Онколог Минского онкологического диспансера об очередях на обследования, отношениях с пациентами, работе за границей и стажировках за свой счет
Премьера рубрики – совместный проект с Белорусским государственным медицинским университетом и комитетом по здравоохранению Мингорисполкома. Герои публикаций – молодые врачи с собственным взглядом на то, что происходит сегодня в медицине.
ВИЗИТНАЯ КАРТОЧКА
Павел Короткевич.
Возраст: 28 лет.
Образование: Белорусский государственный медицинский университет (год окончания – 2010-й).
После прохождения годичной интернатуры в Минском городском клиническом онкологическом диспансере (МГКОД) остался работать здесь врачом-онкологом (в поликлинике). Затем поступил в аспирантуру на кафедру онкологии Белорусской медицинской академии последипломного образования (БелМАПО), прошел специализацию по онкохирургии (врач онколог-хирург). Во время обучения работал в онкохирургическом отделении № 4 МГКОД и районным онкологом в 25-й центральной поликлинике Минска.
Должность: врач онколог-хирург онкохирургического отделения № 4 Минского городского клинического онкологического диспансера.
О диагностике
Наше отделение специализируется на хирургическом лечении пациентов с опухолями легких, средостения, пищевода, желудка, сейчас еще добавили патологию поджелудочной железы и опухоли забрюшинного пространства. Заболеваемость высокая, особенно раком легкого, но только около 30 % пациентов подлежат хирургическому лечению. У остальных опухоль обнаруживают на той стадии болезни, когда операция не принесет желаемого результата.
Скажу так: если можно сделать операцию, врачи борются за жизнь пациента до конца. Человеку отказывают в хирургическом лечении не потому, что он кому-то не заплатил (ходят такие слухи), а лишь в том случае, когда проведение операции нецелесообразно.
Конечно, хорошо бы диагностировать болезнь на раннем этапе. В Беларуси реализуют скрининговые программы (проведение выборочного обследования пациентов из группы риска для раннего выявления заболевания. – Прим. авт.) по раку молочной и предстательной желез. Чтобы запустить аналогичный проект по раку легкого, хотя бы в пределах Минска, надо оснастить компьютерными томографами центральные районные поликлиники. Это очень дорого.
Тем не менее внедрение скрининга рака легкого в США привело к снижению смертности от этой опухоли на 20 %. В первую очередь в программу включены курильщики со стажем 30 и более лет. Вид обследования – мультиспиральная компьютерная томография. Стандартные флюорография или рентгенография органов грудной клетки позволяют обнаружить опухолевые заболевания легких. Но не на ранних стадиях.
Об очередях на обследования
Сегодня проблематично быстро пройти компьютерную томографию. Для минского онкодиспансера недавно закупили новый компьютерный томограф. Такие аппараты есть в ряде городских клиник, несколько единиц – в РНПЦ онкологии и медицинской радиологии им. Н.Н. Александрова. Однако проблему диагностики нужно решать не в стационаре, а на уровне амбулаторного звена.
Не должно быть такого жесткого отбора на компьютерную томографию (КТ): мол, у тебя абсолютные показания к КТ – обследуем сейчас, а у тебя относительные – можешь подождать.
Врач, подозревающий опухоль у больного, не должен бегать к заведующему, чтобы подписать направление на КТ, или звонить знакомым с просьбой взять пациента, ускорить процесс. Он мог бы просто дать направление, а больной в течение одной-двух недель пройти обследование.
Другой вид диагностики – магнитно-резонансная томография (МРТ) – еще более дорогостоящий и менее доступный. В Беларуси аппаратов МРТ еще меньше, чем компьютерных томографов, впрочем, как и специалистов, способных грамотно интерпретировать полученные результаты. Современное оборудование есть в РНПЦ неврологии и нейрохирургии. Но нам в первую очередь помогают коллеги из РНПЦ онкологии и медрадиологии. У них очень хороший аппарат, высококлассные специалисты. Но медицинских показаний для проведения МРТ много, поэтому выполнить это обследование быстро и всем нуждающимся не всегда удается. Бывают ситуации, когда сомневаемся, оперировать ли опухоль, не имеем четкого представления о ее распространенности. МРТ очень помогла бы. В течение года в онкодиспансер обещали закупить современный аппарат. Это существенно упростит нам работу.
В то же время для определения правильной тактики лечения помимо КТ и МРТ существует позитронно-эмиссионная томография (ПЭТ). Пожалуй, это самый точный метод диагностики, но для наших пациентов она пока недоступна из-за отсутствия оборудования. Строительство ПЭТ-центра ведется на территории РНПЦ онкологии и медрадиологии. С его окончанием появятся возможности для полноценного обследования онкобольных.
