Эмигрировавший белорусский анестизиолог прокомментировал суд по делу «Экомедсервиса»

18.02.2014
33
0

Приговор суда по делу «Экомедсервиса» в интервью корреспонденту «БелГазеты» Евгении Семеновой анонимно прокомментировал белорусский анестезиолог, недавно покинувший страну и работающий по специальности за границей.

- Врач еще легко отделался, хотя бы не тюрьма, а поселение! С другой стороны, адекватно ли закрывать на 4 года 50-летнего анестезиолога, на счету которого 10 тыс. успешных анестезий, в условиях нехватки кадров, ухода медиков из профессии, подорванного престижа профессии, отъезда врачей за границу? А ведь он просто пытался работать, выживать и содержать свою семью.

По-моему, чтобы судить врача за ошибку или халатность, надо иметь минимальное представление о специфике его профессии в Беларуси. Вы знаете, как поносят врачей, которые стараются помочь, простые люди - только из-за того, что ты им не улыбнулся после полутора суток на работе? И как за каждую жалобу, обоснованную или нет (что в 99%), начальство нас ....?

Попробуйте копнуть по судам - увидите, как ведутся дела, когда заявление о нападении или клевете пишут медики. Поверьте, вы бы плакали. Почему-то по таким делам нет громких судебных слушаний с репортерами в зале и обсуждениями на форумах. И вообще, ругаете ли вы колесо, которое взорвалось на трассе и в аварии погибли люди?

- Под «колесом» вы подразумеваете аппарат ИВЛ белорусского производства, который начал сбоить?

- Думаю, не стоит акцентировать внимание на стране-производителе, все эти аппараты довольно надежны - по крайней мере, схемы безопасности в них. Конечно, новый и иностранный аппарат намного симпатичнее выглядит и работать с ним проще, но для ИВЛ в первые сутки сильной разницы нет (а вот для продленной ИВЛ, когда приходится держать так людей неделями без перерыва, современная иностранная техника более предпочтительна).

- Но этот аппарат ИВЛ имел ряд неисправностей - сломанный газоанализатор, нарушенная герметичность, колба, заклеенная скотчем... Кроме того, 3 года не проходил сервисное обслуживание. По-вашему, такие неисправности не критичны?

- Скажу одно: при нарушенной герметичности контура физически невозможно задать на аппарате нужные параметры. Больше ничего пояснить не могу - надо быть рядом с аппаратом и видеть, что там неисправно. А что касается скотча, даже шарик воздушный не лопается, если проколоть его шилом и заклеить в этом месте скотчем.

Если оборудование на самом деле было неисправным и врачей заставили делать на нем операцию, на скамью подсудимых должен был сесть тот, кто заставил. А если врачи сами решили проводить операцию, не поставив руководство и пациента в известность, то сами виноваты.

Однако, по моему мнению (и мнению моих заграничных коллег), все дело тут в организации всего и вся в нашей стране. Для больших людей - и в верхах отрасли, и в руководстве таких вот центров - имеют значение только деньги. На все остальное им плевать, их не заботит ничего.

Информации об этом процессе очень много, но в то же время очень мало. Суд ничего толком не прояснил, сквозь недомолвки не продраться. Никто и никогда не расскажет суду все, что знает об этой истории, каждый преследует свои цели. Но козлом отпущения точно не будет учредитель этого центра, ибо нечего таким людям делать на скамье подсудимых!

А версий может быть много - это и одна на энное количество наркозов «анестезиологическая смерть», и показатель хлипкости системы, которая на всех уровнях держится на «там-сям сэкономили, там-сям схалявили, там-сям расслабились», и просто стечение обстоятельств.

- Родители заявили иск в $1 млн. - по их мнению, это среднеевропейская сумма морального ущерба, а их дочь не хуже среднего европейца. Однако по решению суда они получат лишь $100 тыс.

- Простите, а родители знают, сколько в Европе стоит ринопластика в частной клинике? К сожалению, жизнь в нашей стране стоит не так дорого. И к тому же, идя на операцию, девушка подписывала бумагу о согласии и была предупреждена о последствиях. Такую бумагу дают подписывать даже при обследовании пищевода и желудка (ФГДС) - это инвазивный метод обследования и не исключены осложнения, иногда вплоть до летальных.

Я думаю, родители имеют право на такую же сумму компенсации, какую давали родственникам погибших в метро при взрыве.

- На фоне последних событий чиновники вновь оживились, заговорив о необходимости реформ. К примеру, вице-премьер Анатолий Тозик опасается деградации отрасли...

