Ирине Френкель из Сморгони было 28 лет, когда ей поставили диагноз «рак шейки матки»
О болезни мужу она не рассказывала. Открылась только после развода. Сегодня она признает годы тишины своей ошибкой и смотрит на мир с позитивом. Настолько, насколько ей позволяет характер.
В 1987 году на заводе, где я работала, был медосмотр. У меня обнаружили кисту яичника и посоветовали сделать операцию в Боровлянах. Во время обследования там помимо кисты нашли рак шейки матки.
Тогда у меня была истерика. Заведующий отделением говорил: "Что сделаешь? Нужно удалять. Только ты никому, кроме мамы, не рассказывай. Особенно мужу". Мы поженились несколько лет назад, у нас был сын, и реакция мужа была бы непредсказуемой. Сегодня я считаю, что мужу стоило сказать правду. Все равно отношения из-за болезни стали портиться, потому что я стала другой. Интимная жизнь превратилась в проблему, у мужа появились домыслы.
Мне сделали облучение и операцию Вертгейма (полное удаление матки. – СМИ). Через два с половиной месяца я вернулась в Сморгонь и еще шесть месяцев была на больничном. Мне дали 3-ю группу инвалидности, появилась возможность работать полдня. Хотя группу давать не хотели, говорили, что молодая, а это все статистика.
На работе никому о своей болезни я не рассказывала. Помню, как случился приступ почечной колики. Меня увезли в больницу. Скорая помощь стала сигналом для коллег, что это конец. Потом узнала, что все меня уже хоронили…
Два первых года после операции периодически ездила на проверки в Боровляны. Раньше считалось, если онкопациент два года прожил, то будет жить. Сейчас дают пять лет.
Через десять лет рак почек обнаружили у сына. Ему тоже сделали операцию. Тем временем отношения с мужем дошли до развода. Когда мы расставались с мужем, у нас был последний разговор. Тогда я и рассказала о раке шейки матки.
После операций у нас с сыном был определенный рацион питания. Ели овсяную кашу, мед, сухофрукты, тыкву, зелень, пили свежевыжатые овощные соки, козье молоко, компоты. До сих пор я не ем жареного, сливочного масла, копченостей, сосисок…
В то время держаться психологически помогал возраст. У меня был пик активности, я играла в местном Театре лицедеев, который гремел на всю Сморгонь.
Мне привезли кассету о враче Галине Шаталовой с системой лечения позитивной энергетикой. Она считала, что рак - состояние организма, когда он вышел за пределы саморегуляции. Я поверила в ее версию.
Мы с сыном делали зарядку по системе Ниши, употребляли энергетические продукты (свежевыжатые соки, мед, козье молоко), гуляли по лесу. Несмотря на все это, я до сих пор все равно не чувствую себя полноценной женщиной… Много проблем, о которых даже не могу сказать.
Сказать открыто, что перенесла операцию, я смогла только восемь лет назад. Когда в "Белорусской ассоциации молодых христианских женщин" мы занялись профилактикой рака молочной железы. Тогда я попала на конференцию в Стокгольм и познакомилась с онкопациентками, которые мужественно переносят болезнь и помогают другим. Меня вдохновил их пример.
После операции я активно занялась общественной деятельностью, стала проводить семинары по профилактике рака молочной железы.
В Европе работают не только с онкопациентками, но и с их мужьями, потому что у них тоже травма. Если бы у нас такое было, то многое бы изменилось. Там врач разговаривает с партнерами и рассказывает, что их ждет. При этом химиотерапию можно проходить дома, а не в больнице. Из больницы я вышла больным человеком, насмотревшись, как людей после химиотерапии тошнит, как все плачут и начинают меня хоронить…
У нас система направлена на лечение пациента, но не на профилактику и реабилитацию. Когда нужно делать операцию – делаем операцию, а "до" этого и "после" – не волнует.
