он не пил. Разве что только по праздникам", - говорят те, кто его знал. Соседи, например, не припоминают, чтобы видели Николая пьяным.
"Диазепам" - то лекарство, которое часто выписывают при панкреатите. Побочные эффекты возможны, но случаются крайне редко. Среди них - возникновение галлюцинаций, резких вспышек агрессии, чувства страха, суицидальных наклонностей и т. д. Возникнуть побочные эффекты могут либо при смешивании с сильнодействующими наркотиками или алкоголем, либо при передозировке самого препарата, либо после резкого прекращения приема самого "Диазепама".
Родственники Николая настаивают на том, что не было у него проблем и с нервной системой в принципе. "То есть о том, чтобы папа втайне от всех принимал успокоительное "Диазепам", а потом резко бросил, даже не может быть и речи", - говорит дочь Николая Елена.
Передозировки тоже быть не могло: в Следственном комитете подчеркивают, что как только Николай пожаловался на проблемы со сном, врачи ему ввели нужное количество лекарства...
Елена Юхневская, заведующая столовой № 19, что рядом с домом Леончиков, знала Николая 15 лет. "Это самый добрый человек, которого я когда-либо знала. Окна моей столовой выходят прямо на окна, где жил Коля, я видела этого человека каждый день. Он не пил. Его уважали все вокруг. Сегодня 40 дней по нему, и мы, хоть и не родственники Коле, не можем пока справиться с этой утратой. Я не могу сдерживать слез", - говорит Елена.
"В голове не укладывается: такой человек крепкий, на все руки мастер, все ремонты дома сделал, позитивный. Что такое с ним вдруг случилось?" - задается вопросом дочь погибшего.
На похоронах у Николая Леончика было более ста человек, в том числе, как говорят его близкие, "уважаемые начальники "Беларуськалия".
"Все не могли поверить, что же с ним случилось! А сделали его почему-то каким-то алкоголиком! Разве про смерть алкоголика могут так сожалеть?" - возмущены родные погибшего шахтера.
Интересно, что в ходе следствия специалисты выясняли, состоял ли Николай Леончик на учете в психдиспансере, были ли у него приводы в милицию в связи со злоупотреблениями алкоголем, есть ли у ЖЭСа жалобы на него. Ничего такого обнаружено не было.
"Фактически следствие завершило проверку, но из этой проверки не следует четких понятных ответов. То есть человек лег в больницу, при странных обстоятельствах, да еще и за пределами больницы, погиб, и это нормально?" - возмущена Елена Леончик.
Дочь погибшего шахтера намерена обжаловать решение об отказе в возбуждении уголовного дела. Она уже написала жалобу в прокуратуру Солигорска и в Министерство здравоохранения.
Шокирующее интервью врача белорусской больницы: смерть от ряда заболеваний мы вынуждены прятать под другими названиями, чтобы не испортить спускаемую сверху статистику
В России проходит масштабная реформа здравоохранения, в основе которой переход к страховой медицине. Пока из очевидных последствий - массовые увольнения и закрытие больниц. Недовольные врачи организовывают масштабные акции протеста. Возможна ли в Беларуси реформа здравоохранения по примеру российской, почему белорусским больницам невыгодны тяжелые больные - ЗТС на условиях анонимности рассказал врач одной из белорусских больниц.
Одни убытки
— Какие проблемы системы белорусского здравоохранения вы оцениваете как наиболее серьезные?
— У нас невыгодно лечить тяжелого больного. Одно дело, когда поступает больной, например, с аппендицитом – аппендикc удалили, больного выписали. И совсем другая история, когда поступает пациент с тяжелейшим заболеванием. Он будет лежать месяц, и его лечение «съест» половину месячного бюджета больницы. Для больницы такие больные невыгодны, и если есть возможность их спихнуть куда-то...
— Подождите. Что значит «спихнуть»? Что значит «не выгодно» — что за определения в условиях бесплатной медицины?
