В Беларуси трансплантации почки ждут около 700 человек, печени — 90, поджелудочной железы — 25, легкого — 20 и около 40 человек ожидают пересадки сердца
По словам главного внештатного трансплантолога Минздрава, руководителя РНПЦ трансплантации органов и тканей Олега Руммо, пересадка органа одному и тому же пациенту может выполняться неограниченное количество раз, то есть каких–либо ограничений с медицинской точки зрения нет:
— В самой по себе ретрансплантации нет ничего, что бы принципиально отличало ее от первичной пересадки органа. И причины, вызвавшие необходимость такой операции, могут быть разные — например, просто не прижился донорский орган или возникли осложнения в результате попадания в организм вирусной инфекции. Случается, пациенты грешат несоблюдением режима, игнорируют важнейшие рекомендации врача — и тогда тоже, увы, порой приходится начинать сначала... При этом, невзирая на обстоятельства, все операции по пересадке органа, в том числе повторные, гражданам Беларуси делаются бесплатно. Возможно, поэтому некоторые пациенты не до конца осознают их истинную ценность, хотя однажды уже были на волоске от смерти...
Конечно, органы, образно говоря, не лежат где–то там на блюдечках с голубой каемочкой в ожидании своего счастливого часа. Как раз наоборот! Донорский материал крайне дефицитен. Изъятые органы ведь живут очень–очень мало. Больше всего «держится» почка — около 24 часов, печень — 12 часов, сердце — до 8 часов... А спрос?
Сегодня в Беларуси трансплантации почки ждут около 700 человек, печени — 90, поджелудочной железы — 25, легкого — 20 и около 40 человек ожидают пересадки сердца.
И если человеку вдруг потребовалась повторная пересадка органа, то он попадает сюда же, в общий лист ожидания, не пользуясь никакими привилегиями. Такова общемировая практика.
Случается, что донорский орган подходит сразу нескольким кандидатам на пересадку, но может и вовсе оказаться бесполезным. Если претендентов несколько, то, по словам главного кардиохирурга Минздрава, доктора медицинских наук, профессора Юрия Островского, операция назначается пациенту, находящемуся в самом тяжелом состоянии:
— Но если и здесь потребуется выбирать, тогда, конечно, будут приняты во внимание и социальные факторы: возраст (предпочтение младшему), наличие детей, образ жизни... И если человек безжалостно «прогулял» сначала свой собственный орган, а потом примерно так же поступил с донорским, естественно, ситуация будет не в его пользу.
Ретрансплантация сердца в Беларуси выполнялась пока 2 раза, обе операции сделаны в прошлом году. Юрий Петрович говорит, что причина одинакова — дисфункция донорского органа. И это были еще не старые люди. К слову, по протоколу операция по пересадке сердца ограничивается 65 годами. Но у нас ее делали и в 68...
Вообще, лидирующую позицию в ретрансплантации занимают почки: неоднократную замену этого органа в нашей стране пережили уже десятки пациентов, при этом шестеро — трижды! Повторную операцию по пересадке печени сделали 16 пациентам, уточняет Олег Руммо:
— В одних случаях необходимость повторить операцию была вызвана тем, что организм по различным причинам «не уживался» с новым органом, пересаженным в нашей же клинике, в других — мы имели дело с пациентами, которым первая операция делалась в зарубежных центрах.
Например, недавно мы оперировали 49–летнего японского гражданина, которому первично трансплантация печени делалась в Колумбийском университете города Нью–Йорка. Четыре с половиной года орган благополучно функционировал, а потом вдруг перестал. Заплатив 150 тысяч долларов, иностранный пациент покинул Беларусь весьма довольным.
Почему? Во–первых, потому, что у нас просто хорошо, чего ни коснись. Во–вторых, в Америке сумма была бы повыше. Кстати, японец вполне мог бы сэкономить еще больше денег и времени: например, в Китае такие операции стоят втрое дешевле, чем в Беларуси, и лететь туда ему пришлось бы всего 1 час. Но он все–таки предпочел потратить 13, чтобы оказаться в Минске...
Вообще, такое «медицинское гостеприимство» окупается сторицей: сделав одну операцию иностранцу, страна получает средства для выполнения аналогичной 5 — 6 своим гражданам.
И все же что думают белорусские трансплантологи о «шестом перерождении» Рокфеллера? Они склонны рассматривать это событие скорее через призму социальной справедливости, которая в американском контексте на стороне толстых кошельков. Вспоминают, как отреагировала мировая общественность: дескать, как 100–летнему миллиардеру — так нате, пожалуйста, и шестое донорское сердце, а какому–нибудь 40–летнему рядовому гражданину — не исключено, что не хватило и первого...
— В Евросоюзе такую операцию ни за что бы не сделали, — убежден Олег Руммо. — У нас, я уверен, тоже. В Америке деньги решают все — поэтому рискуют. Но и — могут, конечно, многое!
