Об эмиграции врачей из Беларуси, зарплате враче и взятках, системных проблемах в медицине. Интервью с реаниматологом Андреем Витушко
В рамках проекта «Жизнь (не) обыкновенного белоруса» анестезиолог-реаниматолог одной из столичных клиник Андрей Витушко рассказал о том, как он был медсестрой, почему его звездные однокурсники уехали в Африку и Францию, и как нам избавиться от потребительского отношения к докторам.
- Андрей, какие у вас были представления о профессии врача, если вы решили поступать в мединститут?
- По традиционной трактовки моего жизненного бэкграунда я не должен был поступать в мединститут. В моей семье никто, кроме двоюродной сестры, не работает в медицине. Я учился в престижной математической школе. С 9-го класса, как почти все мои одноклассники, готовился поступать в БГУ на механико-математический факультет, либо в нархоз.
Но потом я начитался Булгакова и Чехова. О профессии представление было на уровне земского доктора 19-го века. Такой светлый образ человека в белом халате, который всех спасает.
А после третьего курса я стал медсестрой. В то время после прохождения сестринской практики студентам было разрешено работать на этой должности. Мне хотелось глубже зарыться в профессию. Я обошел несколько больниц, и в итоге меня взяли в реанимацию новорожденных. В моей трудовой книжке так и написали: «медсестра».
- Какие представления касательно профессии разрушились, когда вы начали работать?
- Переворот в сознании не произошло. Единственное - я отрекся от идеи быть психонейрохирургом. И получил новую мечту - стать неонатальным реаниматологом - доктором, который занимается интенсивной терапией новорожденных детей.
- Как вас воспринимали коллеги? У нас же обычно медсестры женщины работают?
- Большое количество студентов (процентов 30), которые работали в отделениях реанимации, были ребята. Работа там достаточно сложная. Меня воспринимали абсолютно нормально, потому что это традиция среди студентов во время обучения работать на сестринских постах.
- Моя знакомая девушка поступила в этом году в медуниверситет. Она представляет себе работу доктора по сериалу «Интерны». Ее мама уверена, что дочь после окончания вуза будет работать в частном медцентре. Есть ли среди ваших знакомых люди, которые ушли из медицины, потому что были шокированы условиями труда?
- Было такое. Интересный парадокс: конкурс в медуниверситет довольно высок. Трудно поступить, и при этом традиционно остается проблема нехватки врачей. Значит, определенное количество людей, которые поступают, теряются и не попадают в профессию.
Но более обидно, когда человек отучился, пришел в профессию, поработал лет пять, понял, что это его место, но жизнь требует ухода в другую сферу ради заработка денег. Грустно смотреть, как талантливые врачи уходят в бизнес или уезжают за границу. Это потеря для белорусского медицины.
- Много таких среди ваших однокурсников?
- Да. Чуть ли не половина курса, но звездные лица - они кто где: в США, Франции, Африке ...
- Андрей, когда вы последний раз чувствовали удовлетворение от своей работы, честь, что это вы сделали?
- Я работаю в отделении реанимации новорожденных. У детей очень пластичный организм, который имеет тенденцию легко восстаналиваться после повреждений, которые были нанесены. Они чаще выздоравливают, чем взрослые люди. У них нет такого багажа хронических болезней, такой изношенности организма.
Бывает, поступает ребенок с четкой степенью недоношенности (27-28 недель), который весит 700-800 граммов. Благодаря нашей совместной с коллегами работы, этот человек учится самостоятельно дышать, есть, он растет и уже не требует интенсивной терапии. После его переводят в отделение для недоношенных и потом выписывают домой.
Очень приятно чувствовать себя частью хорошо настроенной команды, когда все наши усилия дают плоды. Через некоторое время этот ребенок возвращается с родителями к тебе, и ты видишь, что он растет, развивается - и это радость для семьи. Конечно, ты радуешься вместе с ними.
- То есть даже недоношенный ребенок может вырасти абсолютно здоровым?
- Может. Есть отработанные технологии, но с другой стороны есть индивидуальные особенности организма. Чем больше степень недоношенности, тем больше риск иметь разнообразные проблемы со здоровьем.