— Бесплатной, но не для бюджета государства, верно? На больницу выделяется какая-то сумма денег, и, понятно, что она ограничена и может стать еще меньше — курс доллара изменился или подорожали какие-то услуги. Но в любом случае, бюджет выделен и он, как кусок пирога, у вас в руках. И вот поступает пациент, который требует больше средств, чем обычный больной. И таких пациентов может быть десять, а может – двадцать. Никто же не знает, что произойдет?.. Случится гриппозная пневмония, и поступит большое количество таких больных. А бюджет-то сверстан…
— Давайте на конкретном примере. Поступил тяжелый больной – как проходит лечение? Учитывая его стоимость и ограниченность бюджета, больница начинает экономить на лечении?
— Для чего в больнице администрация? Чтобы держать и не пущать.
— Не понимаю – что значит «держать и не пущать »? Доктор хочет назначить какое-либо лекарство, а ему не позволяет администрация?
— Согласие о назначении больному дорогостоящего лекарства принимает консилиум с участием представителей администрации больницы. Заместитель главного врача может сказать: «Я не дам это лекарство!». Это наша повседневность.
— Как это не «дам», когда больной нуждается именно в этом лекарстве?
— Ну и что?.. Администрация скажет, что не нужно. А квалификацию врача, который настаивает на таком лечении, можно поставить под вопрос. Такие вещи происходят. И потом — кто хочет ссориться с руководством больницы?.. У нас были ситуации, когда врач выписывал дорогостоящее лекарство, и пациент даже получал его, потому что оно осталось от умершего накануне больного. Но администрация узнала, и врач получил выговор за такой «фокус».
Я хочу сказать, что тяжелые больные – это, на самом деле, проблема для больницы, которая функционирует в рамках бесплатной системы здравоохранения — такой, как белорусская. В страховой медицине все принципиально иначе, потому что за пациентом идут деньги. Разные деньги, в зависимости от системы страхования, но в любом случае, больной для больницы — не ущерб, а прибыль. Да, расходы нужно объяснять – почему ты применил ту или иную тактику. А применять нужно максимально эффективное лечение и стратегию.
Больнице выгодно лечить такого больного, и она никуда его не спихнет, потому что лечение оплачивается страховой компанией. В Беларуси разговоры о страховой медицине идут с начала 1990-х, но разговорами так все и заканчивается.
Мертвые души
— Давайте вернемся к ситуации с тяжелым больным. Администрация больницы отказала в дорогостоящем лекарстве – что потом?
— Выписывают менее эффективный препарат. Но понимаете, вопрос в критериях эффективности. Как ее оценить? В белорусской системе статистики очень много вранья. И на этом вранье все строится. Скажем, была у нас эпидемия свиного гриппа, но мы не знаем точной статистики – сколько всего умерло людей, в какой больнице умерло больше, а где меньше. А когда нет точных данных, нельзя сказать, кто работал более эффективно, кто менее.
— Вы хотите сказать, что сами врачи не знают статистики?
— Нет. Мы не знаем статистики. Потому что в Беларуси статистика не заявительная, а директивная. Т.е. по разным заболеваниям мы не должны выйти за пределы определенного количества летальных исходов. В противном случае мы их прячем под другими диагнозами. Да-да, это наша повседневность. Это наш повседневный ужас. У нас нельзя умирать от пневмоний, нельзя умирать от инфарктов, от сахарного диабета – тоже нельзя. И после того, как мы «спрятали» смерти от инфарктов, выходят большие начальники и говорят, что, мол, мы победили инфаркт. Хотя на самом деле это не соответствует действительности. Но если мы хотим соответствовать европейским показателям — а мы хотим, и еще как хотим! — нужно использовать вот такие методы.
Давайте я вам расскажу историю с панкреатитом. Этот диагноз относится к острой хирургической патологии, которую тоже тщательно контролируют. В Минске, по официальной статистике, смертность от острого панкреатита «стремится к нулю». Тем регионам, которые пытаются подать относительно честную статистику – если нет честной статистики, как изменить ситуацию и как понять, на что нужно повлиять в первую очередь? – грозят санкциями.