- Медицина в Беларуси не деградирует: поверьте, у нас очень много спецов и душевных людей. Конечно, без г...на нигде и никак, но такого минимум. Зато можете передать Тозику, чтобы он обратил внимание на клановую медицину: вверх у нас идут те, у кого или родители высоко, или очень хорошие знакомые. Например, несколько лет назад, когда по такому же принципу сменилось руководство скорой, за первый же год из штата сотрудников ушло 250-300 человек из-за низких зарплат и хамства нового начальства.

В больнице, где я работал почти 4 года, я однажды попросил первичную переподготовку от больницы (бесплатно). Но мне не дали. Зато двум врачам, родители которых тем или иным способом пробрались в верха медицины, тут же дали без проблем. Я же оплачивал себе учебу сам, что составляет в «БелМАПО» $2 тыс.

- Почему вы уехали из Беларуси?

- Не скажу ничего нового. Зарплаты белорусских медиков - это кость для голодной собаки. Работая на 2 ставки в одной из лучших минских клиник реаниматологом, я получал Br7 млн. Это с премиями и всеми надбавками, чистыми на руки! При этом моя жена никогда не видела меня в ясном уме. Как вы считаете, это приемлемо? А доктор с высшей категорией на те же 2 ставки, с выслугой лет, - Br11 млн.! То есть путем простой математики делим на 2 и получаем чистую зарплату в Br3,5 млн. у меня и Br5,5 млн. у доктора, максимально прокачанного стажем и категориями. Как за это можно жить? А моя жена на интернатуре делала вклад в семейный бюджет на целых Br1,5 млн.

- Что в такой ситуации государству нужно делать с отраслью, не пуская при этом под нож священную корову - бесплатную медицину?

- Наверно, то же, что Швеция, Швейцария или Монако, где нет никаких ресурсов. Поменять все руководство и поставить туда людей с мозгами. И тут не с медицины надо начинать. Знания и умения не так важны, как ответственность за человеческую жизнь на всех уровнях. Как мы видим по частному случаю в «Экомедсервисе», для того, чтобы человек умер, много не надо. Ей просто делали ринопластику! Это сродни маникюру или прическе невесты перед свадьбой.

Мнение автора может не отражать точку зрения редакции doktorab_main.BY

Гость, Вы можете оставить свой комментарий:

Чтобы оставить комментарий, необходимо войти на сайт:

‡агрузка...

"Противно слушать такую чушь". Рекордсмен Беларуси намучился с травмой из-за ошибок наших врачей

Весной прошлого года Дмитрий Набоков обновил рекорд Беларуси в прыжках в высоту, продержавшийся 25 лет. Дима прыгнул на уровне серебряной награды Олимпиады-2016, а вскоре травмировался. В интервью SPORT.СМИ Набоков рассказал, как неверная постановка диагноза затормозила его карьеру, объяснил, почему он считает свой пиковый результат бесполезным, а также поделился нюансами технической стороны допинг-контроля.

«Следовали рекомендациям сразу трех врачей. Колоть? Ладно. Ударная волна? Давайте!»

Рекорд страны Дмитрий Набоков, чемпион Европы 2017 года среди молодежи, установил на республиканской Универсиаде по легкой атлетике. Тогда начальной высотой для прыгуна стали 2,15 м. Все следующие высоты, включая 2,32 м, он преодолевал с первой попытки. На 2,34 м потребовалось два подхода. Рекордные 2,36 м он взял с первого раза. Затем замахнулся на 2,40 м, но после неудачи принял решение завершить выступление.

Для сравнения: с результатом 2,36 м катарец Мутаз Эсса Баршим финишировал вторым на Олимпийских играх 2016 года. В 2018 году победитель чемпионата Европы немец Матеуш Пжибилко в лучшей попытке показал 2,35 м. На этих соревнованиях Набоков, увы, был зрителем — из-за травмы.

— Прыгнул 2,36 м на Универсиаде в Бресте, не отдохнул как следует и поехал на два турнира: этап «Бриллиантовой лиги» в Осло и коммерческий старт в Польше, — обращается к предыстории 23-летний прыгун, уроженец Белыничей. — Что касается Осло, то не могу сказать, что у меня там болела нога и поэтому я «обделался». Выступить в полную силу помешали организационные промахи. Сперва должны были установить 2,15 м — минимальная высота в прыжках. Только Баршим попросил 2,20 м. Мы справились с первой ступенью соревнований, как вдруг планку установили на отметке 2,25 м. Оказалось, ранее нам вместо 2,15 м поставили 2,20 м. Как? Как так можно?! Ладно, взял высоту, причем с первого раза. Однако штука в том, что мне требовалось время на то, чтобы разогреться, подготовиться к высотам через прыжки на 2,15 м, 2,20 м, 2,25 м. Когда пошел на 2,25 м, меня охватил мандраж. Вторую попытку неплохо исполнил, хотя ноги не справились с задачей. По ощущениям был готов прыгать 2,29 м… Если посмотреть на высоты других прыгунов за вычетом, пожалуй, Данила Лысенко и того же Баршима, то они так себе.