И никто не может дать гарантий, что человек вырастет абсолютно здоровым. Даже в самых развитых странах, с наилучшим уходом и выполнением универсальных рекомендаций.
Нельзя сказать, что если человек родился в 25 недель в Америке, то с ним все будет хорошо, а с рожденным в Беларуси нет.
- Если не удалось спасти ребенка, приходилось ли вам слышать оскорбления или угрозы от родителей?
- Да. Люди, когда случается беда, находятся в стрессе. Могут наговорить всякого. Но это большая редкость.
- Получается ли у вас ставить завесу, которая позволяет вам не брать это близко к сердцу?
- Такой навык - часть профессии. Если ты все будешь воспринимать ненадлежащим образом, тебя надолго не хватит. Ты не сможешь выполнять свои обязанности. Надо держать эмоции под контролем.
Мне важно знать, что мы сделали все, что могли. Но не все от нас зависит.
- Были моменты, когда вам хотелось уйти из профессии?
- Знаете, разные были моменты. Если что-то не удавалось, естественным образом возникала мысль: может быть, я просто сделал не так? Но зря ты делал именно это, а не то. И если, не смотря на правильные действия, результат отрицательный, значит, судьбе так надо было. Главное впредь стараться в подобных ситуациях действовать более эффективно. Это то, что связано с профессиональным ростом.
Другой момент - материальное вопрос. Если ты взрослый человек, у тебя есть семья, ты много времени проводишь на работе и не имеешь возможности удовлетворить базовые потребности, думаешь: «Ты мужчина, ты должен семью обеспечивать».
- Сколько врачи вашего уровня могут зарабатывать? Вы же работаете больше, чем на ставку?
- Никто из врачей в нашей стране не работает на ставку. Каждый в среднем работает на 1,4 ставки. Я не исключение.
Есть такая старая шутка: «Почему врачи работают на полторы ставки? - Потому что если работать на одну, то не за что будет кушать, а если работать на две, то не будет когда кушать».
Система оплаты в здравоохранении настолько далека от понятия справедливости, что приводити цифры довольно проблематично. Система построена так, что есть небольшая базовая ставка, к ней приплюсовываются различные приложения, коэффициенты. Кто-то их получает, а кто-то - нет, поэтому оплата может очень отличаться.
Зарплата врача на полторы ставки равна зарплате людей, работающих в промышленности или менеджерами среднего звена. Условно говоря, рядовой инженер на МАЗе, работающий на ставку, зарабатывает столько же, сколько врач, работающий на полторы в республиканском центре и выполняет сложные операции.
Я считаю, что на первом этапе зарплата врача должна быть равна средней зарплате в промышленности. Тогда можно будет каким-то образом остановить вымывание кадров из медицины.
- Ваши друзья - сокурсники, которые уехали в Африку или Россию, рассказывают, сколько они зарабатывают?
- Очень по-разному. Смысл в том, что у них удовлетворены базовые потребности. Они не думают, где им жить и что им есть. Остается еще нечто, чтобы профессионально развиваться, ездить на международные конференции, путешествовать, растить детей.
Все в основном довольны. Еще ни один человек не вернулся в Беларусь и не попросился обратно в инфекционную больницу.
- Что вас держит в медицине?
- Думаю, для каждого человека найти свое место - это большая удача. То, чем я занимаюсь, это мое.
- Вы когда писали о том, что если доктор собирается поехать на конференцию или симпозиум за рубежом, он должен просить разрешение у руководства учреждения, где работает. И даже если доктор собирается поехать в отпуск, все равно он должен получить разрешение администрации.
- Да, если он берет отпуск за свой счет, должен аргументировать.
- При таких условиях возможен профессиональный рост?
- Возможен, но не простой. Значительным препятствием для профессионального роста является работа на полторы ставки. Если ты перегружен ежедневной рутиной, то у тебя банально не хватает времени на то, чтобы что-то почитать, посмотреть, чтобы, например, записаться на бесплатный дистанционный курс.
Вторая причина, которая мешает профессиональному росту, - финансовая неспособность поехать на конференцию дальше, чем в Литву или в Москву.
- Вам удается иногда бывать на международных конференциях?
