В семье молодого отца врача-хирурга в Минске на продукты уходит порядка 1,5-2 миллионов в месяц

Академик и кардиохирург Юрий Островский открывает дверь кабинета. На его столе лежит деревянный крест — подарил бывший пациент. В кабинете — дипломы, иконы, фотография с Александром Лукашенко, картины с изображением храмов, фамильный герб. Оказывается, он изучил родословную своей семьи до середины позапрошлого века и выяснил, что его род относится к слуцкой шляхте. На комоде — металлическая черная статуэтка дятла. С ней связана одна традиция.

— У нас в клинике есть приз «Дятла». Стеклянной статуэткой и специальным юмористическим паспортом награждаем человека, который многого желает и хочет сделать, но у него не все получается. К призу «Дятла» прилагается стажировка в клинике Западной Европы за счет центра. Это переходящий приз от одного сотрудника к другому, — объясняет Островский.

Имя Юрия Островского в истории Беларуси не раз будут упоминать вместе со словом «первая»: первая в истории страны в 2009 году пересадка сердца у взрослого, в 2013 году — у ребенка.

Юрий Островский, заведующий лабораторией хирургии сердца РНПЦ «Кардиология», доктор медицинских наук, профессор, академик, заведующий кафедрой кардиохирургии БелМАПО, главный внештатный кардиохирург Минздрава. Руководил первой в стране пересадкой сердца у взрослого в 2009 году и у ребенка в 2013 году. В ноябре 2016 года вместе с коллегами провел пересадку сердца и легкого в комплексе.

64 года, женат, двое детей.

После уникальной пересадки сердца и легкого в комплексе в ноябре 2016 года редакция СМИ номинировала его и коллег на звание «Герои года». По итогам голосования пользователей портала они заняли первое место.

«В России у кардиохирурга зарплата две тысячи долларов, в Беларуси — одна»

— В нашем конкурсе за вас проголосовало 31,62% участников опроса (на 3 января 2017 года. — Прим. СМИ), за паралимпийца Игоря Бокого, который на втором месте, — 14,07%. Эти цифры говорят о том, что медиков в белорусском обществе уважают?

— Для меня результат опроса был неожиданным, считал, что стать «Героем года» — удел олимпийских чемпионов. Но занять первое место по итогам народного голосования — приятно. Комментарии на форуме под статьей с опросом показались достаточно интересными (в комментариях читатели восхищаются работой кардиохирургов. — Прим. СМИ). Это оценка нашего труда.

Сама по себе кардиология и кардиохирургия — одно, а когда речь идет о трансплантологии — это немножко другое. Когда мы начинали этот путь, в обществе были разные мнения. Сейчас к трансплантологии не столько привыкли, сколько начали понимать, что мы делаем и для чего.

— Как бы вы оценили уровень белорусской медицины не как врач, а как пациент?

— Честно говоря, пациентом по-серьезному мне быть не приходилось. В целом за последние лет десять в белорусской медицине произошли очень серьезные перемены. Тем не менее в поликлиниках, с которыми чаще всего сталкиваются пациенты, проблем все равно достаточно: врачи загружены, у них не всегда есть время детально побеседовать с пациентом. Но поликлиники начали хорошо оснащать, и у врачей появилась возможность диагностировать заболевания на более ранней стадии.

Если говорить о медицине высоких технологий, то мы прошли эволюционно-революционный путь. До 2005 года операции на сердце делали только в Минске. Мы здесь захлебывались, потому что не хватало ни коек, ни операционных. Затем в каждой области открыли кардиохирургические центры, и сейчас 80% операций делают там. К нам поступают пациенты с особо сложными диагнозами.

— Василия Жарко, который десять лет был министром здравоохранения, назначилизаместителем премьер-министра Беларуси. Повлияет ли это назначение на увеличение зарплат медиков? Напомню, что, по данным Белстата, средняя зарплата в здравоохранении в сентябре 2016 года составила 589 рублей.