— Какими?
— Ну как. Приедут и будут разбираться, почему плохо лечат.
— А как происходит этот разбор?
— Ну... (смеется) Вы видели, как президент разбирается на совещании по деревообработке? Или по какой-то другой отрасли? Ну вот и у нас так.
Но вернемся к панкреатиту. Когда официальная статистика рапортует, как все хорошо, в это же время в нашем белорусском медицинском журнале «Новости хирургии» печатается статья патологоанатомов о том, что в Минске за три года умерло от панкреатита больше 200 человек. Т.е. патологоанатомы писали научную работу, пытаясь проанализировать смертность более 200 человек, тогда как по официальной статистике этих умерших просто нет!
Да, вы победили панкреатит! Только больные об этом не знают. И продолжают умирать.
Многие современные заболевания меняют свою форму, течение. Когда есть реальная статистика, можно реально оценивать ситуацию и пытаться влиять. Это касается пневмоний, сахарного диабета, туберкулеза, многих других заболеваний... И в тех странах, где есть правдивая статистика, будут бороться и действительно помогать при возникновении этих заболеваний — менять тактику, изучать новые подходы и лекарства. Но мы этого не узнаем – ни о новых формах заболеваний, ни о количестве смертей. Потому что у нас по статистике все хорошо. Разве что какой-нибудь интересующийся врач узнает, что современная медицинская наука уже начала применять, и будет продвигать это, как новое слово в медицине.
И ничего не меняется, если говорить о системе – система белорусского здравоохранения не меняется вообще. Мы всеми силами пытаемся сохранить советскую систему, хотя она не соответствует ни современным технологиям, ни современным подходам – ничему. В чем-то она просто дикая. Дать всем все невозможно. Этот подход не эффективен. Это распыление средств. Мы дали всем все, а пациенту с тяжелым заболеванием средств может не хватить. Их и не хватает.
То же касается больных с редкими заболеваниями. И тех, кого наша система здравоохранения признала «бесперспективными» — например, онкологических больных.
В угол
— Моя знакомая, врач, говорит, что самое лучшее и качественное лечение в Беларуси получает жалобщик.
— Абсолютно верно. Поскольку в Беларуси нет реальной статистики, на основании которой мы можем судить об эффективности системы, у нас есть, так сказать, свой метод оценки – жалобный контроль. Все жалобы по факту оцениваются как правдивые, и мы должны сделать все, чтобы жалобщик остался доволен.
Но я должен сказать вот что. Если система здравоохранения осталась без перемен, то белорусская медицина развивается. Какие успехи в трансплантологии! Мы на весь мир прозвучали, когда успешно пересадили печень бывшему директору «Моссад». Есть движение в нейрохирургии, онкологии – есть!
Плохо, что средний уровень медицины остается ужасно девственным: та же поликлиника, «скорая помощь» — то, с чем человек сталкивается в повседневной жизни. Конечно, вопрос в том, как это все функционирует.
Скажем, у вас заболело сердце, и вы пришли к терапевту. Он вас отправляет к кардиологу, а там очередь, и чтобы сделать анализ, тоже очередь... Это очень дорого – пускать пациента вот по такому кругу.
— А как должно быть?
— Хотелось бы, чтобы человек, когда он приходит с банальными жалобами к врачу, сразу был осмотрен без направления к специалистам и чтобы все необходимые анализы были сразу сделаны и вскоре же, а не через несколько дней, интерпретированы. Чтобы простые обращения происходили по принципу «одного окна». Это все можно сделать! И сделать уже сегодня! Но у нас не так – у нас покупают дорогой аппарат, зачехляют, ставят в угол и не пользуются.
— Но почему?
— Дорого. Нет расходных материалов. И опять-таки – нет критериев эффективности.