- Да, я стараюсь не остановить профессиональное развитие. Но это почти всегда личная инициатива.
Как правило, повышение квалификации медработников в Беларуси заканчивается Белорусского академией последипломного образования.
Я знаю очень мало примеров, когда администрация медучреждений работает на то, чтобы их работники были включены не только во внутриреспубликанских «солянку», но и в мировые научные и образовательные процессы и обмен опытом.
- Вице-премьер Тозик еще два года назад предлагал ввести символическую плату за каждое посещение поликлиники, чтобы избавить медучреждения от очередей. Недавно он высказал идею, чтобы белорусы платили за прием у врача, если количество посещений больше 8 раз в год. Помимо этого, Тозик предлагает белорусам платить за необоснованный вызов скорой. Согласны ли вы с этими предложениями? И за какие медицинские услуги, по вашему мнению, белорусы должны платить?
- Бесплатной медицины в принципе не существует. Потому что все равно человек за нее платит: непосредственно из своего кармана или через государство, перечисляя налоги в бюджет.
Я приветствую любую инициативу по разгрузке врачей.
Инициативы Тозика хорошие с позиции разгрузки первичного звена. Но, по моему мнению, они не решат системные проблемы, которые есть в сфере здравоохранения. И многие в профессиональной среде это понимают. Так что с одной стороны, могу одобрить обе эти предложения, а с другой, это может быть неким шагом к более продуманной и понятной стратегии.
- Скажите, а вы и ваша семья обращаетесь в государственные поликлиники либо в частные медцентры?
- Обращаемся и в поликлиники, и в медцентры. К тому же, слава Богу, в нашей системе высокий уровень коллегиальности и взаимопомощи. Когда возникает некая специфическая проблема, ты можешь обратиться к своему ближайшему окружению. Обязательно находятся цепочки, которые связывают с людьми в нужных сферах, которые помогут советом.
- А где, по вашему мнению, работают лучшие врачи - в частном секторе или в государственном?
- Они одинаковые везде. Очень часто бывает так, что человек работает на ставку в больнице, а на половину ставки в медцентре. Особенно те, кто занимается диагностикой. Единственное, что в частных центрах врачей обязывают больше быть дружелюбными к пациентам и больше с ними говорить. Это контролируется.
По моему мнению, есть вероятность получить непрофессиональную консультацию и в поликлинике, и в частном центре.
- Жалоб на докторов приходится выслушивать множество. Изредка услышишь, как врач помог.
- Негативизм, который проявляется к врачам, - это закономерность. Человек, который доволен услугой, расскажет об этом, условно говоря, четырем лицам из своего ближайшего окружения, а недовольный - пятнадцати. Человек более склонен делиться негативными переживаниями. Особенно это характерно для Беларуси. У нас вообще люди не любят хвалить и хвалиться. Все у них плохо. Спросишь, как жизнь? - Да не спрашивай, лишь бы что. И работа, и жена, и теща. И картошка не уродилась, и рыба не ловится. Посочувствовали, прощаешься, а он в новый Туарег сел и поехал баню в загородном доме достраивать.
- Обсуждаете ли вы в профессиональном окружении болезненные проблемы? Какие самые болезненные проблемы существуют для вас сегодня в медицине?
- В профессиональной среде обсуждаем, как и все. Хотелось бы, чтобы было больше рациональности в организации системы здравоохранения. Это и есть основная проблема.
На настоящий момент сама система не готова к тому, чтобы изнутри эти изменения начались. Они должны инициироваться извне.
... У меня есть несколько знакомых, которые целенаправленно ехали рожать в Вильнюс или еще дальше, лишь бы только не в Беларуси, так как отношение пугает. Это выход далеко не для всех, так как не у каждого есть такая возможность.
В качестве примера могу привести польский опыт, касающийся родильных стационаров. Там система была подобная нашей, все было очень закрыто. Поляки устроили общественную кампанию с активным участием СМИ, которая называлась «Родить по-человечески». И действительно это привело к тому, что больше стало шансов родить по-человечески.
- Все чаще в СМИ появляются новости о коррупции в сфере медицины. Как вы считаете, есть ли это результатом низких зарплат?