— Не Василий Иванович Жарко глобально решает эту проблему. Это проблема государства. Конечно, уровень зарплат в здравоохранении не такой, как хотелось бы, особенно у высококвалифицированных специалистов. Но очень много сделано, чтобы материально обеспечить лидеров сферы.

Может быть, с его приходом на должность вице-премьера он найдет другие возможности, более значимые и более серьезные, поддержать медиков. Хотелось бы в это верить.

— Сегодня белорусский медик может обеспечить себе достойную жизнь?

— Если взять ближайших соседей, допустим, Россию, то в федеральных центрах, которые занимаются кардиохирургией, рядовой врач получает около двух тысяч долларов в месяц. Этот хирург выполняет по две — иногда три операции в день. Если бы приблизительно было так и у нас, то было бы неплохо.

— Сколько у нас зарабатывает специалист такого уровня?

— У нас серьезные специалисты в области кардиохирургии, которые работают на полторы ставки за счет премиального фонда, бюджетного и небюджетного, получают не больше 1000 долларов. Они делают одну-две операции в день.

— Кто, на ваш взгляд, больше всего подходит на должность министра здравоохранения?

— Очень много проработал в системе здравоохранения нынешний первый замминистраДмитрий Пиневич. Очень коммуникабельный, грамотный человек, с ним можно любые вопросы обсуждать, спорить и не соглашаться с его мнением. Но, думаю, что есть и другие, кто может занять этот пост. Независимо от того, кто будет руководить отраслью, хотелось бы, чтобы сохранилось поступательное развитие, особенно в такой высокотехнологичной сфере, как кардиохирургия.

«Пересадка сердца для иностранца в Беларуси стоит от 100 тысяч долларов»

— В профессии вы добились завидного успеха: первым провели трансплантацию сердца, стали академиком… Чувствуете ли вы себя особенным человеком?

— Что значит особенным? Конечно, я умею работать и занимаюсь наукой. Мы разработали много проектов, которые реально используют в клинике. А так, чтобы я считал себя особенным… В современной высокотехнологичной медицине один человек, честно говоря, проблему не решает. Решает команда: анестезиологи, и реаниматологи, представители лабораторной и функциональной диагностики.

— Пересадка органов для белорусов бесплатна, но сколько стоит трансплантация одного сердца государству?

— Где-то около 15−20 тысяч долларов. Но эти пациенты должны пожизненно принимать препараты, которые предотвращают отторжение пересаженных органов. И эта терапия обходится государству в восемь-девять тысяч долларов в год на каждого пациента.

Иностранцу пересадка сердца стоит от 100 тысяч долларов. В клиниках Западной Европы цена доходит до 300 тысяч евро.

Израильтяне к нам на операцию едут потому, что у них не рекомендуют трансплантацию органов людям старше 65 лет. У нас такого ограничения нет.

Также пациенты часто приезжают из Украины, Узбекистана, Кыргызстана, Грузии, Армении, Азербайджана. В 2016 году мы сделали 46 пересадок сердца, из них 14 — иностранцам.

— Ваша первая пациентка с пересаженным сердцем Наталья Радкевич из Клецка прожила после трансплантации пять с половиной лет. Сколько, по статистике, живут после таких операций?

— У нас можно говорить о пятилетней выживаемости. Эта статистика касается 76% пациентов с пересаженным сердцем по всему миру. Но надо понимать, что люди без пересадки могут прожить год. Максимальный срок жизни после трансплантации сердца — больше 30 лет.

Продолжительность жизни зависит от многих факторов. В первую очередь от желания пациента следовать рекомендациям врача и постоянно принимать лекарства, которые снижают риск отторжения органа. Но из-за терапии могут развиться поражение коронарных артерий сердца, злокачественные опухоли.

— Что вы почувствовали, когда узнали, что ваша первая пациентка ушла из жизни?

— Что тут хорошего почувствуешь? Там ретрансплантацию надо было делать. Но при ретрансплантации нужно, чтобы донорский орган совпадал хотя бы по двум антигенам (вещество, которое организм воспринимает как чужеродное и против которого вырабатывает антитела. — Прим. СМИ). Найти такого донора очень тяжело. Мы знали, что Наталье нужна ретрансплантация, но, пока ждали подходящего донора, она умерла.