Об отношениях с пациентами
В большинстве случаев пациенту надо говорить о диагнозе. За рубежом это общепринято. Когда врач рассказывает человеку о его недуге, к нему больше доверия, реже возникают конфликтные ситуации. Всегда объясняю, зачем нужна большая операция, последующий курс химиотерапии. Сказать, что вылечим навсегда, не могу. Да и никто не может.
Если пациенты нашего отделения хотят проконсультироваться в зарубежной клинике и им нужен электронный эпикриз, не отказываем. Должно быть право выбора. Настаивает больной на консультации в РНПЦ онкологии и медрадиологии – даем направление.
О выборе
Хирургический компонент лечения в онкологии – то, что можем предложить пациенту в полной мере. У нас есть все необходимое оборудование для проведения любых операций, в том числе высокотехнологичных, причем на таком же уровне, как и в ведущих зарубежных клиниках. Откуда такая уверенность? Каждый год на международных конгрессах и конференциях белорусские врачи представляют результаты хирургического лечения онкологических заболеваний, и они сопоставимы с зарубежными данными.
О стажировках за рубежом
Сегодня нет проблемы узнать о том, что происходит в мире по тому или иному медицинскому направлению. У нас есть доступ к онлайн-конференциям, проводимым в зарубежных клиниках и медцентрах. Однако, посмотрев «картинку», операцию не сделаешь. Вроде на экране все красиво и здорово у хирургов получается, но существует множество нюансов.
На мой взгляд, если мы хотим внедрить что-то новое, проще направить бригаду специалистов (хирург, анестезиолог, операционная медсестра) на трехмесячную стажировку в зарубежную клинику. Вернувшись, они смогут проводить такое же лечение белорусским пациентам. Это касается любой области медицины, не только онкологии. Безусловно, организация таких стажировок финансово затратная, но в дальнейшем мы только выиграем. Чтобы самим, без чьей-либо помощи освоить новые виды операций, придется через многое пройти – и пять, десять лет минует, пока появятся желаемые результаты. Спрашивается, зачем все это, когда можно съездить и перенять технологию?
Белорусские врачи и сами способны многому научить: владеют оригинальными методиками. Ездить, смотреть, перенимать опыт, обмениваться знаниями – в медицине это очень важно. Особенно в онкологии – направлении, которое интенсивно развивается не каждый год, а каждый день.
Наш главврач приветствует поездки врачей на международные конгрессы, конференции, стажировки за рубежом. Мне всегда дают отпуск за свой счет для участия в том или ином медицинском форуме. Собираюсь в ноябре съездить в Москву на Российский онкологический конгресс. Пообщаюсь с зарубежными коллегами, узнаю, какие в мире новые препараты, направления появились. Это всегда интересно. Правда, билеты туда и обратно, проживание, регистрационный взнос, питание – все за свой счет. На зарплату врача много не наездишься, а в дальнее зарубежье и подавно.
О работе за границей
Если есть желание, уехать можно – двери открыты. Правда, потеряешь 5 лет на свое профессиональное становление. То, что делаешь сейчас здесь, в Беларуси, за границей сможешь выполнять лет через пять, а то и десять. Процедура подтверждения диплома, сдача языковых экзаменов, становление в клинике… Там несколько другая система.
В Беларуси прошел четырехмесячный курс в БелМАПО – получил специализацию «врач-онколог», «сосудистый хирург»… За границей, чтобы приобрести квалификацию «кардиохирург», потребуется 5–7 лет.
В США, европейских, скандинавских странах хирург начинает самостоятельно оперировать после 30–40 лет. У нас гораздо раньше, поэтому в 40 с небольшим имеют десятилетний опыт самостоятельной работы. Плохо это или хорошо? Просто разные школы, разный подход.
Иногда молодые специалисты жалуются: в операционные не пускают. Значит, мне повезло – попал в такое отделение, где действительно молодежь учат, дают работать. Нашим докторам по 35–40 лет. Работаем в команде: если есть желание, научат. Конечно, коллеги операцию не дадут выполнить, пока не будут уверены, что ты готов.
Оперируют белорусские хирурги гораздо больше, чем зарубежные врачи. Там норма – две операции в неделю, у нас – столько же, но в день. На мой взгляд, какая бы ни была теоретическая подготовка, практический опыт очень важен.
Автор: Ольга Григорьева
Онколог-хирург в Минске Короткевич Павел Евгеньевич |
26-летний врач-бактериолог в Минске: Зарплата за сентябрь – 5 млн 400 рублей, закончилось мое распределение, но я осталась работать врачом
Пишут, что осенью педагогам и медикам подняли зарплаты. Но добавка оказалась столь незначительной, что ни врач, ни учитель не смогли вычислить ее по расчетникам. CityDog.by спросил у молодых специалистов, сколько они зарабатывают и как эти деньги тратят.