- Многих интересует: почему невролога поликлиники, которой 54 года, за 20 баксов сажают в тюрьму на 5 лет. И в то же время есть большое количество людей, которые воруют на миллионы, и при этом им либо ничего, либо срок такой же - 5 лет. В любой сфере есть люди, заняты тем, что не работают, а высасывают из кого-то деньги. Чтобы выслеживать и ловить таких людей созданы специальные органы. Это их функция.
Проблемы коррупции в белорусском системе здравоохранения нет. Это мое глубокое убеждение. Она есть может в Азербайджане, еще где.
- Но ведь бывает, когда пациент хочет отблагодарить.
- Благодарить доктора с каждым годом у нас все меньше принято. Одновременно создана такая система, что подталкивает на врачей жаловаться, например, через горячую линию.
Как говорил глава бюро Организации здравоохранения в Беларуси, эта система напоминает «приглашение к доносу». Этот попытка со стороны государства подчинить медработников. Существующая практика рассмотрения жалоб свидетельствует, что практически всегда виноват врач. Какой бы нелепой жалоба ни была.
В повседневной жизни врачу приходится принимать много важных решений, имеющих последствия. Это воспитывает самостоятельность мышления. Соответственно таких людей трудно контролировать. Во всем мире разрабатываются специальные подходы, разные системы работы с такими коллективами. Наилучший образ управлять командой медиков? Хорошо, если у тебя в больнице один доктор Хаус, а если у тебя весь коллектив состоит из Доктора Хауса - это капец. Это не будет работать в принципе.
Контролирование медработников - очень важная сфера деятельности системы здравоохранения. Оборотной стороной этой работы является то, что на врача легче наехать, чем договориться, как говорит мой один коллега. Нередки случаи, когда пациент скандалит, мол, здесь меня не лечат, вокруг меня не бегают, а ну сюда всех. Очень часто это бывает, когда приходит пьяный пациент и начинает качать права.
... На самом деле хотелось бы больше здравого смысла и работы не на достижение показателей, не в удовлетворенность телезрителей, не в красивую картинку в телевизоре, а работы на результат. Нам нужно строить медицину европейского уровня.
- Ваш сын хочет быть доктором?
- Нет, и я не переживаю. Он хотел быть морским биологом, космонавтам, журналистам, архитекторам. Мы с женой с удовольствием примем любой его выбор.
«Солидарность» продолжает проект «Жизнь (не) обыкновенного белоруса». Ждем ваших предложений и приглашений в гости на кухонные посиделки на gazetaby@gmail.com.
Таццяна Гусева, фота Сяргей Балай
Реаниматолог в Минске Андрей Витушко |
"Врачи тут получают больше айтишников". История белоруса, который живет в ЕС по "голубой карте"
Максим Ловгач — программист из Гомеля, его жена Мария — гинеколог. Года два назад молодые люди решили, что хотят жить в Германии, и уехали в страну по «голубой карте». Blue Сard чем-то похожа на Green Card в США, только ее не выигрывают в лотерее, а выдают специалистам с высшим образованием. Не всем, конечно, а только тем, кто прошел отбор. Один из первых его пунктов: найти работу в Германии с годовым доходом 40-50 тысяч евро. Место белорус искал три месяца, разослал резюме в 60 фирм. Ситуацию усложняло и то, что с потенциальными работодателями его разделяло более тысячи километров.
— Все это было довольно сложно, из 60 фирм на мое предложение откликнулись 17 и назначили интервью с менеджерами по персоналу, — вспоминает тот период жизни Максим. — Разговор проходил по скайпу. На следующий этап — техническое собеседование — меня пригласили уже 13, десять — дали технические задания. В итоге я получил три предложения о работе, но только две из компаний согласились оформить меня в штат, пока я еще был в Беларуси.
Теперь белорус с семьей живет в Мюнхене. Работает в IT-компании и учит немецкий.
— До переезда немецкий вообще не знал, только разговорный английский, но здесь все специалисты на своем месте, — витиевато начинает Максим. — Помню, пришел в центр, который работает с эмигрантами, стал говорить с девушкой по-английски, она меня остановила: «Может, лучше по-русски?»