— Операции по пересадке сердца длятся примерно пять часов…

— Это в идеале.

— Тем не менее это не только напряженная умственная работа, но и физическая. Что вам помогает держать себя в форме?

— То же, что и всем. В первую очередь физкультура. Утро начинаю с зарядки, дома поставил силовой тренажер и занимаюсь на нем по 40 минут. Увлекаюсь ходьбой, зимой — лыжами. Летом каждые субботу и воскресенье езжу на велосипеде. Если нет дождя, то за два дня около ста километров проезжаю. Два-три раза в неделю хожу в тренажерный зал.

«Я белорус и считаю, что должен делать все возможное для лечения граждан своей страны»

— В одном из интервью вы называете себя трудоголиком. Как вы пережили период после «дела врачей» 2005 года, когда ушли с должности замдиректора по хирургии РНПЦ «Кардиология»? Напомню, что, по версии следствия, ваши подчиненные занимались поборами с пациентов и получили по несколько лет лишения свободы…

— Неприятная очень история… И я не скажу, что это «дело врачей». В начале 2000-х годов у нас были условия для выполнения операций — хороший операционный блок, отлично оснащенная реанимация, но с расходными материалами была проблема. Не хватало финансирования, и пациент был вынужден кое-что приобретать сам. Деньги, естественно, шли не в карман врачам — покупали все, чего не хватало для операций…

— Вам сейчас сложно вспоминать эту историю? Все-таки больше десяти лет прошло…

— Неприятно.

— Вы вину чувствуете за своих коллег?

— Коллеги мои ни в чем не виноваты. Понимаете, на тот момент не удалось создать регламентированную государством систему закупок недостающего расходного материала. Что мы ни пробовали — не получилось. Если бы пациент мог пойти в какую-то аптеку или другую организацию, частную или государственную, официально заплатить, получить все необходимое для операции, тогда бы такой ситуации не было.

Сейчас в Украине пациенты покупают всё, вплоть до простыней. В институте Амосова (Национальный институт сердечно-сосудистой хирургии имени Николая Амосова в Киеве. — Прим. СМИ), например, стоят аптечные киоски, где пациенты приобретают нужное и идут на операцию. Это все узаконено или не узаконено, но в порядке вещей, и никто на это не обращает внимания. Потому что государство не в состоянии выполнять свои функции, заложенные в Конституции.

— То есть кто-то тогда «настучал» на врачей?

— Когда говорили пациенту, что можно сделать операцию, но нет того-то, естественно, кто-то понимал, что деньги идут не в карман врачу. Другие не совсем правильно это понимали. Сама по себе кардиохирургия невозможна без фатальных исходов. Процент таких исходов небольшой, но тем не менее… Естественно, появились люди, которые были недовольны, начали обращаться в определенные инстанции — и пошло, и поехало.

— После всей этой истории вы чуть не уехали работать в Россию. Там и зарплата должна была быть в четыре раза выше. Но вы остались в Беларуси. Почему?

— …И контракт почти был подписан. Это был хороший центр в Белгороде. В Москву бы я не поехал, там мне не нравится. Но тогда меня остановил Александр Николаевич Косинец, он был вице-премьером. Он знал, что я уезжаю, и пригласил к себе. Мы побеседовали.

Как раз начались подвижки с программой демографической безопасности страны, развитием кардиохирургии. Он предложил мне продолжить работу и заняться более серьезным делом. Я остался и нисколько об этом не жалею.

— То, что вы остались в Беларуси, можно назвать патриотизмом?

— Я белорус и считаю, что должен в первую очередь делать все возможное, использовать навыки, умения и знания для лечения граждан своей страны. Я не думаю, что в Беларуси невозможно достичь европейского или мирового уровня в плане кардиохирургии и трансплантации. Что мы и доказали, и, честно говоря, я очень доволен.