Алена, 26 лет, врач-бактериолог
Зарплата за сентябрь – 5 млн 400 рублей
– В этом году закончилось мое распределение, но я осталась работать врачом.
Моя зарплата каждый месяц может колебаться. Это зависит от премии и количества отработанных за месяц часов. Мой тарифный оклад – 1 млн 169 тысяч рублей, плюс считается стаж, категория. У меня три года стажа и вторая категория. Разница между категориями – около ста тысяч.
В новостях мы читали про надбавку, которую сделали учителям и врачам, но никто серьезно это не обсуждал, больше с юмором, мол, получим зарплату большую. По расчетникам эту надбавку даже сложно уловить.
Я занимаюсь молекулярно-генетическими исследованиями – это современный метод диагностики, работа не связана с пациентами. За такие деньги я бы не согласилась за день принимать по сорок человек.
Живу одна, без родителей, в общежитии, за которое плачу 120 тысяч летом. Это была хорошая мера, чтобы удержать молодых специалистов после распределения – предоставить возможность жить в общежитии.
Мне помогают родители, иначе бы я не выжила. Например, летом я путешествовала с подругами по Греции. На это у меня получалось откладывать около ста долларов в месяц.
Недавно я покрасилась и отдала за это 570 тысяч. В прошлом месяце ездила в гости к подруге и крестнику в Могилев, сходила там в салон – и за 200 тысяч мне сделали стрижку и кератиновую маску. Я решила ходить в парикмахерскую только в Могилеве.
Большой пункт расходов – это концерты и театры. В этом месяце я сходила на концерт «Серебряной свадьбы» и Ольги Арефьевой – это стоило больше 300 тысяч. Ходила с племянником в цирк – один билет стоил 120 тысяч, в театр белорусской драматургии – билеты подорожали, мой стоил 90 тысяч. Хотела сходить на «Кабаре» в театр Янки Купалы, но билеты стоили 160 тысяч и их уже не было, но были бы – все равно бы уже не получилось пойти, потому что выставка «Тайны тела» обошлась в 195 тысяч. Еще с подругами ходили в батутный зал. Арендовали на два часа батуты, был инструктор: заплатили с человека 170 тысяч – было здорово.
Очень много трачу на книги – прихожу на выставку и не могу удержаться. Покупаю не только себе, всем детям моих подруг дарю детские книжки.
Когда иду в магазин, то не покупаю колбасу или сосиски, а беру курицу, крупы, мясо, чтобы готовить и экономить – ем я немного. За раз чек выходит тысяч на 300, и так я хожу в магазин раз в неделю. Если готовлю, то беру ссобойку. Когда ссобойки нет – хожу в буфет и отдаю за обед тысяч 20. Если ни денег, ни ссобойки нет, то мы друг друга с девочками на работе подкармливаем, и такое бывает часто.
Одежду я стараюсь покупать недорогую. Из последнего – покупала ботинки, заплатила 600 тысяч. Мне, конечно, нравятся вещи и за 2 миллиона, но я себе такого не позволю.
Наверное, другие люди бы не пошли куда-то, чтобы отложить, но я и в кино хожу часто – раза три-четыре в месяц. Не хожу в кинотеатры вроде «Беларуси», где билет стоит 50-70 тысяч и фильмы неинтересные, а хожу в «Ракету» на Cinemascope – там и билеты стоят 15-20 тысяч. Часто хожу на бесплатные показы. Собираюсь в «Победу» на фестиваль скандинавского кино.
Денег не хватает, но я не скажу, что это меня настолько беспокоит, чтобы заставить бросить медицину. Мои одногруппники ушли в медпредставители. Еще у нас в группе два фотографа – они ушли из медицины сразу после распределения. Одна из них уговаривает меня: уходи, учись ногти пилить. Со мной распределилась девочка, но уже в первый год она уволилась – работает официанткой и выплачивает медуниверу деньги за учебу. А на днях общалась со знакомым, который пошел на курсы тестировщиков. В группе у него – четыре врача. Мне даже неприятно.
Когда я училась, часто подрабатывала. И видела, что люди получают небольшие деньги за тяжелый физический труд, где реально устают и изматываются. Поэтому я могу оценить свою ситуацию сейчас, мне нравится моя работа – у меня не «квадратная голова» после смены. Знакомые, кто окончил нархоз, иняз, получают 8-10 миллионов, но снимают квартиры. В итоге на жизнь остаются те же 4-5 миллионов, как у меня.