Только завершились соревнования в Осло, как я уже в дороге. Меня почему-то лишь в последний момент предупредили, что два турнира стоят подряд. Отказаться не мог.

— Кто составлял твой календарь?

— Это вотчина тренера и менеджера. Видать, забыли сообщить мне… Дурацкий перелет с пересадкой. Ночь не спал. По приезде доставили не в ту гостиницу. Наконец добрался до нужной точки, поел, поспал три часа и отправился на соревнования. Предпосылки к тому, что не все в порядке с толчковой ногой, появились там.

По возвращении в Минск — раз плохо получилось, два — снова плохо. Боли были, но поездку на чемпионат Европы не стали отменять. Затем старт в Минске: без подготовки пошли на него. Обрадовался, что в таком состоянии получилось прыгнуть на 2,28 м. «Ах, вот если удастся подлечиться…» — тешил себя надеждой. Ходил на физиопроцедуры: ультразвук в паре с магнитом. Время шло, а прыгать без болевых ощущений по-прежнему не мог. В момент отталкивания нога подкашивалась вместо того, чтобы оставаться упругой.

Сходили с МРТ-снимком к одному доктору, второму, третьему. Ничего конкретного не услышали, а чемпионат уже вот-вот. Что делать? Мы следовали рекомендациям сразу трех врачей. Колоть? Ладно. Ударная волна? Давайте! Приходилось терпеть удары молоточка по местам, где особенно сильно болело.

Проще говоря, были предприняты все попытки, чтобы быть готовым к чемпионату Европы. Но на выходе — только 2,15 м, а без прыжка на 2,20 м там делать нечего. Это не надо ни мне, ни нашей федерации. Зачем? Нет, я поехал, но только чтобы посмотреть чемпионат и поддержать ребят из нашей сборной.

«Рекордные 2,36 м — бесполезный результат. Лучше бы я прыгнул десять раз в сезоне по 2,32 м, чем один раз — 2,36 м»

Пока Дима занимался восстановлением здоровья, в прыжках в высоту в Беларуси все внимание приковано к 21-летнему Максиму Недосекову. На чемпионате Европы он с результатом 2,33 м стал вторым. На национальной церемонии «Атлетика» по итогам сезона 2018 года Недосекова назвали лучшим легкоатлетом страны в двух категориях — «Взрослые» и «Молодежь».

— А чего мне злиться? Хуже остальным прыгунам не становится от того, что Макс побеждает, — философски рассуждает Дима. — Я скорее рад за Макса. Он красавчик. Взял серебро на чемпионате Европы по личному рекорду, и это на фоне проблем с желудком. У него стальной характер.

Диме тоже ничего не оставалось, как проявлять выдержку и волю. Неопределенность в течение полугода лечения доставила ему неприятности, однако это не первый случай, когда он травмировался. Зимнюю часть сезона 2017 года он также пропустил — из-за болей в толчковой левой ноге. Прыгуна беспокоила передняя часть стопы.

— Угнетает психологически, когда ты тренируешься, тренируешься, тренируешься, а на соревнованиях смотришь, как прыгают другие. А я ведь тоже так хочу! Понимаю, что могу прыгать много. Переношу большой объем работ, то есть я работоспособный парень. Мы с Леонидовичем (Владимир Леонидович Фомичев — тренер Набокова. — Прим.ред.) работаем много. Я могу еще больше. Знаю, где могу добавить… А рекордные 2,36 м — бесполезный результат. Ничего хорошего он мне не принес. 700 рублей за рекорд страны? Ха, ну разве что! И все же лучше бы я прыгнул десять раз в сезоне по 2,32 м, чем один раз — 2,36 м. Это ведь было не на чемпионатах Европы и мира, не на Олимпиаде. А будь так, то, конечно, я бы почувствовал, что сделал что-то важное.

До начала зимней части сезона 2019 года Дима лечился. На традиционный Рождественский турнир в ТЦ «Столица» в декабре он заявился, но из-за все той же болячки прекратил борьбу довольно рано, не справившись с высотой 2,20 м.

— Врачи пели дифирамбы после МРТ-снимков, сделанных в отсутствие прыжковой работы. Говорили, что прогревания и уколы давали эффект и что у меня все ок. Прыжки с полного разбега начал делать 17 декабря. Сразу почувствовал, что проблема не решена. С пяти шагов прыгал кое-как, а надо ведь с семи! Тогда обратился в частную клинику. На приеме узнал много нового. Если коротко — у меня в пятке образовался «шип» (пяточная шпора или подошвенный фасцит).