«Говорят, врачи привыкают к страданиям своих пациентов»: онколог-хирург Дмитрий Кочубински никогда не уйдет с работы, пока еще раз не осмотрит всех больных
Александр и Татьяна Заневские познакомились в Жировичском монастыре и через несколько лет поженились. Сами они жители пос. Фаниполь, что под Минском, но в выходные дни почти всегда отправлялись в эту святую обитель. Когда в 2004 году родился сын Ванечка, стали брать его с собой. И вдруг через три года случилась беда: у мальчика обнаружили онкологическое заболевание.
Сначала врачи поставили диагноз «воспаление легких», но когда в Минске сделали анализы, маму с ребенком тут же положили в Республиканский научно-практический центр детской онкологии и гематологии. Все оказалось куда серьезнее: острый лимфобластный лейкоз.
И начались для этой семьи тяжелейшие испытания.
По удивительной случайности в отделении лежали пятеро трехлетних Ванечек, а в палатах — по трое-четверо деток с мамами. Почти все время они были под капельницами.
Общая беда сближает: обитатели палаты стали очень близкими, почти родными людьми. Матери больных деток понимали друг дружку не то что с полуслова — с полувзгляда. Казалось, их сердца слились воедино, откликаясь на боль и страдания каждого ребенка.
А дети и здесь оставались детьми: быстро приспособились к своему необычному положению, если разрешали — передвигались с капельницами и даже играли. Правда, не с игрушками, так как в этом отделении все должно быть стерильным, а с новыми шприцами или другими медицинскими принадлежностями.
Сегодня они играют, а завтра кого-то из них уже нет в палате, на его место кладут другого...
Разве можно к такому привыкнуть? Здесь каждая мама переживает смерть чужого ребенка, как собственного: диагноз тот же, и завтра это может случиться с твоим.
«Сердце будто постоянно находилось под высокочастотным напряжением, — вспоминает мама Ванечки. — Что бы ни делала, я беспрерывно молилась, и только молитва спасала.
При таком невероятном напряжении какое-то спокойствие посылалось свыше. Сначала сердце исступленно билось, металось: кажется, вот-вот разорвется. А потом становилось спокойнее: «Да будет воля Твоя, Господи». И я чувствовала, что Господь рядом. Каждую неделю в палату приходил священник, причащал деток».
Да, без веры вынести такое невозможно У соседки по палате Елены (она лежала с дочерью) муж был дальнобойщик. Когда они попали в больницу, тот был в рейсе. А вернулся домой, узнал обо всем — и через три дня у него случился инсульт. Спасти уже не смогли…
Также в отделении лежала пятнадцатилетняя Машенька. Это была очень талантливая девочка — писала стихи, рассказы. Сколько ей довелось пережить! Вылечили у нее на руке саркому, поставили протез, а когда через два месяца приехали на контроль, обнаружился лейкоз. Привели в норму анализы, снова томительное ожидание, когда надежда борется с отчаянием… Саркома вернулась, и Маша умерла.
Многие прежде равнодушные к вере мамы здесь поворачиваются к Богу, понимая, что только Господь, воскрешающий мертвых, может вернуть угасающую жизнь родной кровинушки. Те, кто не молится и помощи у Господа не просит, как правило, после таких испытаний попадают на учет в психиатрическую больницу.
Трехлетнему Ванюше проводили химиотерапию в течение восьми месяцев. Мальчик очень тяжело ее переносил, и вскоре обнаружился цирроз печени в начальной стадии.
Вылечили цирроз, но не продолжать «химию» было нельзя — без нее улучшение не наступит. И опять капельницы, опять бессонные мамины ночи и непрерывная молитва. Даже взрослому человеку пролежать восемь месяцев в больнице, казалось бы, не под силу, а тут ребенок!
Папа приезжал каждый день, тоже много молился и сильно страдал. Когда Ванечку забрали на лечение, дома осталась его годовалая сестренка. Днем ее смотрела бабушка, а вечером, после работы и посещения больницы, папа забирал девочку домой, чтобы не забыла родителей.
Малышка плакала и все звала маму, у которой сердце болело еще и по ней. Но сыну она сейчас была просто необходима.