— Но разве не нужно отчитываться за работу аппарата?
— Не знаю. Если зачехляют, значит, не нужно. Вопрос в другом: а что доктор от этого получит?
— Ну как?! Более качественные исследования!
— Но ведь его зарплата не изменится! Зарплата останется прежней. Вся наша система не нацелена на то, чтобы поощрять рост профессионализма – зачем книжки покупать (очень дорогие, кстати), зачем совершенствоваться?.. Если ты хороший доктор, то у тебя будет 60 человек. У плохого – 40. А зарплата одинаковая. Ну и зачем стараться?.. Больше знаешь, больше работаешь. А зачем?..
Комиссары от медицины
— Почему в Беларуси такое отношение к врачу? Мне кажется, что главная проблема в том, что кем бы ты ни был – врачом, учителем, инженером – как правило, тебя не уважают. Как личность, как профессионала. Они вообще не нужны, профессионалы и личности, потому что у личности есть собственное мнение, человек готов его отстаивать и бороться за него. А такие не нужны, потому что опасны – потому что не хотят подчиняться.
— Есть такое расхожее выражение: незаменимых нет. Мы с коллегами где-то прочитали продолжение: незаменимых у нас нет, потому что их давно заменили на заменимых.
Да, речь идет об уважении. Когда его нет, а его нет, ты все время чувствуешь себя неудовлетворенным, тем более, что значительную часть времени приходится заниматься абсолютно пустыми, ненужными вещами – бегать с какими-то бумажками, пытаться что-то доказать... А система живет своей жизнью. Люди, которые должны заниматься организацией нормального функционирования, они, на самом деле не организаторы, а комиссары. Комиссары от здравоохранения. Они должны заставить врача лечить, потому что самому ему это не нужно, не выгодно и так далее.
— Вы с этим согласны?
— В нашей системе? Конечно! Потому что вот этот огонек внутри врача, его желание заниматься любимым делом, с годами становится все меньше и меньше. Умение, профессионализм чаще всего остаются неоцененными, конференции и выставки проходят мимо, повышение квалификации стало во многом профанацией. В ординаторских в свободные минутки обсуждают фильмы, шмотки, машины, огороды, но очень редко — медицинские новинки. Какие новинки, о чем вы?..
Недавно проходила выставка «Здравоохранение Беларуси». Очень тихо, куце и вообще - никак. Я вообще не понимаю: зачем нужна выставка, если решение о покупке того или иного оборудования будет приниматься на уровне Минздрава?.. Кому это показывают? Демонстрируют, что у нас не хуже, чем у них? Хуже, потому что дело не в «железе», которое можно купить (даже если опустить тему откатов, всегда можно отчитаться), а в человеке-враче, который будет им пользоваться во благо пациента.
Но все хорошо
— По мнению одного из врачей, есть три проблемы в белорусской медицине: пациенты, которые все знают, обслуживающий персонал, который уверен, что все знает лучше врача, и твои коллеги, с которыми очень сложно договориться, если нужна какая-то процедура. Моя собеседница смогла предупредить инфаркт, сделав необходимое исследование, с трудом уговорив коллегу-врача провести его. А если бы не уговорила?
— Больной мог умереть. А его смерть бы «спрятали». Она бы растворилась в череде таких же смертей. И понять, что это «необязательная смерть» может только профессионал. Тогда как на публику будут бороться с очередями в поликлиниках…
С другой стороны: сидит этот врач, особенно пожилой. Он всю жизнь в медицине. Никакого огонька от очередного спасения чьей-то жизни в нем уже нет. Он просто делает свое дело. И вот его просят сделать что-то сверхурочно, т. е. за пределами его рабочего времени или утвержденной министерством нагрузки, которую он выполнил. Просят бесплатно, естественно. Характерно, что просит не главный врач и не начмед, которые решают «глобальные вопросы» и не занимаются такой «мелочевкой», как спасение конкретной жизни.