Сейчас три раза в неделю Максим ходит на курсы немецкого. В следующем году он планирует сдать на уровень В1. Если удастся — получит ПМЖ.
— Это фишка «голубой карты», — поясняет собеседник. — Если живешь в стране 21 месяц, исправно платишь налоги в социальный фонд и подтверждаешь язык, получаешь постоянное место жительства. Для сравнения, с видом на жительство на ПМЖ можно претендовать только года через три-пять.
— А если завалишь тест?
— Есть еще одна попытка: через 33 месяца сдаешь элементарный А1, а это уже совсем просто.
Звучит легко, Максим рассказывает бойко, вот только зачем уезжать, если и в Беларуси айтишники и так неплохо живут?
— У нас большинство IT-компаний работают на аутсорсе и пишут проекты для заказчиков из других стран, мне же хотелось делать свой продукт. В Беларуси таких компаний немного — Wargaming, Viber, Maps.me, — перечисляет собеседник, объясняя решение об эмиграции. — Маша тоже хотела развиваться, к тому же у нее, как у медика, была просто смешная зарплата. Грубо говоря, в месяц я платил налогов столько, сколько моя жена зарабатывала. Мы еще шутили: мне проще не делать эти отчисления, а ее содержать.
«Папка с документами получилась внушительная: сантиметров 30 в ширину»
Позже семья переехала из Гомеля в Минск, у них родилась дочка. Когда малышке исполнилось шесть месяцев, Ловгачи отправились путешествовать по Европе.
— В ближайшие 10-15 лет мы не планировали покупать квартиру, поэтому могли позволить себе много путешествовать, — вспоминает те годы собеседник. — Посмотрели страны, где бы хотели жить, и остановились на Германии. Тут много продуктовых IT-компаний, что важно для меня, а также понятная и прозрачная система подтверждения дипломов врача — это для Маши.
Знакомые подсказали: проще всего эмигрировать по «голубой карте». Она появилась лет пять назад и действует практически для всех стран Евросоюза.
До Максима ей уже воспользовались три его приятеля — тоже айтишники.
— Я почитал, какие документы нужно предоставить в немецкое посольство, и процесс пошел, — рассказывает он. — Папка получилась внушительная: сантиметров 30 в ширину.
Главный в ней документ — диплом о высшем образовании.
— Для Blue Сard «вышка» — обязательное условие, — перечисляет Максим. — При этом у них есть список востребованных специалистов — врачи, инженеры, программисты, и обычных, допустим, учителя. Первым для «голубой карты» нужно найти работу с доходом в 40 тысяч евро в год, вторым — около 50 тысяч. Насколько я понимаю, так немцы защищают внутренний рынок от специалистов, которых у них хватает.
Сдавать экзамены, чтобы подтвердить диплом, белорусу не требовалось.
— В Германии есть сайт, куда ты вводишь вуз и специальность, если они в базе, то ничего подтверждать не нужно. Распечатываешь и несешь в посольство. Так было у моего приятеля, который заканчивал БГУИР, — приводит пример собеседник. — Мне повезло меньше. Я выпускник и магистрант Гомельского технического университета имени Сухого, в списке вуз был, а специальность — нет. В итоге я запечатал дипломы в конверт и отправил в Бонн, где находится организация, которая занимается подтверждением документов. За все я заплатил 300 евро.
На родину «корочки» вернулись недели через две.
«Когда пришел подаваться, сказали написать сочинение на тему „Как мы с женой познакомились“»
Параллельно белорус искал в Германии работу, переводил на немецкий трудовую, свидетельство о браке, рождении ребенка.
— Когда пришел в посольство подаваться, мне дали забавное задание: сочинение на тему «Как мы с женой познакомились».
Написал Максим, видимо, неплохо: национальную визу, которая позволяет находиться в Германии и там работать, ему выдали через час. Жене и дочери — назавтра.
— Маше, кстати, никаких бумаг собирать не пришлось, — говорит собеседник. — Я шел как главный заявитель, который будет работать, а они уже ко мне привязаны. Это идет как воссоединение семьи.
Первую работу Максим нашел в Дрездене, туда и переехали. Сначала он, а через месяц и семья.