Чтобы хоть немного изменить обстановку, больных малышей с мамами обычно на несколько дней отпускают в SOS — детскую деревню, где проводится социальная реабилитация маленьких пациентов Республиканского онкогематологического центра.
SOS — детская деревня состоит из четырех двухэтажных домов и рассчитана на 25-30 детишек с матерями.
Сюда не раз приезжала и Татьяна с сыном. Пробудут день, но только наступит время ложиться спать, как у Ванечки до сорока градусов подскакивает температура. Сбивать ее самому при его заболевании категорически запрещено, поэтому приходилось тут же собирать вещи и возвращаться в больницу…
У лечащего врача, Наталии Владимировны, собственных детей не было. Но она любила своих маленьких пациентов и очень строго относилась к мамам: не дай Бог, если кто-то из них на второй день не поменяет на себе одежду!
Как врач она слишком хорошо понимала состояние больных деток, для которых любой микроб опасен.
От бесконечной стирки у Татьяны даже сейчас, через три года после больницы, кожа на руках тонкая, вся стертая.
Говорят, врачи привыкают к страданиям своих пациентов. Наверное, есть и такие, но не в этом отделении. Заведующий Дмитрий Витальевич Кочубинский, хирург-онколог, никогда не уйдет с работы, пока еще раз не осмотрит всех больных. Сколько сердечного тепла дарит этот доктор людям, как переживает за каждую жизнь!
Заходя в палату, с улыбкой обращается он ко всеобщему любимцу:
— Ну что, Ванек, полетаем?
Берет его на руки вместе с капельницей и осторожно кружит. А Ванечка, чувствуя такое благорасположение к себе, тут же продвигает свой интерес:
— А мороженое мне можно?
— С твоими лейкоцитами ну никак нельзя…
Все и обо всех этот доктор помнил, знал показатели анализов каждого и искренне за каждого переживал.
Не зря, если Ваню спрашивали, кем ты хочешь быть, он, не задумываясь, отвечал: «Кочубинским».
Как только выписались из больницы, Александр и Татьяна с детьми сразу отправились в Жировичский монастырь. Духовник супругов Заневских отец Вениамин, нынешний епископ Борисовский, викарий Минской епархии, сразу благословил Ванечку пособоровать.
Каждое воскресенье можно было увидеть на Богослужении ребенка с марлевой повязкой на лице, за которого молились все монахи обители и постоянные прихожане.
Конечно же, горячо молились и родные. Дядя Ванечки, который его очень любит, даже дал обет Богу: «Если племянник выздоровеет, уйду в монастырь». Господом услышаны эти слова, и сейчас он послушник Жировичской обители.
Ване уже семь с половиной лет. Слава Богу, он здоров, хотя по-прежнему каждые два месяца проходит проверку по месту лечения.
Самой же Татьяне перед заболеванием сына предлагали удалить межпозвонковую грыжу: боль была настолько сильной, что она ходить почти не могла. Но тут случилась беда с Ванечкой, и мать про свою грыжу забыла, даже боли не чувствовала под «анестезией» переживаний. А когда из больницы вернулись домой, свалилась и уже на носилках ее доставили на операцию.
…Сегодня все пережитое вспоминается, как страшный сон. Рассказывая обо всем, Татьяна плакала о больных детях, которых помнила поименно и которых уже нет. Она благодарила Бога за все!
Благодарила, потому что случившееся изменило жизнь не только ее семьи, но и родных, близких. Житейские проблемы, как шелуха, отсеялись, а осталось главное.
Никогда так, как на грани жизни и смерти, не прочувствуешь присутствие Божие, Его Промысел. Мы мыслим своими временными мерками. Он же, очищая страданием души, попускает такие обстоятельства, при которых мы меняемся: начинаем ценить жизнь, помнить о Вечности, укрепляемся духовно.
Никому не известно, что преподнесет нам завтрашний день, но, без сомнения, в любой ситуации важно помнить одно: где есть живая вера, там рядом Господь, там поразительные чудеса свершаются.
Евфросиния БОГОЛЮБОВА