Мы говорим, что у врача много пустой работы, абсолютно неврачебной. А ведь это и есть путь к профессиональному «выгоранию». Врач теряет сопричастность с реальным делом. Так, терапевт на приеме никого не спасает и даже редко кому помогает – он оформляет документацию.
— Хорошо, а как же пациенты? Разве они не уважают, разве они не благодарны?
— Насчет благодарности пациентов, это очень редко. Единицы благодарят. Банальное «спасибо» услышишь нечасто. Чаще пишут жалобы.
— Как вы оцениваете реформу здравоохранения, начавшуюся в России? Возможно ли что-то подобное в Беларуси?
— В первую очередь, я не знаю таких людей в Беларуси, которые могли бы заняться реформой. У нас чаще проблемы забалтывают. Да и зачем реформы? Любая реформа – это риск. Понятно, что нет денег (а реформы всегда затевают, потому что не хватает денег). Но как же социальная ответственность перед медиками, пациентами, которые в результате реформ могут пострадать?.. Зачем реформы?.. И так сойдет!
Во-вторых, в результате реформ в Беларуси, я уверен, станет только хуже. Будет бардак и неразбериха. Потому что большая часть наших специалистов от организации здравоохранения практического опыта не имеют. Одно дело – спускать сверху пустые приказы, другое дело – реальная деятельность. И еще — а где у нас профессиональные сообщества врачей, которые скорректировали бы все шероховатости, сопровождающие любые реформы?..
То, что декларируют сегодня чиновники московского здравоохранения – правильно и разумно. Но ведь диалога-то с самими врачами не было! Врачей никто не спрашивал, вот что плохо. Мнение практикующего врача никого не интересует, что в России, что в Беларуси.
На самом деле в больнице после пациента второй главный человек – это лечащий врач. Не главный врач, не начмед, а врач, который решает, что нужно больному. А у нас больной получает то, что есть в этой больнице, а не то, что ему нужно. Очень сложно чиновника-администратора в больнице убедить в каких-то действиях и решениях, которые стоят дополнительных денег, дополнительного внимания и которые выходят за рамки его знаний времен обучения в медуниверситете. Хотя есть организаторы-новаторы, но их быстро выживают, потому что они неудобны: ходят, дергают, требуют... Сначала это здорово, а потом начинает надоедать. И от таких избавляются.
— У нас ведь тоже как будто пытаются что-то сделать. Помните предложения Тозика о платных вызовах «Скорой помощи»?
— По-моему, все эти разговоры – абсолютно пустое. Но даже если это произойдет на практике, то что? Ну, будете вы платить деньги, но разве вы получите за них адекватную помощь? Не уверен. Можете получить, если приедет нормальный доктор. А можете и не получить, если приедет недостаточно квалифицированный доктор или уставший донельзя от сверхурочной работы, или «выгоревший» на нет. И вы будете вызывать «скорую помощь» еще трижды за ночь, потому что ваша проблема не решена. В той же Москве был случай, когда женщину пять раз «скорая помощь» не отвозила в больницу, пока та не умерла от пневмонии.
Кроме того, лечить можно на разном уровне и с разным результатом. Инфаркт миокарда можно оперировать, можно проводить коронарографию, а можно лечить по старинке, обезболиванием. Но у нас коронарография есть только в крупных больницах, в районных и многих городских (даже если они занимаются лечением инфаркта) ее нет вообще. Т.е. инфаркт лечат все. А администрация требует хорошей статистики. Но хорошая статистика может быть там, где есть оборудование и люди, которые умеют им пользоваться. Для этого нужно учиться, ездить на стажировки. Но у нас, если и посылают куда-то, то очень редко.
И вот так происходит профессиональное «выгорание». Да, ты можешь что-то читать, к чему-то стремиться. Ну и что?.. Мы, говорят тебе, так не лечим. Мы по-другому лечим. Мы лечим отечественными препаратами. И все у нас хорошо.
Марина Гуляева