Буква закона
Каждый белорус по умолчанию согласен стать донором органов после своей смерти. Потому что наше законодательство, как в Австрии, Швеции, Бельгии, Нидерландах, Венгрии и многих других странах, предполагает в этой сфере презумпцию согласия. Однако близкие родственники умирающего человека имеют полное право выразить свое несогласие на забор органов в устной или письменной форме. Если же родственников нет или они не обсуждали с врачом эту тему, считается, что согласие имеется. Выявление людей, которые могут стать потенциальными донорами, входит в круг будничных обязанностей врачей каждого лечебного заведения. После выполнения всех необходимых юридических процедур, о соблюдении которых ставится в известность Генеральная прокуратура, орган изымается. И если, например, в автокатастрофе погибает вполне здоровый и еще нестарый человек, то с помощью его органов можно спасти жизнь... сразу семерым!
Что делать, если вы вдруг решили для себя, что категорически не согласны стать донором после смерти? Необходимо сообщить об этом письменно, а сам документ отправить по почте в РНПЦ трансплантации органов и тканей. И тогда никто ни при каких обстоятельствах ваш орган уже не заберет. При этом если вам вдруг понадобится трансплантация почки, печени, сердца, операцию все–таки сделают. Сегодня от посмертного донорства отказались уже более 2.200 белорусов. По мнению медиков, к чести нашего населения, это очень немного. А вот благодаря «согласившимся» уже спасены 1.525 человек.
Цена вопроса
Сам орган не стоит ни копейки ни в одной цивилизованной стране мира, он дарится. Если вопрос поставлен иначе — это уже чистой воды криминал. Оплаты требует услуга по выполнению трансплантации: мастерство сотрудников, лекарства, амортизация оборудования. Одна операция по трансплантации, например, почки обходится государству в 15 тысяч долларов, а послеоперационное лечение только одного пациента (прием препаратов) — в 7 тысяч долларов в год. Операция по пересадке печени стоит 25 тысяч долларов, сердца — 50 — 60 тысяч. А вот трансплантация печени белорусскому пациенту в Германии обойдется в 200 — 250 тысяч евро.
Цифра «СБ»
Беларусь входит в 30 самых развитых в области трансплантологии держав. И мы безусловные лидеры среди стран СНГ. По числу таких операций на миллион населения опережаем Россию в 5 раз, Украину — в 20, обошли уже и Польшу, и некоторые другие страны Евросоюза.
Советская Белоруссия № 92 (24722). Вторник, 19 мая 2015
Автор публикации: Марина ЗУБОВИЧ
Кардиохирург в Минске Островский Юрий Петрович |
Трансплантолог в Минске Руммо Олег Олегович |
Татьяне Новиковой из Жодино с диагнозом "хронический гломерулонефрит" пресадили почку от матери
Я уезжал из Жодино, пораженный силой человеческого духа. И силой материнской любви. В этой истории невероятным образом сплелись семейные узы, железный характер, настоящая дружба и вера в собственные силы. Без них 26-летняя девушка была бы обречена на глубокую инвалидность, одиночество и созерцание мира из окна седьмого этажа. Но слава Богу, этого не произошло…
На первой остановке при въезде в город меня встречают мама и дочь. Они стоят под руку, как самые близкие подруги, и с каждой минутой это ощущение только усиливается.
Панельная девятиэтажка, лифт. Мы чаевничаем в кухне, где человеку почему-то легче делиться сокровенным и говорить о наболевшем.
— Я только закончила школу и поступила учиться в минский вуз. Мне очень нравилась выбранная специальность экономиста-менеджера, и первый курс пролетел незаметно. Начался второй. Кто бы мог подумать, что 2009 год завершится для нашей семьи на такой минорной ноте, — вспоминает Татьяна Новикова. — Мама обратила внимание, что у меня припухла одна нога. Странно, никакого вывиха или растяжения не было. Боли тоже. Сходила к травматологу, но он лишь развел руками и попросил сделать биохимический анализ крови. Результаты повергли в шок: повышенный уровень кретинина и мочевина в крови. Это у меня-то, которая за 20 лет всего пару раз болела ОРВИ и ангиной.
Еще больший удар ждал Татьяну после УЗИ в Минской областной больнице. Обе почки не выполняют свои функции по очистке крови. На языке медицины это звучит как хронический гломерулонефрит.
— У Танечки появились слабость, головокружение, она таяла на глазах. Завотделением нефрологии призналась мне: дочери будут давать первую нерабочую группу инвалидности. Я попросила не говорить об этом ей, а сама прорыдала всю ночь в подушку, — смотрит на сидящую рядом Татьяну мама Светлана Ивановна. — Но дочь упорно стояла на своем: буду учиться во что бы то ни стало. Настрого запретила мне говорить даже родственникам и друзьям семьи, что у нее проблемы со здоровьем. В институте никто и не догадывался, каких усилий стоит ей учеба.
Утром на занятия, после обеда машиной — в Борисов, на диализ. И так три раза в неделю. Месяц за месяцем.