— Сейчас вас пытаются перекупить в клиники Америки или Европейского союза?

— Эти вопросы я не рассматриваю, потому что нет в этом никакого смысла. И здесь мне очень комфортно.

— Почему нет никакого смысла? Представляете, какая бы у вас жизнь была, если бы вы занимались тем же, но в Америке?

— Об этом надо было думать раньше. В Америке впервые я был в 1993—1994 годах, и там предлагали остаться. Во Франции был, много стран объездил… Но дело в том, что для человека в жизни очень важна не столько материальная составляющая, сколько самореализация. Там вряд ли бы мне дали развиться в том направлении, к которому я был готов, и позволили достичь того, чего я хотел. А быть там клерком — просто неинтересно.

«Когда не смогу оперировать, тогда, наверное, возьмусь за перо»

— В интервью вы очень редко рассказываете о личной жизни. Например, практически ничего неизвестно о вашей дочери, которая живет в Италии. Чем она там занимается?

— Работает менеджером в компании, которая производит какие-то насосы, вакуумные установки. В Минске она училась на факультете международных отношений, затем в Турине окончила магистратуру и осталась работать.

— Она не хочет вернуться в Беларусь?

— Она часто здесь бывает, потому что весь ее менеджмент в первую очередь связан со странами Восточной Европы.

— Насколько я знаю, ваш сын работает под руководством Олега Руммо, руководителя Республиканского научно-практического центра «Трансплантации органов и тканей», заместителя главврача по хирургической работе 9-й клинической больницы Минска.

— Он работает в 9-й больнице заведующим отделением кардиохирургии.

— Почему не у вас?

— Каждый должен заниматься самостоятельным делом.

— Вас могут вызвать на операцию в любой момент. Удается ли отдохнуть и на время забыть о работе?

— Конечно, удается. Есть всякие хобби, например, охота. Причем не ради добычи, а просто как процесс. На охоту во время сезона езжу регулярно, почти каждую неделю.

— Как жена относится к вашему графику работы?

— Теперь уже нормально. Тяжело, когда человека часто нет дома, но сейчас уже как-то прижились… Она инженер-математик по образованию, сейчас на пенсии, занимается домашним хозяйством. Решили вот взять себе собаку — малышку фокстерьера. Раньше у нас керри-блю-терьеры были.

— Кошек у вас нет?

— Котов я не люблю. Социум собаки — стая. Она считает себя членом семьи, и мы считаем ее членом семьи. А кот всегда сам по себе. Для него есть хозяева — нет хозяев, лишь бы еда была.

— Как вы с женой познакомились?

— В школе, мы спортом вместе занимались в Борисове.

— Вы написали шесть книг, и все они — о профессии. Но человек с такой богатой биографией вполне мог бы написать мемуары…

— Когда не смогу оперировать, тогда, наверное, возьмусь за перо. Сейчас надо другую книгу написать. Наверное, она будет называться «Энциклопедия сердечно-сосудистой хирургии». Я ее пишу вместе с коллегами.

— Вы создаете впечатление человека логичного и конкретного. Как вас так родители воспитали?

— У меня дед, заслуженный учитель, преподавал белорусский язык и литературу. Он написал четыре учебника белорусского языка. И даже на каникулах я писал ему сочинения. Он проверял орфографию, синтаксис, изложение мысли… Скорее всего, эта логика в большей степени от него. Отец более импульсивный, но он был прекрасным гинекологом и хорошим хирургом. Его очень уважали и любили женщины. Мать тоже была врачом — терапевтом.

— Что вы поняли о жизни?

— Жизнь состоит из отрицательных и положительных моментов. Отрицательные запоминать не очень хочется. А вот среди положительных бывает такое, когда у тебя есть сложная задача или цель. И наступает момент, когда ты еще не достиг результата, но уже знаешь, что все получилось. Этот короткий промежуток времени очень счастливый. Это счастье, наверное.

Наталья Костюкевич / Фото: Владимир Евстафьев / СМИ