— Чтобы получить «голубую карту», пришлось еще и в Германии собрать немало документов, — смеется собеседник. — Месяца три у меня на это ушло. Самым сложным обычно бывает прописаться.
Максиму повезло: на два месяца компания поселила его в корпоративную квартиру, тут ему и поставили нужный штамп.
— А что делают те, кому жилье не предоставляют?
— Ищут квартиры, где делают прописку, или на месяц селятся в отель, — отвечает собеседник. — Гостиница, конечно, самый дорогой вариант, зато тут тоже можно прописаться. Иначе без регистрации ты не можешь открыть банковский счет и делать отчисления в социальный фонд. Так что выхода нет. Ну а если все нормально, как в моем случае, собираешь документы, назначаешь встречу в центре, где работают с эмигрантами, и получаешь Blue Сard.
— А вдруг откажут?
— Если уже выдали национальную визу, то не откажут. По крайней мере, у моих знакомых программистов и врачей никаких проблем на этом этапе не возникало, — продолжает молодой человек. — Справку на получение Blue Сard мне выдали сразу, а через месяц прислали уже саму карту.
«В декабре меня и 30 процентов сотрудников нашей фирмы сократили»
Максим показывает свою Blue Сard, шутит: тут указан даже рост и цвет глаз хозяина. И продолжает рассказывать:
— Контракт в Дрездене у меня был бессрочный, поэтому карту мне выдали на четыре года. Интересно, что ПМЖ я мог получить уже через 21 месяц, а жена с дочерью — только через пять лет. Я так понимаю: это чтобы мы были привязаны друг к другу, и по приезду не развелись.
— А если вдруг развод?
— Нет, — отвечает категорично, секунду думает и продолжает: — Возможно, в случае развода их с дочкой отправят в Беларусь.
— Непростая у жены ситуация.
— Наоборот, — улыбается собеседник. — Они с ребенком привязаны ко мне и получают все социальные гарантии, что и я. Например, лечение по страховке. Когда Маша подтвердит диплом, она может сразу работать, а не ждать временное и постоянное разрешение на работу. Причем врачи здесь получают больше, чем программисты. А еще, пока малышке не исполнится 18 лет, нам, как и немцам, раз в месяц платят 200 евро детских.
По «голубой карте», продолжает Максим, они с семьей могут путешествовать по странам «шенгена» и в любой из них остаться жить. Для переезда, правда, понадобится получить согласие в центре для эмигрантов. «Добро» нужно и в случае, если хочешь сменить работу.
Хотя ситуации бывают разные.
— В декабре у моей компании в Дрездене начались проблемы, — возвращается к событиям прошлой зимы Максим. — 30 процентов сотрудников, в том числе и меня, сократили. Ситуация малоприятная, тем более, что по правилам «голубой карты» у человека есть всего три месяца, чтобы найти новое место. Не знаю, конечно, как это контролируется, но пункт такой есть.
Из-за работы белорус не паниковал, айтишники, он точно знал, в Германии нужны. Правда, некоторые фирмы, которые знают ситуацию с «голубыми картами», пытаются на этом заработать.
— Когда человек едет по Blue Сard, сразу ему стараются дать зарплату ниже рыночной, — поясняет экономические тонкости Максим. — И только если докажешь, что ты хороший специалист, выйдешь на нужный заработок.
Подходящую вакансию Максим нашел в Мюнхене, на все про все понадобилось полтора месяца. Говорит, если бы не новогодние праздники, справился бы быстрее. Вопрос с переездом центр, который занимается мигрантами, решил без проблем. Папка с документами Ловгача из Дрездена перекочевала в Мюнхен.
— Какие у вас сейчас планы? — спрашиваю напоследок.
— В Мюнхене нам нравится, — отвечает Максим. — Я занимаюсь интересным делом, ребенок ходит в сад, а Маша готовится подтвердить диплом. Недавно жена попала в больницу. Тут хорошая медицина, и условия, как в сериале «Доктор Хаус»: палата на двоих и завтраки на выбор. Все это оплачивает моя страховка. Но покупать в этом городе жилье мы не собираемся. На пенсии планируем приобрести однушку в Испании и поселиться где-нибудь у моря.
Екатерина Пантелеева / СМИ