— Раньше слово «гемодиализ» ассоциировалось у меня с чем-то абстрактно-медицинским. Теперь знаю не понаслышке: такого не пожелаешь и врагу. Процедура длится около 3 часов, после требуется не менее 4—5 часов отдыха. Давление при этом падает до нуля, чувство такое, будто только что разгрузил товарный поезд. А еще ехать домой в Жодино, — еще раз переживает те минуты Татьяна. — Если бы не мамочка, не знаю, как бы я все это вынесла. Без чувств выхожу из электрички на платформу, а она уже заказала такси, пару минут — и вот мы дома. Через несколько месяцев нас знали в лицо все вокзальные водители. Мне страшно даже спросить, в какую сумму обошелся этот комфорт. При ее-то пенсии.
Болезнь тем временем брала свое и не оставляла надежд на прежнюю жизнь. С 2010 года девушку включили в лист ожидания пересадки в 9-й клинической больнице Минска. На учебе все сложнее становилось скрывать причину появления бинтов на правой руке, бледность лица и постоянные головокружения. Резкие перепады давления пугали реальной возможностью не доехать домой после очередного диализа… И без врачей Татьяна понимала: пересадка — это ее единственный шанс выкарабкаться и зацепиться за нормальную жизнь. Ее последний шанс…
— С первых дней, когда стало понятно, что без пересадки нам никак, я решила: стану донором. Прошла процедуру типирования — это когда по разным показателям врачи определяют потенциальную совместимость органов. И надо сказать, мы очень сильно подошли друг другу, — улыбается Светлана Ивановна. — Плановую операцию назначили на февраль 2012 года. Единственное, за что я сильно переживала, — мой возраст. Вот бы, думала, Танечке донора помоложе: ведь мне уже не 40 и даже не 50… А ей с этой почкой еще замуж идти и детей растить.
11 февраля 2012 года мать и дочь доставили в столичный РНПЦ трансплантологии. Началась кропотливая подготовка к пересадке.
— Шестнадцатого февраля ровно в 8 утра хирурги пришли за мной. Волнения не было, тревоги тоже. Я смотрела на Танюшу — и четко знала, для кого это делаю и зачем. И это придавало мне сил, настроение даже поднялось, — вспоминает Светлана Ивановна.
— А я смотрела на тебя и не могла ни о чем больше думать. Как она перенесет такое тяжелое вмешательство? А что если вдруг что-то пойдет не так? Через три с половиной часа дверь палаты снова открылась — пришли за мной. И вот тут только я с ужасом осознала: ведь мамину почку пересаживают мне, — говорит Татьяна.
…Они обе очнулись в отделении реанимации. Мама вспоминает свои ощущения так: только закрыла глаза — и вот уже все сделано. Ни снов, ни видений, ни длинных тоннелей со светом в конце. Дочь смеется: очень чесался нос, остального не помнит. Светлана Ивановна встала на ноги и прошлась по палате уже на следующий день после пересадки, дочка — на третий. С тех пор в коридорах отделения только и видели эту прогуливающуюся под руку парочку. Им было о чем поговорить.
— Маме прописали витамины, мне — целый список лекарств. Таблетки принимала то ли 7, то ли 8 раз в день. Но уже в первые дни врачи сообщили главную новость: операция прошла успешно, анализы хорошие. Трудно сказать, кто был рад этому известию больше: я или мама, — обнимает Светлану Ивановну Татьяна. — Вскоре мы вернулись домой. Помню, во вторник я проснулась и начала составлять план на день: одним из его пунктов, как обычно, был гемодиализ в Борисове. А потом аж подпрыгнула от радости: так мне ж больше не надо никуда ехать. Ура!
Заканчивался февраль, зимняя сессия уже прошла. Нужно было срочно забывать о больничном и сдавать экзамены. Сдала, и еще как!
А в этом году защитила диплом и нашла хорошую работу.
Мама шутит: после пересадки они обе стали голливудскими дивами. Если рыба, то только отварная, если мясо — то несоленое. Кетчуп, майонез, сахар, все жареное и копченое нельзя. Тяжести не поднимать, на солнце не перегреваться... Словом, рацион «звездный».
— Мне рекомендованы велосипедные поездки, бассейн и пешие прогулки. Последнее мы с мамой особенно любим: в день нарезаем километров 5—6, — улыбается девушка. — В порядке исключения мне выдали первую рабочую группу инвалидности. Многие недоумевают, зачем все это? Отвечу. Через пару лет, если Бог даст, я хочу полностью вернуться к нормальной жизни. Иметь семью, детей, интересную работу. В 2012-м после операции к нам в Жодино приезжали ученые-фармацевты из Оксфорда. Так вот, когда один из них узнал, что я после пересадки работаю и учусь в вузе, то просто опешил.
На вопрос о своем самочувствии Светлана Ивановна отвечает, как любая мама: «Из-за операции ремонт в квартире не успели закончить. На дачу сейчас по совету врачей я не езжу. Но это пустяки, лишь бы у Танечки все было хорошо».
Василий МАТВЕЕВ, «Р» Фото автора
ор сердца...пожалуйста помогите.