В частной минской клинике Диму обнадежили, и он полагал, что поправится к чемпионату Европы в помещениях (состоялся 1−3 марта в Глазго), чего не случилось. Причина — в неправильной постановке диагноза. Установить это позволили специалисты Университетской клинической больницы № 1 Первого Московского государственного медицинского университета им. Сеченова, где осмотр для Набокова устроил тренер Владимир Фомичев. 30 января Диму прооперировали здесь.

— Предположение о «шипе» не подтвердилось, и никто в Минске мне не говорил о необходимости хирургического вмешательства, — настаивает молодой человек. — Кричали: «У тебя все хорошо! А боль пройдет». Считали, что причина болевых ощущений в больших объемах тренировок. Противно слушать такую чушь. Ужасно! «Я раньше тренировался вдвое больше, — отвечал. — Нужно, наверное, найти причину, а не говорить ерундятину!»

Решили ехать в Москву, а запасным вариантом была поездка в Бельгию. В Москве сразу дали понять, что дело в импиджменте (возникает как результат защемления верхнего голеностопного сустава. — Прим.ред.), образовался нарост приличных размеров. Это место мне прилично почистили. Компьютерная томография на оборудовании в Москве дала больше информации, чем мы могли рассчитывать в Минске. По снимкам, сделанным «дома», московским специалистам тоже было трудно сделать заключение, но там хоть думали в верном направлении.

«В семь утра пришли допинг-офицеры. Хорошо, сели, посидели. Подождали, пока я схожу…»

Вернемся к рекорду Набокова ради рассказа о том, как спортсмены сдают допинг-тесты.

После прыжка на 2,36 м на Универсиаде в Бресте Дима остался в городе над Бугом на тренировочный сбор. В то же время ему требовалось пройти допинг-контроль, чтобы результат был признан. Допинг-офицеры просили прыгуна прибыть для сдачи мочи в Минск.

— Я не поеду, — был категоричен он. — Тогда позвонил тренер, тоже упрашивал: «Садись в машину, езжай! Они бензин тебе оплатят». — «Бензин — хорошо, но кто мне оплатит время? На Минск из Бреста ехать нормально — около четырех часов в одну сторону». А вдоль трассы камер полно! «Нет, не поеду», — твердо решил. В итоге допинг-офицеры приехали ко мне в Брест. Было уже около двух часов ночи.

За 2018 год специалисты Национального антидопингового агентства взяли у меня порядка пятнадцати проб. Еще я состою в международном пуле спортсменов, так вот, когда меня проверяют по международной линии, приезжают другие люди. Стучат в дверь моей комнаты в общежитии РЦОП по легкой атлетике в семь утра, как было в октябре. Почему они пришли так рано? Дело в том, что при предоставлении данных о своем местонахождении в АДАМС (Антидопинговая система администрирования и менеджмента — это виртуальный банк данных, используемый для ввода, хранения, обмена и отчетности. — Прим.ред.) за квартал, я указал предпочтительную дату и время для визита ко мне — с семи до восьми утра. Ведь если схожу в туалет до прихода допинг-офицеров, то повторить в ближайшие пару часов не смогу.

Так вот, когда допинг-офицеры пришли, причем ровно в семь, что стало неожиданностью, сначала постучали в соседнюю дверь блока на две комнаты, то есть ошиблись. Я вышел к ним. Хорошо, сели, посидели. Подождали, пока я схожу…

— Постой, они ведь должны быть с тобой в туалете!

— Все верно. Ждали, пока я захочу. Потом выдали баночку. Я пошел в туалет, а контролер стоял рядом, смотрел, что я делаю. Бывает, некоторые не просто находятся вместе с тобой в туалете, а прямо смотрят, как ты это делаешь. Специфика профессии, ничего не поделаешь. Нужно соблюдать процедуру сдачи допинг-проб, ведь за несколько предупреждений можно серьезно поплатиться — схлопотать дисквалификацию вплоть до четырех лет.

После операции Набоков находится под присмотром у известного в спортивных кругах реабилитолога Натальи Масловой.

— Все вроде идет неплохо. Посмотрим, — проявляет сдержанность Дима. — Уже бегаю. Не очень быстро, но могу бежать в течение получаса. Минимальный дискомфорт проявляется только при определенных упражнениях. Скоро начнется второй этап реабилитации, который даст представление о текущем состоянии.

— Какой прогноз? К маю вернешься к соревновательной практике?

— Вряд ли. Не успею набрать объем. Нужно поработать, попрыгать.

— Возможно, позднее проведение чемпионата мира по легкой атлетике, а он состоится в сентябре-октябре, тебе на руку?

— Может, и так! Вот почему стараемся не форсировать восстановление.

Юрий Михалевич / Фото: Ольга Шукайло / SPORT.СМИ



‡агрузка...